Глава 5 Генрих II и Диана де Пуатье, или менаж а труа [197]
L'an mil cinq cent quarante sept
Francois mourut a Rambouillet,
De la v… (verge) qu’il avait!
В году тысяча пятьсот сорок седьмом
Король наш в Рамбуйе почил,
Его же член его сгубил [198].
На рассвете 25 июля 1547 года город Реймс, любимый город французских королей, ибо именно здесь на них возлагали корону, был разбужен радостным звоном колоколов, возвещавших о приближении нового государя. Для Генриха Валуа наступал долгожданный момент коронации, на которой помимо его супруги Екатерины, присутствовала и госпожа Диана де Пуатье, впервые за все прошедшие годы заняв публично почетное место, в то время как королева (правда, беременная на третьем месяце) была отправлена на отдаленную трибуну.
И хотя большинство прелатов были шокированы присутствием Дианы, никто из них не посмел говорить об этом вслух по той простой причине, что молодой кардинал Лотарингский, который должен был помазать нового короля на царство, был одним из вернейших союзников вдовы главного сенешала.
После этой достопамятной коронации Генрих, Диана и Екатерина обосновались в Фонтенбло [199] .
С восшествием Генриха II начинается подлинный триумф Дианы де Пуатье. Звезда мадам д’Этамп закатилась навсегда. Однако несмотря на все ее страхи и опасения, никаких репрессий в отношении ее самой или ее друзей и фаворитов не последовало. Ее не предали (за уже известные нам неблаговидные деяния) суду, не стали унижать публично, не бросили в тюрьму, не осудили за ересь, даже не сожгли публично на костре.
Мадам д’Этамп, укрывшейся в замке Лимур, позволили даже беспрепятственно исповедовать свою религию, — столь вдохновлявший ее протестантизм.
Всего, чего она лишилась, помимо неограниченного влияния и власти, были драгоценности, мы помним, при каких обстоятельствах доставшиеся ей от мадам Шатобриан, а теперь в который раз возвращавшиеся короне — недорогая плата за спокойную жизнь.
Итак, Диана де Пуатье, «как подобает осторожной женщине, отнюдь не желала создавать опасный прецедент, жертвой которого могла стать когда-нибудь и она сама» [200].
А вскоре и ее законный супруг Жан де Бросс, много лет назад назначенный губернатором Бретани вместо господина Шатобриана, прибыл в Лимур, решив вновь заявить о своих супружеских правах и потребовать выплаты пенсиона, достойного мук ревности старого рогоносца, «который вот уже в течение последних пятнадцати лет бывшая фаворитка забывала ему высылать» [201] .
Об истинном отношении Анны д’Этамп к супругу довольно ясно говорит следующая цитата из Брайтона. «Госпожа д’Этамп, пользовавшаяся особым покровительством короля Франциска и именно поэтому не снискавшая любви собственного супруга, ответила некоей вдове, приступившей к ней с причитаниями в надежде разжалобить ее своим горем: „Ах, милочка, сколь вы счастливы в своем положении, ведь не всякой дано овдоветь“, — настолько страстно она этого желала. Так думают многие, хотя и не все» [202] .
Жан де Бросс вновь вступил в свои права супруга, о которых он помнил в течение двадцати лет, с нетерпением ожидая лишь случая их предъявить. В результате утратившей былое могущество фаворитке пришлось отдать своему законному супругу во владение земли и замки, подаренные ей королем: Шеврез, Дурдан и Лимур.
Как в свое время госпожа де Шатобриан, и Анна де Писле, бывшая долгое время всемогущей и всевластной герцогиней д’Этамп, была отправлена мужем в Бретань — мрачный замок Ардуин, «где ей суждено было оставаться в заточении восемнадцать лет»… без всякой надежды когда-нибудь увидеть Париж.
Тем не менее, «едва прибыв в Бретань и несмотря на строгий надзор за собой, бывшая фаворитка поручила нескольким надежным людям установить постоянную негласную связь со двором, дабы быть в курсе всего там происходящего». «Старая» интриганка (осмелимся именно так называть ее) до конца жизни так и не избавилась от надежды однажды вернуть утраченное положение при новом монархе.
Увы, теперь ей не суждено было одолеть Диану де Пуатье, ибо именно с момента воцарения ее венценосного возлюбленного начался ее триумф. Сейчас ей уже исполнилось сорок восемь лет, но всемогущая красавица (в прелестях которой сомневалось все королевство) сделала своим рабом короля, к тому же короля, на двадцать лет моложе ее самой. Отныне, отставив с постов и сослав во мрак изгнания и опалы (по их замкам и землям) всех ставленников и креатур герцогини д’Этамп, король Генрих II осыпал свою возлюбленную всевозможными почестями и наградами, позволив ей заменить ставленников возлюбленной короля Франциска своими собственными. И именно с легкой, нежной и охотно дающей руки этой зрелой красавицы возникло и возросло на политическом небосклоне французского королевства политическое влияние Гизов. Это многочисленное семейство, всего лишь несколько лет тому назад поселившееся во Франции, действовало с волей и упорством одного человека, таким образом отличаясь невиданным доселе единодушием и целеустремленностью в достижении буквально любой поставленной ими цели. К тому же герцоги де Гизы были ревностными католиками, а времена были смутные (и с течением времени становились все более тревожны) и госпожа сенешальша не без основания видела в них своих единственных и самых верных сторонников.
Одним словом, это лотарингское семейство вознамерилась свести на нет и уничтожить могущество всех принцев крови, сколько бы их ни было. Смело возводя свое родовое древо к Великому Шарлеманю, Карлу Великому, они негласно и тихо выставляли свои более или менее исторические права на Анжу, Прованс, королевство Обеих Сицилий и даже Иерусалим. Шесть сыновей герцога Клода де Гиза претендовали на все сколько-нибудь заметные посты в королевстве, чего давно уже не знавала королевская власть! Третий из детей Клода де Гиза, тоже, кстати, Клод, маркиз Майенский, был зятем Дианы де Пуатье. «Именно он присвоил себе и помог присвоить своей теще все вакантные земли Франции» [203] .
Архиепископом Реймса был его брат, Шарль де Гиз, к тому же слывший самым усердным придворным двора фаворитки. В своем диоцезе этот славный двадцатитрехлетний архиепископ без зазрения совести исполнял роль святого пастыря и Отца церкви, а при дворе был любезником любовницы короля, и его интриги вскоре помогли ему добиться кардинальской мантии.
Став герцогиней Валентинуа, Диана свободно распоряжалась всеми церковными… назначив одного из твоих приближенных королевским казначеем, дабы всегда иметь при себе, как она сама нередко говаривала, «ключи от сундука», свободно и весело (да к тому же еще и с ненасытной алчностью) копить богатства (необходимейшая вещь для фавориток), земли и драгоценности. «Однако в отличие от герцогини д’Этамп она не торопилась вмешиваться в дела государства, — как говорит Ги Бретон. — Цели ее были куда более низменными. Она хотела лишь заполучить как можно больше титулов, рент и поместий», справедливо видя в них надежное воздаяние в старости за понесенные ею труды. «Движимая безграничной алчностью, она мечтала обладать самым большим во Франции состоянием, и в течение всех двенадцати лет царствования Генриха II (с 1547 по 1559 гг.) интриговала именно с этой целью, что и вынудило ее (в конечном счете) заняться политикой».
Для начала она сделала довольно удачный ход: при вступлении на престол каждого нового короля лица, занимавшие различные государственные посты, должны были для сохранения их уплатить налог, называвшийся «сбором за подтверждение».
«Диана потребовала эти деньги себе. Таким образом она заполучила три тысячи золотых экю в ущерб казне…
