— Э… А! — сказал Арчи с интересом. — Домашнее варево, а?
— Сотворенное вот этими руками. Вчера я добавил изюму для ускорения. Изюм — это вещь. И кстати, об ускорении: ради всего святого, постарайся быть пунктуальнее. Сегодня мы потеряли час отличного дневного света.
— Это мне нравится! Я пришел с точностью до минуты. И болтался на лестничной площадке, дожидаясь тебя.
— Ну-ну, не важно, — нетерпеливо сказал Д.Б. Уилер, ибо душу художника всегда раздражают мелочи жизни. — Суть в том, что мы взялись за дело на час позже. Так что завтра, пожалуйста, будь здесь в семь как штык.
Вот почему на следующее утро Арчи поднимался по лестнице виновато и с трепетом: вопреки наилучшим своим намерениям он опоздал на полчаса. И испытал большое облегчение, обнаружив, что его друг также задержался в дороге. Дверь мастерской была открыта, он вошел и увидел даму зрелых лет, которая драила пол шваброй. Арчи скрылся в спальне, где облачился в свой купальный костюм. Когда он покинул спальню, уборщица уже удалилась, но Д.Б. Уилер все еще блистал своим отсутствием. Ничего не имея против такой отсрочки, Арчи уселся коротать время с утренней газетой, поскольку за завтраком успел ознакомиться только со спортивной страницей.
Ничего особенно интересного на других страницах он не обнаружил. Накануне имела место очередная афера с ценными бумагами, полиция, как сообщалось, идет по горячему следу предполагаемого Преступного Ума, вдохновителя этих финансовых операций. Рассыльный по имени Генри Бабкок арестован и с минуты на минуту начнет давать показания. Не слишком увлекательный материал для человека, который, подобно Арчи, никогда не владел ни единой ценной бумагой. С заметно большим интересом он перешел к бодрящей заметке в полстолбца, посвященной джентльмену в Миннесоте, который, по мнению Арчи, вспомнившего мистера Дэниела Брустера, с большой находчивостью и гражданским мужеством тюкнул своего тестя фамильным резаком. И только после того, как он прочел заметку дважды все с тем же тихим одобрением, ему пришло в голову, что Д.Б. Уилер слишком запаздывает. Он поглядел на часы и обнаружил, что провел в студии сорок пять минут.
Арчи потерял терпение. Хотя он и был терпеливейшим типчиком, это, решил Арчи, уже слишком- слишком. Он встал и вышел на площадку лестницы взглянуть, нет ли там каких-либо признаков указанного субчика. Никаких. Ему стало ясно, как все произошло. По той или иной причине чертов художник вообще в мастерскую приходить в этот день не намерен. Вероятно, он позвонил в отель и попросил передать это Арчи, но Арчи уже ушел. Другой подождал бы, чтобы удостовериться, что его весть дошла до адресата, но только не тупица Уилер, самый пустоголовый субъект в Нью-Йорке. В полном расстройстве Арчи повернулся, чтобы возвратиться в студию, переодеться и уйти.
На его пути возникла массивная дубовая преграда. Неведомым образом дверь у него за спиной умудрилась самозапереться.
— Чтоб ей! — сказал Арчи.
Мягкость этого восклицания доказывает, что он не сразу осознал весь ужас своего положения. В первую минуту его ум занимался решением задачи, каким образом дверь заняла такую позицию. Насколько ему помнилось, он ее вообще не закрывал. Разве что бессознательно. Когда он был дитятей, коварные взрослые долбили ему, что маленький джентльмен всегда закрывает за собой дверь, и, по-видимому, его подсознательное «я» прочно усвоило этот урок. И тут он внезапно понял, что этот адский услужливый осел, его подсознательное «я», усадил его в редкостную лужу. Там за дверью, недостижимый, как честолюбивые помыслы юности, покоился благопристойный костюм верескового цвета, а он был здесь, один в суровом мире и в купальнике лимонного цвета.
При любом подобном кризисе человеку открываются две принципиальные возможности: либо остаться там, где он находится, либо отправиться куда-нибудь eщe. Арчи, опираясь на перила, внимательно изучил оба эти пути. Если он останется здесь, ему придется провести ночь на этой чертовой площадке. Если он в таком одеянии возьмет ноги в руки, то будет схвачен полицейскими не дальше чем через сто ярдов. Пессимистом он не был, но волей-неволей ему пришлось признать, что дело дрянь.
И вот, пока он с некоторым напряжением размышлял над этой проблемой, снизу донесся звук поднимающихся шагов. Но надежда на то, что это поднимается Д.Б. Уилер, проклятие рода человеческого, тоскливо угасла в первый же миг. Кто бы ни поднимался по лестнице, поднимался бегом, а Д.Б. Уилер никогда не бегал вверх по лестницам. Он не принадлежал к этим тощим, изможденным одухотворенного вида гениям. Кисть и карандаш обеспечивали ему солидный доход, большую часть которого он тратил на ублаготворение своих материальных потребностей. Нет, этим человеком не мог оказаться Д.Б. Уилер.
И не оказался. Арчи увидел высокого худого мужчину, совершенно ему незнакомого, который, видимо, очень торопился. Он открыл студию этажом ниже и скрылся внутри, даже не потрудившись запереть за собой дверь.
Появился он и исчез практически в рекордное время, но, как бы кратко оно ни было, его оказалось достаточно, чтобы утешить Арчи. Ему внезапно был ниспослан яркий луч надежды, а с ним явился и восхитительный сочный план, как разделаться со всеми неприятностями. Что может быть проще, чем прогуляться вниз на один лестничный марш и с веселой непринужденностью попросить разрешения у типчика воспользоваться его телефоном? И что может быть проще, когда он окажется перед телефоном, связаться с кем-нибудь в «Космополисе», чтобы тот прислал в саквояже пару-другую брюк и все такое прочее? Великолепное решение, думал Арчи, спускаясь по ступенькам. То есть даже смущаться нечего. Этот типчик, раз он живет в таком доме, и глазом не моргнет, увидев типуса, прогуливающегося тут в купальном костюме. Они вместе дружески посмеются над случившимся.
«Послушайте, мне очень неприятно вас беспокоить, отрывать от дел и все такое прочее, но вы не против, чтобы я заскочил на полсекунды и воспользовался вашим телефоном?»
Вот такую речь, чрезвычайно корректную и отточенную речь, приготовился Арчи произнести, едва тот появится перед ним. Не произнес он ее по той причине, что тот не появился. Он постучал — никакого эффекта.
— Послушайте!
Тут Арчи заметил, что дверь слегка приоткрыта и что на конверте, прикнопленном к филенке, значится имя «Элмер Л. Лунн». Он приоткрыл дверь чуточку пошире и попробовал еще раз:
— О, мистер Лунн! Мистер Лунн! Вы тут, мистер Лунн?
Арчи жарко покраснел. Его чуткое ухо уловило в этих словах полнейшее сходство с первой строкой рефрена популярных водевильных куплетов. Он решил больше не тратить красноречия на человека с такой неудачной фамилией, пока не встретится с ним лицом к лицу и не получит возможности говорить слегка потише. Чистейший абсурд — стоять перед дверью типчика, распевая водевильные хиты, да еще в купальном костюме лимонного цвета. Он толкнул дверь, вошел, и его подсознательное «я», всегда безупречный джентльмен, тихо затворило ее за собой.
— Вверх! — произнес негромкий, зловещий, грубый, недружелюбный и неприятный голос.
— А? — сказал Арчи, резко поворачиваясь на своей оси.
Он увидел перед собой торопливого джентльмена, который поднялся по лестнице бегом. Спринтер вытащил пистолет и свирепо прицелился в лоб Арчи.
— Руки вверх! — пояснил хозяин.
— Ладненько! Абсолютно! — отозвался Арчи. — Я только хотел сказать…
Тот взирал на него в большом изумлении. Костюм Арчи, казалось, произвел на него неизгладимое впечатление.
— Ты кто, черт подери? — осведомился он.
— Я? Ну, мое имя…
— К черту твое имя. Что ты тут делаешь?
— Собственно говоря, я заскочил спросить, нельзя ли воспользоваться вашим телефоном. Видите ли…
Его собеседник, казалось, испытал некоторое облегчение, и суровость его взгляда словно чуть смягчилась. Арчи как визитер, хотя и нежданный, видимо, оказался приемлемее, чем он предполагал.
— Не знаю, что с тобой делать, — сказал он задумчиво.
— Если вы разрешите мне прыгнуть к телефону…
