И Волх тоже падает наземь. Он ждет удара — но ничего не чувствует. Только тело вдруг становится гибким и без труда льется в лаз. Волх понимает, что он стал змеем, как и его отец, но совершенно этого не боится.
И правильно делает! Скоро лаз кончается, ослепительный свет снова бьет в глаза, и Волх поднимается на ноги в огромной палате, где стены, кажется, выложены драгоценными камнями, каждый ценой в трех туркменских жеребцов. Его отец — он снова человек — сидит на престоле. На голове у него золотой обруч, на теле кольчуга не то из серебра, не то из змеиной чешуи. На плечах — волчий седоватый мех. Он говорит, и голос его эхом разносится по палате.
— Раз в тысячу лет на земле рождаются мои сыновья. Ты — один из них. Приди в мои объятия, прими мой дар!
Отец раскидывает руки и ждет. Как завороженный, Волх делает несколько шагов навстречу… Но останавливается. Ему вдруг становится ясно, что в дар ему предлагают не безделушку. Произойдет что-то страшное и бесповоротное. Еще не поздно убежать…
Отец не торопит. На его лице — понимающая усмешка: мол, делай выбор, сын. Но Волх обреченно понимает, что выбора у него нет. Он никому не даст повода считать себя трусом. И хоть ему вовсе не хочется принимать неведомый дар, он идет навстречу своей судьбе. Шаг, другой…
Свет резко гаснет. Тело сдавливают тиски — или змеиные кольца? В лицо зловонно дышит какой-то зверь. И не его ли это когти дерут спину, а тысячи муравьев вгрызаются в ноги… Бьют по щекам ветви деревьев. Глаза заливает кровь… В ушах — шепот:
— Прими мой дар и помни: на этом берегу ты можешь все — помни об этом, когда снова перейдешь реку, князь!
Шепот становился все громче и наконец перешел в крик.
— Князь! Князь!
Тяжело подниматься из-под земли. Сердце бухало, отдаваясь эхом в ногах и в голове. Волх с трудом поднял веки.
В избу через дыру в двери падал свет. Огонь в очаге погас.
— Просыпайся, князь, ну пожалуйста! — круглолицый мальчишка отчаянно тряс его за плечо. — Ночью лютый мороз ударил. Все уснули, костры погасли… Нельзя спать! Ты руки-ноги чувствуешь? Сейчас, сейчас…
Не в силах сопротивляться, еще ничего не понимая, Волх позволил стащить с себя сапоги и размотать онучи. Странное дело: босые ноги лежали на холодном земляном полу, но холода не чувствовали. Но вот по ним прошлись шершавой теркой. С этой болью укусы муравьев, которые приснились Волху, не шли ни в какое сравнение. Он заорал и окончательно проснулся.
Мальчик, положив ногу Волха себе на колени, яростно тер ее шерстяной варежкой.
— А ну оставь! — рявкнул Волх. Но мальчишка и не подумал послушаться, только скорчил страдальческую рожу.
— Потерпи, князь. Больно — это хорошо, значит, кровь пошла. Ты ноги отморозил, кровь в них стала, как река зимой. Если не отогреть, они сгниют.
— Что стряслось? Хорошо… Во дела!
Взъерошенный спросонья Бельд вскочил и тоже склонился над Волхом.
— Дай, я сам.
Волх снова чуть не заорал, но быстро взял себя в руки и только морщился и щурился от боли. Ноги постепенно становились горячими, тяжелели…
Мальчик не отходил. Он на корточках сидел рядом с Волхом, время от времени, когда у того совсем перекашивалось лицо, легонько касался его плеча. Бельд смерил наглеца взглядом. Снова нахмурился — теперь удивленно.
— Хорошо… — протянул он. И вдруг заткнулся, только с удвоенной силой начал драть кожу с княжьих ног.
— А ведь этот… мальчик спас тебя, Волх, — сказал сакс. — Если бы он тебя не разбудил, ты и вовсе бы не проснулся.
Волх вовсе не был благодарным ни за свое внезапное пробуждение, ни за пытку, которую устроили его ногам. Но он понимал, что Бельд, как всегда, прав.
— Как тебя зовут? — буркнул он.
— Третьяк, — сипло ответил мальчишка и схватился за горло. Осмелев, он достал из-за пазухи что-то, больше всего напоминающее кусок бурого льда.
— Вот, князь… Тебе сейчас надо…
— Что это? — отпрянул Волх.
— Бельчатина. Жареная. Ты не подумай, — испуганно добавил мальчик. — Я не украл. Это то, чем ты наделил, а я сразу не съел, не хотелось… Бери же!
Кусочек окаменевшего от холода мяса, без запаха и наверняка без вкуса, совсем не радовал глаз. Но желудок считал иначе. Волх почувствовал, что умрет, если сейчас же не вцепится зубами, не почувствует, как тает на языке… М-м… кажется, он ничего не пробовал вкуснее этого кусочка. Слезы выступили из глаз. Даже боль в обмороженных ногах отступила.
— Хорошо, подымайся, походи, попробуй.
Бельд помог Волху встать. Тот покачнулся, хватаясь за друга. Где-то совсем неподалеку протяжно завыл волк. Ему вторила стая…
— Надо остальных разбудить, — велел Волх. — А то перемерзнем здесь все к лешему.
— Я сейчас, — кивнул Третьяк, кинувшись выполнять приказ.
— Шустрый, — улыбнулся Бельд. — Повезло тебе, князь.
Волх, хромая, выбрался из избы. Походя он отметил, что Бельд впервые назвал его князем. Что ж, пустячок, а приятно…
Утреннее солнце ударило ему в глаза. А когда он огляделся, то в глазах у него снова потемнело от жути.
Вокруг избы спал его отряд — дружинники вперемешку со своими рабами и слугами. Темнели потухшие кострища. Большинство из них даже не дымили. Над лагерем стояла мертвая тишина.
Третьяк, всхлипывая, тряс спящих. Волх с Бельдом бросились ему на помощь.
— Вставайте, вставайте, дурачье, — Волх с ожесточением пинал сонных парней. Наконец в снегу началось копошение. Бледные до синевы, истощавшие, простуженные, путники один за другим просыпали, вставали на четвереньки, садились. Они терли друг другу ноги, руки, щеки и уши, стонали, но постепенно оттаивали, оживали — словно возвращались с того света.
И все-таки эта страшная ночь убила десятерых — тихо и незаметно, подарив напоследок глубокий сон.
— Если бы не он, — снова кивнул Бельд на Третьяка, — все бы здесь остались.
Мальчик услышал и покраснел.
— Надо идти дальше, — буркнул Волх.
— Ну еще минуточку! — заканючил кто-то.
— Князь, воля твоя, а я идти не могу, — заявил еще один. — Не будь зверем, дай полежать часок.
Волх сверху вниз посмотрел в глаза лежащего, полные отчаяния и упрямства.
— Ты прав, воля моя, — сказал он. — Мы сейчас уходим. Силой тебя поднимать я не стану. Но и волкам на съедение живым не оставлю. Или ты идешь с нами, или я тебя убью.
Эта угроза в последнее время слишком легко слетала у него с языка. Но никто не считал ее пустой — Волх уже доказал, что не шутит и не пугает. Несчастный парень сделал над собой усилие. Убедившись, что тот встал, Волх удовлетворенно кивнул и скомандовал отправление.
Но через два часа стало ясно, что никакими угрозами людей не заставишь идти дальше. У них не было сил переставлять ноги по глубокому снегу, они проваливались и падали. Когда наконец разожгли стояночные костры, все в изнеможении рухнули вокруг. Люди совали замерзшие руки прямо в пламя, наслаждаясь его обжигающим жаром.
Но голод не тетка. Четверо самых удачливых охотников угрюмо встали и исчезли в пустом лесу. Встал
