личности рассматривают являющиеся им одни и те же предметы и дают адекватное объяснение причины многих различий в интеллекте и склонностях. Ибо буквально верна старая метафизическая пословица: quicquid recipitur, recipitur ad modum recipientis{27}. Все внутренние операции нашею организма, не воспринимающиеся при обычном состоянии полного здоровья, становятся источниками ощущений, когда они отклоняются от здорового состояния, так же как нечувствующая поверхность становится болезненной при ожоге. Здесь лежит источник кошмаров от несварения и вообще снов, которые являются источниками движения в мозгу, сходными с движениями, которые были вызваны внешними объектами, а затем восприняты в условиях нерегулярных ассоциаций из-за неполного бодрствования при неглубоком сне. Они между собой мало связаны или совсем не связаны, поскольку вызвавшее их болезненное состояние внутренних органов мало способствует тому, чтобы обеспечить такого рода связь. Поэтому закон ассоциации, который будет вскоре объяснен, действует только частично и несовершенно. В этой частичной и несовершенной ассоциации и состоит странность наших снов.
Тот же закон нервной передачи движения имеет место в наших внутренних органах так же, как и в других частях тела. Так, в последних экспериментах г-на Броди, д-ра Вильсона, Филипса и других в случае, если 8-я пара нервов или же симпатический нерв перерезан или блокирован, функции желудка, легких и производство животной теплоты также затронуты и отчасти парализованы.
Я перехожу теперь к установлению нескольких общих законов ассоциации как простого реального факта и [результата] физического наблюдения, обращаясь в деталях к Гартли и Дарвину.
Под
Под
Предположим, мы оба читаем одну и ту же книгу за одним и тем же столом и что кот, прыгнув на стол и пройдя по книге, прервал наше чтение. Если через год вы меня встретите, ощущение моей личности вызовет у вас идеи стола, места и ситуации, кота и книги, т. е. вы их вспомните. Каким именно образом смешанные движения этих ощущений вызовут соответствующие изменения церебрального движения, которому мы даем имя идеи, я объяснить не могу. Это относится к тем многим реальным фактам, которые бесспорны, но необъяснимы. Обычный опыт устанавливает факт как вытекающий из общего закона нашей природы. Так, название, запах, вкус персика для того, кто ест его в темноте и кто видел и ел его прежде, вызовут форму и цвет персика, т. е. видимую идею, и наоборот.
Пусть А, В, С, D часто объединяются во всем многообразии комбинаций, тогда а, Ь, с, d восстановятся так мгновенно и механически, что образуют не последовательность идей, а смешанную комплексную идею. Пусть объем, форма, цвет, пушок, запах, вкус персика часто ассоциируются с его названием, как это и имеет место в действительности, тогда название будут вызывать все другие, смешанные таким образом идеи, образуя то, что мы называем абстрактной идеей персика. В этой смешанной комплексной идее обычно воспроизводятся те индивидуальные идеи, которые являются обычно выдающимися и характерными, а другие постепенно выпадают и становятся мимолетными или почти мимолетными. Так начинает формироваться, я думаю, то, что мы называем абстрактными идеями, к которым ради удобства письма и устной речи мы прибавляем наименования — письменные и устные, такие, например, идеи, как добродетель, порок, красота и т. д., которые сами по себе никакого реального существования не имеют и являются простыми изобретениями языка, чтобы помочь нашему рассуждению или исследованию.
Д-р Дарвин поясняет изменение церебральных движений в результате ассоциаций следующим образом. Вы желаете написать слово «человек». Вы пишете его, не думая об отдельных движениях пера, необходимых для написания каждой буквы, или о трудностях, испытанных вами, когда вы впервые учились писать. Теперь это совершается как одна простая, неанализируемая операция. Но подумайте о множестве мышечных движений руки и глаза, ассоциирующихся, чтобы позволить вам совершить эту операцию. Самый сложный случай ассоциации идей не является более трудным и непонятным. И одно и другое — равным образом неоспоримые факты.
Когда идея является очень сложной, эта комбинация может подавлять отдельные составные части, так же как в хорошо приготовленном пунше мы не различаем в отдельности вкус кислоты, сахара, спирта или лимона — все они растворились в комбинации. Так, семь цветов солнечного спектра, вращаясь с большой скоростью, вызывают ощущение, которое мы называем [ощущением] белого. Так, в языке целое может быть разложено примерно на тридцать простых звуков, которые теряются в комплексности их почти бесконечных комбинаций.
В комплексных идеях наибольшую силу в вызове одной идеи другой имеют сперва зрительная идея, а затем слуховая. Гораций замечает об этом: segnius irritant animos demissa per aures, quam quae sunt oeulis subjecta fidelibus{28}.
Таким же образом ощущения и идеи вызываются благодаря взглядам, интонациям и жестам, ибо взгляды, интонации и жесты — это естественные знаки сильных эмоций. Отсюда преимущество драматического представления перед простым чтением. В игру вступает больше ассоциаций, и идеи возбуждаются более живо. Взгляд, интонация и жест подобно метафорам и другим фигурам речи являются более распространенными на ранних стадиях развития общества, потому что их воздействия требовала бедность зарождающегося языка.
Тот же способ рассуждения применим и к ассоциации наслаждения. Эти две последние теоремы