Пчелы в радость

тесноте, им в радость и такой вариант получения жизненно важного пространства, без которого хоть как-то развиться им просто невозможно. К тому же суммарная высота гнезда на двух корпусах – 470 мм, то есть самая приемлемая для подготовки к будущей зиме.

Но это касается первого корпуса, который ставится поверх зимовавшего. А со следующими корпусами этот номер (установка просто сверху) уже не проходит, и приходится прибегать к перестановкам.

Поскольку подготовить гнездо к зиме в условиях постоянного его нарушения пчёлам не удаётся, то пчеловоду, по-хорошему, стоило бы один медовый корпус сохранить и поставить его осенью на гнездовую часть. Кто-то из пчеловодов-любителей так и делает, но это хлопотно и невыгодно, поэтому пчёл в зиму, как правило, закармливают сахаром.

В Канаде, к примеру, на огромных промышленных пасеках схема практикуется такая: сверху гнездового корпуса ставят кормушку, в которую заливают около 25 килограммов патоки. Пчёлки перетаскивают её к себе и с тем проводят зиму.

Вот такая схема (я описал основные принципы, в подробности не вдаваясь). Так ведь всё замечательно и технологично, скажете вы, есть пошаговое описание всех необходимых действий, бери да делай. Как инструкция к бытовому прибору!

Но это только так кажется. Ведь пчёлы – это не велосипед и не кофеварка, а разумные живые существа! И им хочется самим выстраивать свою жизнь, а не следовать схемам, навязанным извне человеком.

Но технология-то работает! Сотни тысяч пчеловодов ею пользуются, миллионы пчелосемей живут в ульях Лангстрота, и мёд несут, и доход пасечнику!

Да, это так. Но какой принцип лежит в её основе? Давайте его честно сформулируем:

Система пчеловождения в многокорпусном улье основана на периодическом (примерно раз в две недели) разрушении пчелиного жилища, и опирается на инстинкт пчёл по восстановлению его целостности.

Нормально ли это? Естественно ли для пчёл? Судите сами. О том, как на такой подход человека реагируют пчёлы, будет сказано ниже.

А сейчас несколько слов о другом промышленном улье – дадановском.

Часть вторая. Улей Дадана-Блатта

Многокорпусный улей больше подходит для промышленного пчеловодства в зонах тёплого и жаркого климата, где не так велика опасность переохлаждения гнезда, связанная с манипуляцией целыми корпусами, и где в силу этого пчёлы легче переносят постоянное разрушение их жилища. Поэтому многие наши пчеловоды, пытавшиеся перейти на многокорпусные ульи, оставили эту затею и вернулись к дадановскому.

Это тот самый случай, когда свой хрен всё-таки слаще чужой редьки.

Так чем же принципиально отличается дадановский улей от многокорпусного? Другим принципом действия.

Принцип действия дадановского улья основан на периодическом изъятии мёда, который пчёлы запасают для предстоящей зимовки.

Помните, мы говорили о том, что среднерусская пчела (равно как и её родственники – степная украинская и серая лесная европейская пчела) чувствует себя очень неуютно, если 'над головой' у неё нет хотя бы 15-ти сантиметров мёда? И всячески старается этот запас обеспечить?

Это стремление и используют хозяева 'даданов'. Устроен этот улей так: корпус на 12 рамок высотой 300 миллиметров (300х435 мм) и магазины с полурамками 145х435 мм. Система работы с пчёлами выглядит примерно таким образом:

Зимует семья, как правило, в одном гнездовом корпусе (без магазина). В конце зимы пчёл, как правило, подкармливают, затем весной проводят ревизию гнезда и в начале устойчивого взятка подставляют в гнездо рамочки со свежей вощиной. После этого улей какое-то время не трогают, а когда семья более или менее войдёт в силу (этот момент прозевать нельзя, здесь требуется опыт и чутьё), на корпус ставят магазин.

Пчёлы не возражают – появляется место, куда можно складывать запас на зиму, ведь высота гнезда теперь в сумме составляет 455 миллиметров (300+145+10, последняя цифра – расстояние между рамками корпуса и магазина). Высота магазина небольшая, и сильного переохлаждения гнезда не происходит.

Но вот магазин полон, и что делать дальше? По мысли создателей данного улья (как мне представляется), можно снять полный магазин и поставить на его место пустой. И пусть работают дальше!

На практике все пчеловоды делают немного по-разному. Кто-то, к примеру, полный магазин не убирает, а приподнимает и вразрез с корпусом ставит пустой. Кто-то от магазинов отказался совсем и работает только с корпусами, кто-то использует и корпуса, и магазины. Но это детали, а для нас важен принцип, который заключается в периодическом изъятии (или отделении от гнездовой части) запасов мёда, приготовленных пчёлами на зиму.

Как на это реагируют пчёлы, мы ещё рассмотрим, а сейчас попытаемся понять, почему улей Дадана так распространён в России.

Ведь это очень странная затея: заставлять пчелиную семью зимовать на сотах высотой всего 30 сантиметров! Давайте вспомним – 20-25 сантиметров занимает клуб, и запасов над ним остаётся всего 5 – 10 (вместе с магазином было бы 20- 25!). То есть в гнездовом корпусе мёда немного, основной должен быть выше – в магазине, но его забрали. А это значит, что мёда в гнездовом корпусе останется месяца на три зимовки от силы.

Хотя тут уже есть свои хитрости. Можно осенью гнездо перебрать и добавить полномёдных рамок (клуб при этом примет неестественную форму, но ничего, пчёлы потерпят!), а можно осенью, сняв магазины, закормить пчёл сахарным сиропом, и тут уж они сами решат, куда его пристроить.

А поскольку этих мер всё равно недостаточно, для пчёл строят зимовники (там теплее и потребление мёда несколько ниже) и в конце зимы дают подкормку.

Но вопрос всё равно остаётся открытым – к чему такие мучения? Почему бы ни сделать гнездовой корпус хотя бы сантиметров на 40? И этот вопрос хозяева 'даданов', как правило, оставляют без ответа.

А ответ простой. Именно такая (даже чуть больше) высота рамки и была в большинстве ульев, изобретённых на территории дореволюционной России. А родиной Дадановского улья была Франция (позднее изобретатель перебрался в Америку), где период нахождения в клубе почти в два раза меньше, чем у нас. И трёхсот миллиметров хоть и на пределе, но для зимовки хватает.

То есть замысел автора заключался в том, чтобы сделать высоту гнезда минимально возможную для зимовки, и при этом сам Шарль Дадан говорил, что хорошо бы сделать рамку ещё ниже, да нельзя!

А мы смело взяли её и перенесли в Россию! Невероятно, но факт. Как это произошло, можно только догадываться.

Думаю, причина простая. Германия, где улей Дадана был широко принят на вооружение, была на рубеже веков передовой и очень авторитетной в техническом отношении державой, оттуда всё везли и копировали, в том числе и то, что было совершенно не нужно (к примеру, тяжёлые отвальные плуги для глубокой вспашки земли). К тому же производство ульев и аксессуаров к ним было там налажено массово, а значит и цены были невысоки.

Вот и начал против всякой логики внедряться французский улей на территории России. А потом подоспела революция, и при Советской власти дадановская рамка вместе с ульем были приняты за стандарт, вводимый насильно и безоговорочно на всех пасеках страны. И тут уж стало не до дискуссий…

Почему я уделяю этой теме так много внимания? Да потому, что до сих пор самый распространённый у нас улей – дадановский! И тем, кто только планирует заняться пчёлами, наверняка придётся столкнуться с убеждёнными его сторонниками. Хотя, надо сказать, позиции их уже не так прочны, как раньше. Приходилось мне уже не раз сталкиваться с жёсткой критикой этого улья, вплоть до присвоения ему названия улья-убийцы…

Времена меняются!

А чтобы подкрепить свои размышления и дать дополнительную пищу вашим, приведу несколько цитат из уже упоминавшейся книги И.А Шабаршова, в которой очень интересно описываются труды известного пчеловода Анатолия Ивановича Буткевича, бывшего на рубеже 19-20 веков одним из самых ярых пропагандистов дадановского улья.

Правда, только в начале своей деятельности…

Итак:

'А. С. Буткевич с первых же шагов принял для себя двенадцатирамочный улей Дадана. И он его вполне устраивал, особенно на первых порах… Этот улей он считал для себя во всех отношениях удобным и сподручным в работе. Однако вскоре начались трудности, обусловленные именно конструкцией улья. В конце медосборного сезона, например, он обнаруживал, что гнезда почти пусты, хотя магазины набиты медом. Отнять их, значит оставить семью без корма. На зиму приходилось давать им сахарный сироп, или медовую сыту. Хотя это, по его словам, и 'не беда', однако требует громадных затрат труда, хлопотно и небезопасно в смысле пчелиного воровства и распространения болезней. К тому же подкормки не всегда надежны. Как правило, семьи после них израбатываются и ослабевают, особенно к весне…

Примирить две совершенно противоположные системы ухода, как и уйти от роения, в дадановских ульях и ульях собственной конструкции А. С. Буткевичу так и не удалось. 'Для меня,- писал он,- удерживать пчел в отчих ульях оказалось невозможным, хотя я и перепробовал не одно средство, чтобы достигнуть этой цели'. В другом месте он признается: 'Меня пчелы заставили сложить оружие перед силой своего непреодолимого стремления к роению'…

Вначале А. С. Буткевич был горячим приверженцем противороевой системы. Он разделял идеи своих великих учителей – А. М. Бутлерова и Л. Лансгротта. Чего он только ни делал, чтобы избавиться от роения, но заставить пчел работать на старом месте в дадановских ульях ему не удавалось. 'Наконец, задумавшись над фактом удивительной рабочей энергии роевой пчелы,- писал он,- я задал себе вопрос: да есть ли вообще какой-либо смысл стараться во что бы то ни стало удержать пчелу в отчих ульях? Не лучше ли дать волю ее законному стремлению к новым местам, чтобы там полностью использовать повышенную рабочую энергию роевой пчелы?!' Так он пришел к системе роевой свободы, отказался от всяких противороевых приемов, признав их грубыми, насильственными, противоестественными. Даже провозгласил девиз: 'Ближе к природе и поменьше ломки!' В какой-то степени этот девиз звучал справедливо, особенно если учесть, что в те годы 'вольностей' в обращении с пчелами было предостаточно, однако не настолько, чтобы отрицать вмешательство в жизнь пчел, порой неестественное для насекомых, но выгодное человеку.

Возражая А. С. Буткевичу и указывая на его теоретический страх перед 'неестественностью' в жизни пчел, профессор Г. А. Кожевников писал, что '…мы должны смотреть на природные инстинкты пчелы только как на более или менее послушное нашей технике средство устраивать жизнь пчел по нашему усмотрению, решать, как выгоднее нам распорядиться этими инстинктами' подчеркнуто Кожевниковым').

Продолжение этой очень интересной цитаты можно найти в первоисточнике, а я предлагаю вернуться к теме.