проведенном в одном теле с безумным мальчишкой-убийцей. Но постепенно жизнь его наполнилась людьми и событиями, которые вытеснили неприятные воспоминания на задний план. Лишь изредка, во сне, ему чудилось, будто где-то внутри него бьется в прочной «месмерической» клетке плененный Мясник. Проснувшись, Берт почти никогда не мог вспомнить, что ему снилось.
По окончании университета новоявленный доктор Морт четыре года проработал в Королевской больнице Лондона, трудясь, бок обок с великим Листером. Приобретя неоценимый хирургический опыт, он решился на покупку частной практики и сменил ушедшего на покой старика-доктора в мрачном Уайтчепеле.
Так он поселился у добродушного табачника мистера Батлера, в недорогой и удобной комнате прямо над магазином. За шесть лет практики, доктор Морт стал уважаемым человеком в округе. Со всех окрестных кварталов, а иногда даже из Сити и Шордича за ним посылали и в холод и в слякоть — лечить недуги и хвори лондонцев. Он уже подумывал перебраться в более фешенебельный район, жениться, купить и рассрочку небольшой дом, когда жизнь его внезапно совершила крутой вираж.
Все началось со злополучного визита к умирающему судье Джейкобсону минувшей зимой. В ту ночь Берта подняла с постели служанка Джейкобсонов, посланная за ним с приказом, во что бы то ни стало уговорить доктора посетить судью в неурочный час. Из сбивчивого рассказа запыхавшейся девушки, Берт понял что судью, вероятнее всего хватил удар. Он пользовал старика уже четыре года и давно ожидал подобного исхода, поэтому не мешкал. Быстро одевшись и прихватив с собой саквояж, он отправился к Джейкобсонам.
Все оказалось именно так, как и предполагал Берт. Судья лежал в душной жарко натопленной спальне и отблески пламени из камина плясали на его пергаментно-бледном лице. Глаза умирающего были закрыты, и глубоко запали, скулы напротив резко выдались вперед, и казалось на кровати лежит уже мертвец. Но толстая синяя жила на шее старика еще пульсировала дурной кровью, а руки его были сжаты в кулаки. Судья цеплялся за жизнь.
Берт присел на край кровати и взялся за левое запястье умирающего. Пульс на руке почти не прощупывался. Предплечье было исчеркано рубцами от старых кровопусканий. Сколько их сделал за эти годы старику Берт... Двадцать? Тридцать? Писали, что в Индии обнаружили любопытную траву — раувольфию змеиную, вытяжка из которой позволяет снизить давление в сосудах, не прибегая к варварским средневековым методам.
Пожилая леди — миссис Джейкобсон — приблизилась к кровати с другой стороны и с мольбой посмотрела на Берта.
— Что-нибудь можно сделать, доктор?
Берт покачал головой.
— Это апоплексический удар. Я могу лишь облегчить страдания, выпустив пинту крови. Возможно, он ненадолго придет в себя. Вы уже послали за священником?
Миссис Джейкобсон испуганно прикрыла ладонью рот и помотала головой.
— Он запретил, сэр. Вы же знаете этого упрямого осла! — в голосе ее прозвучали нотки злости, с какой люди порой говорят о любимых, хороших, но чертовски упрямых людях.
Берт кивнул. Любой проходимец в округе знал, что судья Джейкобсон был, упрямцем, богохульником и тираном. Но вместе с тем, едва ли, даже среди уличного сброда, нашелся бы хоть один человек, посмевший утверждать, что оный судья был несправедлив или излишне жесток в своих приговорах. Ходили слухи, что ни один злодей не мог утаить правды, едва суровый взгляд из-под напудренных буклей парика, останавливался на нем, а низкий грудной голос повелевал говорить.
Взгляд этот заслуживал особого «врачебного» внимания Берта. Глаза судьи Джейкобсона время от времени меняли цвет. Обычно карие, они порой становились разноцветными — синим и зеленым. Приходящая гетерохромия — о таком доктор Морт никогда не слышал. Судья отмахнулся от попыток Берта изучить это явление, а когда тот попытался настоять, прикрикнул, как он это умел и вопрос был закрыт.
Теперь судья умирал, стиснув кулаки.
Берт раскрыл саквояж и достал ланцет. Служанка молча подала маленький медный тазик для крови, а миссис Джейкобсон присела в кресле и тихо-тихо заплакала. Берт придвинул ближе свечу, повернул руку судьи к себе наружной стороной и примерился сделать надрез. Но в этот момент судья пошевелился и открыл глаза. Лицо его перекосилось: левый глаз — сейчас он был зеленым — открылся не полностью, а угол рта с той же стороны был опущен.
— Уйдите все.
Произнесено это было едва слышно и шепеляво, но вместе с тем необъяснимая сила в голосе старого судьи не позволяла ослушаться. Подскочили одновременно и доктор, и служанка, и плачущая миссис Джейкобсон.
— Мистер Морт, вы останьтесь,— так же тихо попросил судья. Он впервые назвал Берта не «доктором» а просто «мистером», как будто подчеркивал, что не видит больше смысла в лечении.
Никто не посмел ослушаться, и вскоре в комнате остались только Берт и умирающий.
— Я ведь уже не выкарабкаюсь? — спросил старик без всякого выражения.
— Вы умираете, сэр,— лгать судье Берт даже не пытался.
— Ну что же, я не боюсь. Смерть — удел каждого, пора бы и мне встретиться самым главным Судьей.
При этих словах он попытался улыбнуться, но ухмылка вышла кривая, страшная. Доктору Морту не раз случалось наблюдать за последними часами жизни своих пациентов, и редко кому доставало мужества встреть смерть достойно. Уважение, которое он и без того испытывал к старому судье, разом выросло на порядок.
— Я позвал вас, Бертран, не для очередного кровопускания,— прошептал между тем старик. — Нет нужды суетиться перед смертью. У меня к вам другой интерес. Помните, вы интересовались моими глазами?
Берт, который, время от времени, возвращался мысленно к феномену «разноглазости» судьи, кивнул.
— Я не захотел с вами об этом говорить, и на то была причина. Но теперь время пришло.
Доктор не стал спорить, хотя и не понимал, почему умирающий стремится обсудить вопрос, который при жизни его не слишком-то беспокоил. Он отложил ланцет и приготовился слушать. Судья полежал некоторое время, прикрыв глаза и собираясь то ли с силами, то ли с мыслями. Наконец он проговорил:
— То, о чем я расскажу, покажется вам бредом умирающего старика, но очень скоро вы сможете убедиться, что это правда от первого до последнего слова. Времени у нас мало поэтому не стану ходить вокруг да около. Слушайте же. Мои глаза меняли цвет не сами по себе. Все дело в маленькой вещице, которой я владею. Именно она изменяет цвет глаз, когда я к ней прикасаюсь. Не перебивайте, черт побери!.. Это не главное... — он отдышался, длинная тирада далась нелегко. — Самое важное впереди. Цвет глаз — пустяк. Главное то, что дает эта вещица — непреодолимую власть над людьми. Да-да, именно так — власть, которую невозможно превозмочь или игнорировать. Чего бы вы ни потребовали от человека — он сделает это. Потребуйте от него умереть — и он убьет себя...
Берт уже понял, что вопреки собственным уверениям, старик повредился в уме. Такое не раз случалось в его практике. Часто умирающие, приняв его за приходского священника, начинали каяться в совершенных грехах или спешили поведать страшные тайны своей жизни. К этому доктор Морт давно привык. Было лишь немного неловко от того, что на сей раз безумие овладело таким смелым и сильным человеком, каким всегда был судья Джейкобсон.
Видимо, выражение сочувствующего недоверия отразилось на его лице, потому что старик перебил сам себя и сказал неожиданно резким и раздраженным голосом:
— Уберите к дьяволу с лица эту участливую мину. Я еще не сошел с ума.
Берт почувствовал, как вопреки его воле, сочувственная улыбка действительно покинула его физиономию. Старик смотрел на него, гневно сдвинув брови, и сверкая из-под них разноцветными глазами.
— Слушайте меня внимательно. Я пригласил вас, чтобы передать эту вещь. Вам, Бертран!
С этими словами старик приподнял правую руку и разжал кулак. На ладони у него оказалась
