она, впрочем, и нечто похожее на ее первое чувство: острее °ШУЩала она любовь не в присутствии предмета своей любви, а когда его не было рядом — вот тогда начинала она скучать по нему, воображая, о чем будут они говорить при встрече, припоминая в мельчайших подробностях каждое мгновение, проведенное вместе, пытаясь понять, так ли она поступила, то ли сказала. Ей нравилось представлять себя опытной девушкой, которая однажды упустила возлюбленного, не сумела уберечь страсть, знает, как мучительна потеря, — и теперь решила изо всех сил бороться за этого человека, за то, чтобы выйти за него замуж, родить детей, жить в доме у моря. Поговорила с матерью, но та взмолилась: — Рано тебе, доченька.
— Но вы-то в шестнадцать лет уже были замужем за моим отцом.
Мать не стала ей объяснять, что поспешила под венец, потому что случилась нежданная беременность, а ограничилась лишь фразой «тогда другие были времена», и на том тему закрыли.
А на следующий день Мария и ее паренек гуляли по окрестным полям. Разговаривали на этот раз мало. Мария спросила, не хотелось бы ему постранствовать по свету, но вместо ответа он вдруг обхватил ее и поцеловал.
Первый поцелуй! Как мечтала она о нем! И обстановка была вполне подходящая —кружились над ними цапли, садилось солнце, где-то вдалеке слышалась музыка, и скудный пейзаж исполнен был яростной, совсем не умиротворяющей красоты. Мария сначала притворилась, будто хочет оттолкнуть его, но уже в следующее мгновение сама обняла его и — сколько раз видела она это в кино, по телевизору, в журналах! — с силой прижалась губами к его губам, склоняя голову то налево, то направо, повинуясь ей самой неподвластному ритму, Иногда язык его дотрагивался до ее зубов, доставляя ей неизведанное и очень приятное ощущение.
Но он вдруг остановился.
— Ты что, не хочешь?
Что могла она ответить? Не хотела? Конечно, хотела, еще как хотела! Но женщина не должна изъясняться таким образом, да еще со своим будущим мужем, а не то он всю жизнь будет считать, что заполучил ее безо всякого труда, без малейших усилий и что она очень легко на все соглашается. И потому Мария предпочла вообще промолчать.
Он снова обнял ее, снова прильнул к ее губам — но уже без прежнего жара. И снова остановился, залившись густым румянцем. Мария догадалась —что-то пошло не так, но что именно — спросить постеснялась. Взявшись за руки, они пошли назад и говорили по дороге о предметах посторонних, словно ничего и не было.
А вечером, с трудом и очень тщательно подбирая слова — она была уверена, что когда-нибудь все написанное ею будет прочитано, —и не сомневаясь, что днем случилось нечто очень важное, занесла Мария в дневник:
Когда мы влюбляемся, кажется, что весь мир с нами заодно; сегодня, на закате, я в этом убедилась. А когда что-то не так, ничего не остается — ни цапель, ни музыки вдали, ни вкуса его губ. И куда же это так скоро сгинула и исчезла вся эта красота —ведь всего несколько минут назад она еще была, она окружала нас?!
Жизнь очень стремительна; в одно мгновенье падаем мы с небес в самую преисподнюю.
На следующий день она решила поговорить с подругами. Все ведь видели, как она гуляла со своим ухажером, — согласимся, что одной лишь любви, пусть хоть самой большой, мало: надо еще сделать так, чтобы и все вокруг знали, что ты —любима и желанна. Подругам до смерти хотелось расспросить, как и что, и Мария, взбудораженная новыми впечатлениями, рассказала обо всем без утайки, добавив, что приятней всего было, когда его язык дотрагивался до ее зубов. Услышав это, одна из подруг расхохоталась: — Так ты рот не открывала, что ли?
И мигом стало Марии все понятно — и вопрос паренька, и его внезапная досада.
— А зачем?
— А иначе язык не просунешь.
— А в чем разница?
— Не могу тебе объяснить. Просто когда целуются, то делают так.
Задавленные смешки, притворное сочувствие, тайное злорадство девчонок, которые еще ни в кого не влюблялись. Мария притворилась, что не придает этому никакого значения, и смеялась со всеми. Смеяться-то смеялась, а в душе горько плакала. И про себя проклинала кино, благодаря которому и научилась закрывать глаза, обхватывать пальцами затылок того, с кем целуешься, поворачивать голову то немного влево, то чуть-чуть вправо, — а самого-то главного, самого важного там не показывали. Она придумала превосходное объяснение («Я тогда еще не хотела целоваться с тобой по-настоящему, потому что не была уверена, что ты и есть — мужчина моей жизни, а теперь поняла…») и стала ждать подходящего случая.
Но через три дня, на вечеринке в городском клубе, она увидела, что ее возлюбленный стоит, держа за руку ее подругу —ту самую, которая и задала ей этот роковой вопрос. И снова Мария сделала вид, что ей это все безразлично, и героически дотянула до самого конца вечеринки, обсуждая с подружками киноактеров и других знаменитостей и притворяясь, будто не замечает, как сочувственно они на нее время от времени поглядывают. И лишь вернувшись домой и чувствуя — мир рухнул! —дала волю слезам и проплакала всю ночь. Целых восемь месяцев после этого она страдала, придя к выводу, что не создана для любви, а любовь — для нее. Даже всерьез стала подумывать, не постричься ли ей в монахини, чтобы остаток дней посвятить любви, которая не причиняет таких мук, не оставляет таких рубцов на сердце, — любви к Иисусу.
Учителя рассказывали про миссионеров, отправляющихся в Африку, и она увидела в этом выход для себя — не все ли равно, раз в жизни ее нет больше места для чувства?! Мария строила планы уйти в монастырь, а пока научилась оказывать первую помощь (в Африке, говорят, люди так и мрут), стала особенно прилежна на уроках Закона Божьего и представляла, как она, точно вторая Мать Тереза, будет спасать людям жизнь и исследовать дикие леса, где рыщут львы и тигры.
Так уж получилось, что в год своего пятнадцатилетия Мария, помимо того что узнала — целоваться надо с открытым ртом, а любовь доставляет одни страдания, сделала еще одно открытие. Мастурбация. Как всякое открытие, произошло это почти случайно. Однажды, поджидая мать, она трогала и гладила себя между ног. Она делала это, когда была еще совсем маленькой, и ощущения были очень приятные. Но однажды отец застал ее за этим занятием —и сильно выпорол, не объясняя за что. Полученную взбучку она запомнила навсегда, усвоив накрепко, что ласкать себя можно, только когда никто не видит, а на людях —нельзя, но поскольку посреди улицы это делать не будешь, а своей комнаты у Марии не было, то об этом запретном удовольствии она вскоре благополучно забыла.
Забыла — до этого самого дня, когда со времени неудачного поцелуя минуло почти полгода. Мать где-то задержалась, делать было нечего, отец куда-то ушел с приятелем, по телевизору ничего интересного не показывали, и со скуки Мария принялась разглядывать себя и изучать свое тело — не вырос ли где- нибудь лишний волосок, который в этом случае следовало немедленно выщипнуть пинцетом. К собственному удивлению, она заметила чуть повыше того места, которое в эротических журналах нежно именовалось «норка» или «щелка», маленький бугорок; прикоснулась к нему —и уже не могла остановиться: удовольствие становилось все сильнее, а все ее тело — особенно там, где порхали ее пальцы, — напряглось, словно набухло. Мало-помалу ей стало казаться, что она просто в раю, наслаждение делалось все ярче и острее, Мария уже ничего не слышала, перед глазами колыхалось какое-то желтоватое марево, и вот она содрогнулась и застонала от первого в жизни оргазма.
Оргазм!!
Ей казалось, что она взлетела в самое поднебесье и теперь, медленно спускаясь, парит в воздухе на парашюте. Все тело ее было покрыто испариной, и вместе с необыкновенным приливом сил она испытывала странное блаженное ощущение — будто что-то осуществилось, состоялось, сбылось. Вот он — секс! Какое чудо! Никаких скабрезных журнальчиков, где столько толкуют о неземном наслаждении. Не нужны никакие мужчины, которые любят только тело, а в душу женщины — плюют. Можно быть и наслаждаться одной! Мария предприняла вторую попытку, на этот раз воображая, что ее ласкает знаменитый актер, — и снова вознеслась в рай, и снова медленно спустилась на землю, зарядясь еще большей энергией. Когда она приступила к третьему сеансу, вернулась мать.
Свое открытие она обсудила с подругами, умолчав, правда, о том, что сделала его несколько часов назад. Все девочки —за исключением двух —поняли ее с полуслова, но никто из них не решался открыто говорить об этом. Мария, почувствовав себя в этот миг ниспровергательницей основ, лидером, предложила новую игру «в сокровенные признания»: пусть каждая расскажет о своем любимом способе мастурбации. Она узнала несколько различных методов — одна девочка посоветовала заниматься этим в самую жару под одеялом (ибо, по ее словам, пот весьма способствует), другая использовала гусиное перышко, чтобы пощекотать это самое место (как оно называется, ей было неизвестно), третья предложила, чтобы это делал мальчик (Мария сочла это совершенно излишним), четвертая применяла восходящий душ в биде (у Марии дома ни о каком биде и не слышали даже, но она бывала в гостях у богатых подруг, так что место для проведения эксперимента имелось).
Так или иначе, узнав, что такое мастурбация, и испробовав кое-какие новые методы из числа тех, которыми поделились с нею подруги, она навсегда отказалась от мысли уйти в монастырь. Ведь это доставляло ей наслаждение, а церковь считала секс и плотское наслаждение одним из тягчайших грехов. Все от тех же подруг наслушалась она и всяких ужасов — от онанизма по лицу прыщики идут, можно с ума сойти, а можно и забеременеть. Подвергая себя этому риску, Мария продолжала дарить себе наслаждение не реже, чем раз в неделю, обычно по четвергам, когда отец уходил перекинуться с приятелями в карты.
И одновременно она чувствовала себя все менее уверенно в отношениях с мужчинами —и все больше хотелось ей уехать из родного городка. Влюбилась она в третий, потом и в четвертый раз, научилась целоваться, а оставаясь наедине со своими мальчиками, многое им — да и себе — уже стала позволять, но каждый раз в результате какой-то ее ошибки роман обрывался в тот самый миг, когда Мария окончательно убеждалась, что вот он — тот самый единственный человек, с которым она останется до конца дней.
Прошло много времени, прежде чем она пришла к такому заключению — мужчины приносят только страдания, мучения, разочарования и ощущение того, что дни еле-еле тянутся. В один прекрасный день, в парке, глядя, как молодая женщина играет со своим двухлетним сыном, Мария решила так: мечтать о муже, детях и доме с видом на море она может, но влюбляться больше не станет ни за что, ибо страсть все только портит.
Так проходило ее отрочество. Она росла и хорошела, и особенную прелесть придавал ей ее загадочно-печальный вид, чрезвычайно привлекавший мужчин. И она встречалась с одним, потом с другим, увлекалась, предавалась мечтам — и страдала, хоть и поклялась самой себе, что никогда больше ни в кого не влюбится. Во время одного из свиданий лишилась она невинности: все произошло на заднем сиденье автомобиля, она и очередной ее кавалер целовались и обнимались с большим жаром, и, когда юноша проявил изрядную настойчивость, Мария, все подруги которой давно уже потеряли девственность, уступила ему. Не в пример мастурбации, возносившей ее на седьмое небо, настоящий секс не принес ничего, кроме болезненных ощущений, да еще досады по поводу юбки, испачканной кровью —еле-еле удалось потом отстирать. Никакого сравнения с первым поцелуем, с теми волшебными мгновениями —кружились цапли, солнце садилось, звучала в отдалении музыка… нет, она не хотела больше вспоминать про это.
