— Гедж. Дж. Веллингтон Гедж. И я очень рад встрече, мистер Слаттери. Как насчет пропустить по маленькой?
Тень прежней угрюмости проскользнула в тоне грабителя.
— Не понял. Как это «пропустить по маленькой»? У тебя же нет денег.
— Так ты мне одолжи!
Нельзя сказать, чтобы в планы Слаттери, отправлявшегося на уличный грабеж, входило финансирование будущих жертв, но в голосе его собеседника проскользнуло нечто такое, что в нем откликнулся дух благородства и он протянул сотню франков.
— Слушай, а ты не мог бы увеличить заем до двух сотен?
— Хм, ладно, — согласился Слаттери без особой сердечности.
— А знаешь, что я тебе скажу! — воодушевился Гедж. — Одолжи-ка ты мне для ровного счета — тысячу! Получится кругленькая такая, симпатичная сумма!
Без особого пыла Слаттери отлепил купюру от своей тощей пачки, словно бы недоумевая, где это он подцепил идейку, будто уличный грабеж — прибыльное предприятие?
За столиком в маленьком кафе у гавани Геджа обуяла словоохотливость. Уже много месяцев он томился по сочувственному уху, в которое мог бы излить свои несчастья, и наконец оно подвернулось. Этот миляга взломщик, решил он, услышит все.
— Да-с, сэр, — приступил он. — Вот так оно все… Все деньги у моей жены, а я в доме так, «Эй, ты! Принеси-подай!».
— Неужели правда?
— Да-с, сэр. Простофиля, вот я кто. Так, никто. Ты не промахнешься, если скажешь, что я птаха в золоченой клетке. Чего бы ни пожелала миссис Гедж, все так и делается. Хотел я жить в Калифорнии. Нет, настояла, чтоб мы поехали во Францию. Ты что думаешь, будь у меня деньги, я б жил в такой дыре, как шато «Блиссак»? Нет, сэр! Вернулся бы в Глендейл, где мужчины — настоящие мужчины! Слаттери чуть вздрогнул.
— Так ты в Шатублиссаке живешь?
— Да-с. Вот именно. В шато «Блиссак».
Слаттери раздумчиво пожевал нижнюю губу. Открытие, что коротышка живет, пусть даже в скромной роли птахи, в доме, о котором он столько мечтал, всколыхнуло его. Он не мог сказать наверняка, какие надежды возлагает на их знакомство, но одно чувствовал безусловно — расположения нового знакомца добиваться стоит.
— Живешь, значит, там? Ну и ну! — вежливо заметил он.
— Да-с, сэр. Миссис Гедж настояла, чтобы мы сняли этот дом в аренду. А я б и гроша за такой не дал! Меня от него прям тошнит. И это еще не все! Нет, не все!
— Нет?
— Нет, сэр. Знаешь что?
— Что?
— Когда она выложила мне это сегодня утром, меня прям перышком сшибить можно было. Ну догадайся вот что?
— А что?
— Ни в жизнь не скумекаешь!
— Так что, а?
— Представляешь, что она мне выложила сегодня утром?
— Да откуда, черт тебя дери, мне знать? — Вспышка раздражения сбила Слаттери с выбранного курса льстивости. — Ты что, воображаешь, я там под кроватью прятался?
— Она мне сказала, я должен стать американским послом.
Слаттери переваривал новость.
— М-дэ, не подарок…
— Я и сам знаю. Послы должны носить форму и атласные бриджи… это подумать!
— И треугольные шляпы.
— Что? Еще и шляпы?
— А то! Сам видел в новостях. И французишки эти всех послов обцеловывают.
До этих слов Гедж полагал, что вник во все изъяны предложенной роли, но теперь до него дошло, что последний, и самый ужаснейший, ускользнул от его внимания. С минуту он сидел как в параличе. Потом взорвался яростным потоком слов.
— Ну нет! Нет, и точка! Еще чего! Раздобуду маленький капиталец, чтоб было с чего сызнова начать, и подниму бунт. Да-с, сэр! Бунт, и точка. Я очень люблю свою жену, но это уж, знаете! «Слушай! — я скажу. — У меня хватает денег, чтоб начать сызнова, теперь я человек независимый, понятно? И я не намерен становиться никаким послом. Чем быстрее ты про это забудешь, тем лучше! Потому что все это — чушь собачья! И кстати, о Франции, — я скажу, — уезжаю из этой страны на следующем же пароходе. Возвращаюсь в Калифорнию. Прикипела к своей Франции, — я ей скажу, — так и торчи тут! Лично я возвращаюсь в Глендейл». Да-с, сэр!
Человеком Слаттери был не злым, но весьма практичным. Люди вроде него только и знают, что обескураживать мечтателей.
— А где, интересно, — перебил он, — ты достанешь этот свой капиталец?
В пылу возведения воздушных замков мелочь эту Гедж как-то упустил. Огонь в его глазах потух.
— А ты мне не сможешь одолжить? Совсем немножко?
Слаттери ответил, что нет, не может.
— Да мне больше десяти тысяч и не потребуется. Эх, мне б раздобыть только десять тысяч! Я б уж сумел вернуть что потерял!
На это Слаттери ответил, что, доведись ему увидеть десять тысяч зараз, он перецеловал бы все купюры по отдельности.
Бешеное возмущение против суровости судьбы охватило Геджа.
— Господи! Как несправедливо!
— Чего несправедливо-то?
— Ну, посуди сам! Знаешь что?
Слаттери горячо попросил нового приятеля перестать приставать к нему с таким вопросом.
— Нет, ну знаешь все-таки что? Когда я женился на миссис Гедж, я был человеком богатым.
— Это ты мне рассказывал.
— Да, но вот чего я тебе не рассказывал. Я ведь эту женщину бриллиантами осыпал! Ну не то чтобы осыпал… В общем, много ей все-таки подарил. Тысяч на шестьдесят, не меньше.
Сумма эта произвела впечатление. Шестьдесят кусков — очень даже недурная пожива.
— Представь, что бы эти шестьдесят штук значили для меня сейчас! Подумай, что бы я мог с ними сделать!
— Ну!
— Да уж… — От жалости к себе Геджа трясло. — Когда я вижу, как миссис Гедж щеголяет в этих бриллиантах, мне понятно, отчего становятся циниками.
Вся полнота этой фразы не сразу проникла в сознание Слаттери: рассеянно
