Диодор, — едва-едва могли считать своим лишь то, что находилось внутри городских стен, то же, что было за ними, считали чужим и принадлежавшим рабам в силу беззаконного захвата» (Diod. XXXVI. 5. 6). В конце концов все войско Сальвия, которое насчитывало 20 000 пехотинцев и 2000 всадников, сосредоточилось у Моргантины на юго-востоке Сицилии (рис. 25). Неоднократные попытки взять штурмом городские укрепления закончились неудачей. Между тем подошедшая десятитысячная армия Лициния Нервы легко овладела слабо охранявшимся лагерем повстанцев, но тут же потерпела поражение под натиском их превосходящих сил. Эта громкая победа позволила рабам захватить оставленный противником лагерь, в изобилии получить столь необходимое им оружие и удвоить численность их армии. Моргантина, тем не менее, продолжала ожесточенно сопротивляться, в немалой степени благодаря тому, что местным рабам обещали свободу в обмен на участие в войне. Правда, когда осада была снята, эти обещания не были выполнены, и в результате большинство обманутых перешли на сторону Сальвия.
Как и в период первого восстания, в западной части острова появился еще один вождь восставших рабов, тоже бывший киликийский пират — знаток астрологии Афинион, по желанию своих приверженцев увенчавший себя царской диадемой. Предпринятые им действия показали, что он вполне достоин этого титула. Только самых сильных из тех, кто пошел за ним, он сделал воинами, остальные должны были заниматься обычным трудом и обеспечивать армию продовольствием. Собрав войско из 10 000 человек, Афинион решился на осаду хорошо укрепленного города Лилибея. Когда сопротивление его защитников сломить не удалось, он заявил, что боги посредством звезд повелели ему снять осаду во избежание больших бедствий. Последующие события, связанные с высадкой на острове войск, переброшенных из Северной Африки, еще больше убедили рабов в его удивительной способности познавать волю богов.
Тем временем Сальвию с тридцатитысячной армией удалось закрепиться в плодородных районах Восточной Сицилии. Приняв тронное имя Трифон, он сделал своей резиденцией горную крепость Триокала, окруженную плодородными полями и долинами. Туда был приглашен для переговоров второй рабский царь Афинион, отказавшийся, вопреки ожиданиям римлян, от притязаний на верховную власть и ставший военачальником Трифона. Теперь при царе действовал Совет из числа наиболее рассудительных людей, а сам он появлялся в облачении римского консула [35]— тоге с пурпурной полосой. При этом его сопровождала почетная охрана — ликторы, которые несли на плечах атрибуты власти высших римских магистратов — фасции, представлявшие собой связанные ремнями красного цвета пучки березовых или вязовых прутьев. В них на период ведения военных действий втыкали топор в знак права распоряжаться жизнью и смертью людей (рис. 26).
В какой-то момент на острове установилось равновесие сил: римляне были не в состоянии подавить движение восставших рабов, а рабы — взять штурмом города, оставшиеся верными Риму. Наконец сенат отправил для подавления восстания семнадцатитысячную армию под руководством Луция Лициния Лукулла, отца будущих известных полководцев Луция и Марка Лукуллов. В этой ситуации царь Трифон укрылся за стенами Триокалы, но его военачальник Афинион предпочел открытое столкновение с врагом и двинул свое сорокатысячное войско навстречу Лукуллу. «Сначала завязалась частая перестрелка, затем противники построились в боевом порядке. Успех склонялся то на одну, то на другую сторону, и много народа пало с обеих сторон. Афинион, сражаясь во главе отборного отряда всадников в 200 человек, усеял трупами все окружающее его пространство, но, раненный в оба колена, он, после того как получил еще третью рану, выбыл из строя. Поэтому рабы пали духом и обратились в бегство» (Diod. XXXVI. 8. 3). На поле битвы остались лежать тела более 20 000 повстанцев, остальные укрылись в Триокале. Сам Афинион был ранен и спас себе жизнь только тем, что вовремя притворился мертвым. Впрочем, Лукулл не сразу воспользовался плодами своей победы и появился под стенами царской крепости лишь на девятый день. Рабы отчаянно сопротивлялись и вынудили римлян отступить, после чего сенат отозвал Лукулла и затем отправил его в ссылку как не оправдавшего доверия. Не лучшая судьба ждала и его преемника Гая Сервилия, не совершившего ничего достойного упоминания. Положение дополнительно осложнилось из-за вражды между римскими военачальниками. Так, Лукулл, прежде чем сдать командование, «распустил солдат, сжег палисады и обоз, желая, чтобы его преемник не имел никаких сколько-нибудь значительных средств для ведения войны…» (Diod. XXXVI. 9. 2).
В это время умер царь Трифон, и его место на троне занял Афинион, беспрепятственно осаждавший многие сицилийские города. Положение дел стало решительно меняться только в 101 г. до н. э., когда задача усмирить Сицилию была возложена на консула Мания Аквилия. Продемонстрировав в ожесточенной битве с повстанцами личное мужество, он убил Афиниона в поединке. Вскоре после этого, в 100 г. до н. э., второе сицилийское восстание рабов было окончательно подавлено. Последними сдались около тысячи рабов, которых Аквилий освободил от немедленного наказания и, отведя в Рим, сделал гладиаторами. Эти события наглядно показали всю опасность масштабных рабских движений, хотя никто из римлян тогда еще не знал, что самая крупная война такого рода предстоит в недалеком будущем на земле самой Италии. По самым скромным оценкам, общая численность рабов на Апеннинском полуострове во времена Спартака могла доходить до двух миллионов человек, составляя около 30 % всего населения. Эту ситуацию можно сравнить с пороховым погребом, готовым взорваться в любую минуту.
Глава 3 Побег ставший войной
Если вернуться к началу восстания 73–71 гг. до н. э. на юге Италии, то следует отметить, что именно победа под Везувием стала той гранью, которая обозначила перерастание действий отряда беглых гладиаторов и рабов в войну, названную, по имени их предводителя, Спартаковской. Надо сказать, что такой чести удостаивались только самые серьезные противники Рима, например, нумидийский царь Югурта, понтийский царь Митридат или мятежный военачальник Серторий, поскольку обычно римляне именовали войны по стране или местности, где шла война, или по племени, с которым они воевали.
После первого крупного успеха восставшие, по-видимому, оставили прежние позиции на склоне горы и разместились на территории бывшего римского лагеря, куда с новой силой стали стекаться сельские и городские рабы из ближайшей округи, пастухи — «народ все крепкий и проворный», и даже кое-кто из «сельских свободных рабочих» (Арр. Bell. Civ. I. 116).
Среди них, наверно, было немало тех италиков [36] , которые в 83–82 гг. до н. э. выступили в поддержку врагов Суллы, а потом подверглись изгнанию и конфискации имущества. Сильнее всего пострадали жители таких областей, как Кампания, Лукания, Самний, Северная Апулия, Пицен, то есть именно тех, где позднее разворачивались основные события восстания Спартака [37]. Особенно суровые меры коснулись тогда племени самнитов, у которых отобрали город Нолу и прилегающие к нему земли, поделив их между сулланскими ветеранами из состава 27 легионов. Конечно, на волне возмущения многие из униженных и обездоленных италиков покинули родные места, но, надо полагать, в местности, отстоявшей всего на 12 км от подножия Везувия, еще оставались тысячи людей, люто ненавидевших римлян. В этой связи становятся понятными слова Аппиана по поводу планов понтийского царя Митридата VI Евпатора предпринять в 63 г. до н. э. против Рима поход из Северного Причерноморья: «…он знал, что недавно почти вся Италия отпала от римлян вследствие ненависти к ним и была в долгой и ожесточенной войне с ними и вступила в союз против них со Спартаком» (Арр. Mithr. I. 109) [38]. Но это была, да и то лишь отчасти, сельская Италия, поскольку ни один город сам по себе не примкнул к восстанию.
Надо полагать, что многие из вступавших в ряды войска Спартака успели приобрести некоторый опыт за годы службы в римских вспомогательных войсках, а может быть, в недавнем прошлом, как и сам вождь мятежных рабов, были военнопленными, успев повоевать в составе армий эллинистических царей или принять участие в межплеменных войнах. К большей части остальных полностью применимы довольно категоричные слова Катона Старшего (234–149 до н. э.): «Из тех, кто обрабатывает землю, выходят самые сильные люди и самые смелые солдаты» (Cato. De agri cultura. 1).