погулять и встретил мою прабабушку. Бабушка говорит, что в нашем роду все, кроме меня, были красивыми. Вот моя прабабушка ему и понравилась. Мало ли? Ведь во мне тоже есть что-то негритянское, я сама чувствую. И когда я Пушкина в кино вижу или читаю про него — плачу. Может быть, это во мне говорит кровь.
А все думают, что я притворяюсь.
Меня утешает только то, что Кашина тоже считают слишком. А слишком нельзя, ничего нельзя слишком. Тогда тебя начинают предавать. Меня, например, предала Милка. Гущина с Дерябкиной соблазнили ее пойти с ними в кино, и она пошла. Конечно, почему бы не пойти, но ведь со мной они в ссоре, они только обо мне и сплетничают, уж могла бы она ради меня и не пойти с ними, а она пошла. Как она не понимает, что они этому ужасно рады! Ладно-ладно, она еще придет ко мне!
Теперь я знаю, что у Кашина есть настольная лампа с зеленым абажуром, а обои такие же, как у нас, все это видно через окно.
Встретила Лосю Щуклову. Она шла за молоком. Незаметно уговорила ее погулять со мной под Алёшиными окнами. Зося согласилась и стала ходить со мной. Всю дорогу без умолку трещала, какая я умная и добрая, что я одна такая. Мне от этого было не по себе, но я терпела, потому что в случае, если встретим Алешку, — я не одна и он ничего не подумает.
Рассказала Зосе про Пушкина. Она на меня глаза вытаращила, как на чудо, и стала говорить, что она давно догадывалась, что во мне что-то не так.
Зачем я ей сказала? Ведь это только догадка, а Зося еще раззвонит.
Потом Зося спросила у прохожего, который час, и выяснилось, что уже семь.
Тогда Зося заплакала, потому что оказалось, что она прогуляла со мной уже полтора часа и ее теперь убьют дома.
Мне было ее ужасно жалко.
Потом я была дома. Смотрела телевизор.
Потом думала об Алешке. Больше так нельзя! Надо что-то предпринять! Может, пойти в драмкружок? Он там уже давно. Но вдруг отвергнут? Тогда будет очень стыдно. Но я иногда чувствую, что должна играть. Должна, потому что меня обуревают различные страсти и мне их некуда девать.
Спокойной ночи, Алешка.
7 ноября
Праздник. Были на демонстрации. Ходили всем классом. И Крючок тоже с нами. Никогда не оставляет нас одних. Молодецким голосом пела песни и держала меня под руку. Очень приятное соседство. С одной стороны Крючок, с другой — Зося. Удовольствие ниже среднего.
Сегодня на демонстрации произошло одно событие — мальчишки впервые ходили с девчонками под ручку. Великорожин прицепился к Гущиной, Дмитриев — к Дерябкиной, а Колька Смотряев — к Милке Маняшиной. Смотреть противно. Милка все еще с Гущиной и Дерябкиной. А Кашин… Кашин прицепился к Зосе Щукловой с другой стороны, так что мы с ним могли общаться через Зосю.
Крючок пела тоненьким голоском «Комсомольцы-добровольцы». А потом… Гущинская шестерка «потерялась». Пока мы с Крючком, с Зосей и с Кашиным их искали — растеряли весь класс.
Тогда Крючок сказала, что мы, наверное, замерзли и что она недалеко живет и приглашает нас к себе. Я думала, что Кашин не пойдет, поэтому начала отказываться, но, когда он сказал, что пойдет к ней, — я согласилась.
Оказывается, она неважно живет. Маленькая такая комнатушка, в которую без конца суют нос её племянники. Какие-то малолетние и нечёсаные дети. Я так и не разобралась, сколько их там, и кто мальчик, а кто девочка. Ужасно зловредные дети. Я бы на ее месте отшлёпала их хорошенько и выставила за дверь. А она с ними ласково. Не то что с нами в классе. В классе ее все боятся. Вообще, дома она совсем не такая, как в школе. Тихонькая, очень маленькая без своих огромных каблуков, даже голос совсем другой.
Налила нам по рюмке кагора из откупоренной бутылки. «А то вы замёрзли, а тут вино от друзей осталось».
Она что-то очень много говорила про своих друзей, что она никогда не бывает дома одна — к ней все время приходят друзья. Вообще-то не похоже. Если уж к ней так часто ходят друзья, то зачем она нас так уговаривала зайти?
Потом они с Кашиным говорили об актерах. Крючок считает, что лучший актер — Смоктуновский. А Кашин больше всех любит Юрского. Я тоже больше всех люблю Юрского. И не потому, что так думает Кашин. Я ужасно люблю Юрского. Хорошо, если он будет играть Пушкина, хотя он внешне и не похож. Зося тоже вставила свое слово. Она сказала, что самый лучший актёр — Жан Маре. Ха-ха! Хоть бы раз Зося сказала что-нибудь впопад.
Крючок много знает о кино и театре. Как будто каждый день ходит. И всех актеров знает, и режиссеров. И об актерах она все знает, кто на ком женат, кто кого любит. Я даже не ожидала, что она с нами будет об этом говорить. Даже про знаменитых музыкантов все знает. Правда, Кашину, по-моему, это неинтересно. Он даже огрызнулся, ной жизни актеров никому нет дела, но Крючок сказала, что он ещё очень маленький и ничего не понимает, что актерская братия — это жуткая богема и рутина и что если Кашин собирается поступать в режиссеры, то должен это серьезно продумать.
Тогда Кашин стал рассказывать про своего Игоря Александровича. Игорь Александрович учится на четвертом курсе театрального института и ведет наш школьный драмкружок. Все в кружке от него без ума. И никакой он вовсе не богемщик.
В общем, они, как всегда, поругались с Крючком, но теперь-то я точно знаю, что Крючок его не возненавидит. Все-таки какое-то чувство на людей у Крючка есть. Вот чего она так прицепилась ко мне и к Кашину? Ведь мы не отличники, не подлизы, не сплетники, а она нас любит. Что у нас с ней общего? Ну, честная, ну, добросовестная, и работать хочет по-настоящему, а чего-то у нее не хватает. Может, родители ее плохо воспитали? Хотя человек сам себя должен воспитывать, а если он этого не может — значит, это еще не человек, а что-то вроде Зоси Щукловой. Вот как я стремлюсь полюбить ее… Заступаюсь, по математике и литературе помогаю, с классом из-за нее поругалась, но в глубине души у меня только жалость, но не любовь и не уважение. Просто я думаю, что лаской можно сделать больше, чем презрением. И вообще я не умею быть беспощадной. Когда другие беспощадны — мне жалко. А вот Кашин умеет. Он именно беспощаден. Теперь я знаю, почему его в классе не любят. Потому что он не стремится. Все думают, что он шалтай-болтай, а он просто не снисходит до остальных. Ему плевать. Хотя… За Зосю-то он заступается. Вот и пойми его.
Ладно, я отвлеклась. Когда мы вышли от Крючка, Зося сразу же стала поливать ее всякими грязными замечаниями. Ей совсем не стыдно, что ее только что накормили, что с ней только что по-человечески разговаривали. Где там! Ей просто хотелось угодить нам с Кашиным, вот она и тарахтела. Все-таки у Зоси рыночное воспитание, а никак самой не додуматься, что, когда уходишь от человека, просто неестественно подло вообще говорить о нем что-либо. Мы с Кашиным молчали, нам из-за Зоси было неудобно. Кашин болтать не будет, но я знаю, что в отношении Крючка в нем ничего не потеплело. Он всё-таки жестокий. Скажи ему об этом — он будет возражать и говорить, что он не жестокий, а просто объективный. А я… я не объективная. Я не могу не любить людей, которые не сделали лично мне ничего плохого. Да! Я не могу обвинять тех, кто лично ко мне всегда тепло и хорошо относился. Я и люблю, и ненавижу совсем не объективно, как ни стыдно в этом сознаваться.
Я не подхожу Кашину!
Он проводил меня до дому. Спросила, где он будет в праздники. Сказал, что с драмкружком и с Игорем Александровичем едут за город. Смотреть, как приходит зима, и печь на костре картошку. Этот Игорь Александрович! Как будто у него нет девушки, чтоб с ней проводить праздники, а не с ребятами. Спросил, где буду я. Я сказал, что дома, и убежала не простившись, потому что плакала. Вечером сидела дома и смотрела праздничный «Голубой огонек». Тоска!
