сколачивал ящик для шкур, чтобы хранить их от моли, и остановился в дверях.
Гуд смотрел на меня спокойно, чуть прищурясь и, может быть, бессознательно улыбаясь. Этот рыжий сутуловатый парень с жирными плечами был мне всегда противен, а тогда я едва не выбросил его пинком ноги, однако сдержался. «Что, умер ваш Рей?!» — сказал Гуд, держа руки в карманах штанов и не смея подойти ближе. «Не знаю, кто это сделал, — ответил я, — но, кажется, я благодарен в душе хитрому оператору, так надоела мне птица». Гуд всматривался в меня, но молчал. Я сказал: «Если бы не случай, я сам прикончил бы Рея, от него так много помета, что надоело убирать».
Заметьте, Харита, так было легко и естественно мое притворство, что Гуд осмелился и подошел ближе. «Ваше дело, — сказал он, — а я тоже не люблю птиц. Я их режу, если поймаю». Он вытащил из кармана кастет: «Вот я сегодня купил, смотрите, хотите, я вам продам?» — и не заметил, как выпала при этом движении из его кармана скорченная сухая лапка. «Для этой лапы нужен был бы кастет», — сказал я, подымая жалкий остаток Рея. Все изменилось, сверкнуло и перевернулось во мне; был я легок и оглушен, но был дик и ясно-прозрачно безумен.
Гуд так смутился, что начал быстро мигать, говоря: «Оставьте, это не я. Я нашел ее». — «Послушай, милый, — сказал я, легко держа его за плечо. — Мне все равно, я не сержусь, только интересно знать, как ты его поймал?»
Гуд угрюмо, недоверчиво смотрел на меня исподлобья. «Все равно вы мне ничего не сделаете, — заявил он. — Хотите знать? Ха-ха! Я поймал его, приманив мясом в петлю; ведь он садился и на нашу крышу. Так что, вам это приятно?!»
О дальнейшем я скажу коротко. Топор лежал возле меня. Я нагнул Гуда и бросил его, как маленького, к своим ногам. Должно быть, ему передалось все, что было во мне, так как Гуд не вскрикнул, не противился: страх сделал его как бы безжизненным. Я придавил его рукой и отсек ему ноги топором выше колена, потом добил его обухом в лоб и зарыл все в угольной куче. Того состояния я возвратить теперь, конечно, не могу. Мне кажется, что это произошло не со мной, а я как бы лишь узнал, что где-то такое произошло. Присыпав сырость на земле угольной пылью, я вышел, запер кладовую, зашел к себе, взял деньги, револьвер и сказал Леоне: «Я убил Гуда. Медлить нельзя, я немедленно скроюсь и буду ожидать тебя в Лимском блокгаузе». Леона знает блокгауз, так как мы с ней бывали в этих местах. «Когда ты оправишься, то приходи в блокгауз; я проведу тебя тайной тропой в Сан-Риоль, а тайну мы увезем в Европу на одной из шхун Гарвея. Он скроет нас. Слышишь, я убил Гуда». Леона содрогнулась, привстала и рухнула вниз лицом. Я поднял ее, она лишилась сознания. Послав служанку за ее младшей сестрой, я пошел в порт, нанял парусную лодку и ночью был здесь, а лодку отвел за скалы, в одну из бухт, о которых никто не знает, кроме меня. Я должен был ждать известия от Леоны, ее самое ждать, а потому уговорился с вашим отцом о работе, иначе, если бы я ушел, то как Леона найдет меня? Что теперь скажете? Ни на что не смею возражать. Дело мое — суд ваш; я только прошу разрешения ожидать здесь до утра; если известий не будет, я отправлюсь в Гертон. Без Леоны я жить не могу.
Харита встала и подошла к очагу, где развела огонь, налила в кастрюли воды, опустила в них мясо, зелень, бобы, присыпала перцем, солью.
— Дегж, — сказала Харита мрачно наблюдавшему за ней Дегжу, — устройте, пожалуйста, сиденье — сидеть не на чем.
Дегж встрепенулся и притащил четыре плоских камня. Он уложил их на меньшие камни, чтобы сиденья отвечали высоте обеденного стола-доски.
— Хорошо, — похвалила Харита. — Больше ничего, теперь курите вашу сигару.
— Я не считаюсь с мнением людей о себе, — сказал Дегж, ходя за ней от очага к столу, — но хотел бы слышать ваше суждение. Что мне в нем? Вы почти девочка. Знаете, есть что-то зависящее не от возраста и опыта.
— Не могу сказать, конечно, чтобы я была восхищена вашим поступком, Дегж, — ответила Харита, кончив уталкивать мясо в кастрюле так, чтобы вода покрывала его вполне, — я судить не буду. Я сама непокорная, меня тоже надо было бы судить, если так. Я сама — недотрога. Короче говоря, ничего особенного в вашем поступке я не вижу, потому была непобедимая сила уничтожить Гуда. Вы его уничтожили. Каким образом — дело второстепенное. Вот мое мнение!
Харита произнесла свою тираду совершенно спокойно, так что Дегж удивился. Он ожидал вопросов и восклицаний, но, видя, что девушка принялась мешать бобы, отошел, смущенно кивнув. Обернувшись на голоса, Дегж увидел, что Харита разговаривает с Ферролем.
— Сейчас приедет фура, — сказал разгоряченный и усталый Ферроль, очень довольный дымящимся очагом и всей картиной двора. — Большое несчастье и тревога вокруг нас; я встретил Флетчера…
— Тише, — перебила девушка. — Я все знаю. Дегж рассказал мне…
— Что же ты?
— То же, что и ты. Делай вид, что как будто мы ничего не знаем. Едва ли он из таких, которые нуждаются в утешении, милый мой родитель, — важно сообщила Харита, — потому что они больше страдают. Хочешь есть? Хочешь вина? Скажи, чего хочешь?
— Да… надо стакан вина. — Ферроль выпил поданное вино. — Рейтар, я послал телеграмму, — сказал Ферроль, подходя к проводнику, — ждал нарочно ответа, но еще нет ответа. Я схожу за ним через два часа.
— Благодарю вас, — сказал Дегж, — вы очень мне помогли.
Он посмотрел на Ферроля так, как если бы хотел сказать что-то, но махнул рукой и принялся снова работать.
Ферроль некоторое время смотрел за ним издали, затем вышел посмотреть, не подъезжает ли фургон. К тому времени Харита покончила свои дела около очага и вышла вслед за отцом.
Девушка рассказала отцу дело Дегжа, передала точно все его выражения, подробности происшествия, и как кончила рассказывать, то Ферроль развел руками.
— Это как дурной сон, — сказал, подумав, оружейник. — Так бывает только во сне. Я не смею ни судить его, ни даже размышлять о таком черном несчастии. Тут, Харита, заложен предел всяким соображениям. Кстати, я забыл фамилию мясника. Это не тот, случайно, мясник, который пришел в Гертоне к старухе?
— Не знаю, тот ли, — ответила Харита, снимая передник, — но фамилия того мясника одинакова с фамилией этого: Гайбер. Я тоже подумала.
— Странные бывают случаи, — заметил Ферроль, направляясь обратно, но если это тот самый мясник, то Дегж… Однако я не смею судить. Идем. Накорми его как можно лучше: он заслужил все доброе, что есть в наших руках.
IX
В десять часов утра с острова д'Авелес отъехала, направляясь в Гертон, лодка; ветра не было, а потому Фабиан Сульт греб, утомился и до безумия захотел пить.
Так как у него с собой не было воды, он пристал к песчаным береговым буграм в виду форта Бернгрев — развалины, сохранившей четырехугольник стены и половину внутреннего здания, теперь уже неизвестного назначения.
Из-за стены шел дым, ворота были полуоткрыты. Сульт оставил лодку непривязанной и, надеясь застать людей, прошел к наружной двери каменного невысокого здания.
На его стук женский голос ответил: «Войдите!» Сульт вошел и увидел молодую девушку, сидевшую с вязаньем в руках; на ней были синее платье, черный передник и схватывавшая темные волосы бисерная зеленая сетка.
Вежливо поклонясь, Сульт объяснил причину вторжения, принял из маленьких, темного вида рук девушки медную кружку с водой, напился и задержался, так как, рассмотрев оную хозяйку, испытал редкое удовольствие, которое ему захотелось продлить.
Девушка была хороша, как ее — цвета голубой тени — глаза, ясно устремленные из-под темных ресниц на молчащего Сульта.
