«— Ваше имя?
— Надежда.
— Профессия?
— Певица. Замужем, детей нет. Под судом не состояла. До эвакуации с Белой армией всю жизнь провела в России, за границу не выезжала.
— Если Вы были с Белыми армиями, как вы объясните афиши концертов в Курске „наша красная матушка“?
— Это ложь. Я красной матерью никогда не была. Это могла быть жена Ленина или Троцкого. Я тогда была молодой женщиной, и никто не смел меня так называть. Я была при красных, как многие русские женщины, которые остались.
— Вы ничего не знали о подготовке покушения на генерала Миллера?
— Клянусь, ничего не знала!
— Вам известны обстоятельства исчезновения генерала Миллера. Ради его жены, сына и брата, скажите, где он. Поймите, еще есть время. А после допроса будет поздно. Я уверен, что вы знаете, где Миллер и Скоблин.
— Суду французскому я могу смотреть в глаза с чистой совестью. Господь Бог — мой свидетель. Он видит, что я невиновна.
— Эксперты установили, что вы и ваш муж жили не по средствам. Значит, деньги поступали к вам из тайных источников?
— Я никогда счетами не занималась. Считать я не умела. Все хозяйственные дела вел муж.
— Вы получали деньги от господина Эйтингтона. Кто он такой?
— Очень хороший друг, ученый-психиатр. А его жена — бывшая артистка Московского Художественного театра.
— Вы были в интимных отношениях с Эйтингтоном?
— Я никогда не продавалась. Подарки получала. А если муж одалживал деньги, то этого я не знаю.
— Как же так? Ведь вы сами говорили на допросах, что Эйтингтон одевал вас с головы до ног?
— Нет. Так я сказала случайно. Подарки от мадам Эйтингтон получали и другие, например Жаров с женой.
— Русских нравов я не знаю, но все-таки странно, что жену генерала одевал человек со стороны.
— Своей женской чести я не марала и никогда не получала дары ни за какие интимные дела. Кто знает Эйтингтона, никогда не поверит, что тут были какие-то пикантные происшествия.
— Когда полковник Мацылев вернулся без вашего мужа, почему у вас возникла мысль, что его в чем- то заподозрили? Разве вы не говорили того, что, заподозренный, ваш муж мог не снести оскорбления, покончить с собой?
— Нет, я этого не говорила! Я не думала, что моего мужа могли в чем-то подозревать.
— Когда вы узнали об исчезновении генерала Миллера?
— Узнала от полковника Мацылева тогда, когда он приехал ночью спрашивать, не вернулся ли Николай Владимирович.
— Вспомните точно, что вы тогда сказали. Какими были ваши первые слова?
— Ну, как я могу вспомнить? Я страшно испугалась, начала спрашивать: „Где мой муж? Что вы сделали с ним?“ Потом, когда полковник Мацылев сказал, что с ним приехали адмирал Кедров и генерал Кусонский и они ждут на улице, я высунулась в окно и крикнула, что Николай Владимирович, может быть, у Миллера или в Галлиполийском собрании. А они мне сказали: „Когда Николай Владимирович вернется, пришлите его в полицейский комиссариат. Мы все сейчас туда едем“.
— Считаете ли вы вашего мужа виновным в похищении генерала Миллера?
— Не знаю. Раз он мог бросить меня, значит, правда, случилось что-то невероятное. Я не могу допустить, что он виноват, считала его порядочным, честным человеком. Нет, невозможно допустить. Но записка генерала Миллера и то, что он меня бросил, — против него.
— Умоляем вас, скажите правду!
— Не знаю. Я правду говорю. Я ничего, ровно ничего не знала».
Допрос Леонида Райгородского (в ночь с 23 на 24 сентября он приютил Плевицкую в своей квартире).
«— Где сейчас ваш шурин, господин Эйтингтон?
— Он проживает в Палестине.
— Верно ли, что он с ног до головы одевал Плевицкую и давал Скоблиным большие деньги?
— Марк Эйтингтон — богатый, независимый человек. Помогал ли он Плевицкой деньгами, я не знаю. Через меня эти деньги не проходили. Но Эйтингтон помогал многим. Его отец основал госпиталь в Лейпциге, там его именем названа улица. После смерти он оставил сыновьям 20 миллионов марок. Марк Эйтингтон — почтенный человек, уважаемый ученый, ученик Фрейда, друг принцессы Марии Бонапарт. Он чист как снег.
— А не он ли сбывал в Лондоне и Берлине советскую пушнину?
— Это не он, а его брат. В такой торговле нет ничего предосудительного, но к ней Марк не имел отношения».
Технический эксперт Эрар, осматривавший автомобиль Скоблина, опроверг заявление Плевицкой о неисправности в моторе. А комиссар судебной полиции Рош достаточно подробно объяснил суду, почему следствие не поверило алиби Надежды Васильевны. После них судьи вызвали свидетелей, которые могли пролить свет на судьбу Миллера. Следствию стало известно, что в день похищения председателя РОВС от дома № 41 по бульвару Монморанси, в котором помещалась школа для советских детей, в послеобеденное время отошел грузовик. В бумагах префектуры полиции грузовик был записан 13 августа 1937 года на имя советского полпреда во Франции Потемкина, под номером 235 X СД. Грузовик прибыл в Гавр и остановился на пристани, к которой был пришвартован советский пароход «Мария Ульянова». Четыре матроса сняли с грузовика тяжелый ящик и подняли его на борт парохода, который немедленно отплыл в СССР.
Допрос Монданеля и Шовино:
«— Узнав о похищении генерала Миллера, я оповестил полиции соседних государств и направил инспектора Папена для дознания.
— Зачем? Ведь в Гавре был комиссар Шовино, обративший внимание на загадочное поведение советских служащих?
— В среду 23 сентября у меня имелись записи трех телефонных сообщений от Шовино. В одной из них значилось, что грузовик прибыл в два часа дня, а в другой — между тремя и четырьмя. Поэтому я послал Папена для выяснения противоречий.
— Вы приказали Папену произвести дознание о деятельности Шовино, после чего он и был уволен?
— Нет, я дознания не производил и судьбу Шовино не решал.
— Отставленный от должности, я прибыл в Париж и разговаривал с господином Монданелем в его кабинете, — заявил Шовино.
— Не помню, чтобы Шовино был у меня после 23 сентября. Такого разговора у меня с ним не было.
— Выйдя из кабинета господина Монданеля, я встретил контролера Фурнье, шедшего с докладом к нему. Мы долго разговаривали, и Фурнье наверное помнит об этом.
— Господин Монданель, а вы не помните?
— Не припоминаю.
— Кто ваш прямой начальник?
— Господин Муатесье, директор Сюртэ Насиональ.
— Он не говорил вам, что правительство собралось послать миноносец вдогонку за „Марией Ульяновой“?
— Нет, не говорил.
— Известно ли вам, что „Мария Ульянова“ обычно проходила через Кильский канал? Почему вы не просили немецкие власти произвести обыск на пароходе?
