Летчики побежали к обломкам «мессершмитта». На хвосте пестро размалеванной машины были аккуратно нарисованы двенадцать крестиков, силуэты корабля и английского самолета. На киль намотались стропы парашюта. Его владелец лежал чуть поодаль. Это был здоровенный рыжий детина с наглой мордой, одетый в щегольской гражданский костюм. В бумажнике у него были французские и греческие деньги и только что полученное, еще нераспечатанное письмо из Бельгии. На шее болтался золотой медальон с надписью по-немецки: «Бог тебя сохранит».
— Все ж таки подвел его бог, - мрачно сказал Кузьма Егорович Селиверстов, с ненавистью глядя на рыжего мертвеца, - отгулялся, разбойничек!
— Да, погулял он немало, - согласился начальник штаба, внимательно рассматривавший документы немца. - Важную птицу сняли с неба!
Таких опытных летчиков у немцев было тогда немало. Они нападали на наши самолеты умело, используя внезапность: заходили обязательно со стороны солнца, выскакивали из облаков, старались где- нибудь в стороне набрать высоту и потом сверху обрушивались на наш самолет. Взаимодействуя друг с другом, немецкие истребители всегда старались вести групповой бой, обеспечивая себе количественный перевес.
Наши истребители отважно противостояли немецким асам, искупая недостаток опыта безудержной смелостью. В то же время они стремились как можно быстрее овладеть новыми тактическими приемами, научиться внезапно подходить к противнику, искусно атаковывать его и бить наповал.
Покрышкин со своей эскадрильей в те дни все еще прикрывал Бельцы, хотя фашисты были рядом. Он перелетал на городской аэродром ранним утром, весь день работал там, а на ночь возвращался в Семеновку. И вот Саше пришла в голову такая мысль: а что, если на обратном пути заглянуть на территорию, занятую немцами, пройти над ней вот так просто, без всякого задания? Горючего в баках хватит, крюк придется сделать небольшой, а между тем, если повезет, можно сотворить кое-что любопытное.
Однажды вечером, уже в сумерках, когда эскадрилья возвращалась в Семеновку, он резко отклонился от маршрута, набрал высоту в две тысячи метров и направился к переднему краю. Немцы знали, что в такое позднее время советские самолеты в воздухе уже не появляются, и их летчики, поднявшиеся над полем боя, чтобы засечь цели для своей артиллерии, были настроены довольно беззаботно.
Покрышкин заметил на фоне светлого пшеничного поля характерный силуэт «хейншеля-126», прозванного пехотой «кривой ногой» за уродливо растопыренные шасси. Разведчик медленно кружил над полем боя. Саша снизился на тысячу метров, и стремительно зашел в хвост немцу почти вплотную. Даже самому страшно стало: «А ну как врежешься». Он с силой нажал на гашетки и едва успел отвернуть свою машину, как от «хейншеля» во все стороны полетели какие-то лохмотья. То были куски плоскостей и фюзеляжа.
«Хейншель» круто опустил нос. Покрышкин догнал его и добил. Только теперь он почувствовал, что по шее у него что-то течет. Тронув подбородок, он взглянул на пальцы: кровь. В плоскостях было несколько дырок. Внизу Саша увидел сотни мигающих огоньков — это немцы били по самолету. Он стал уходить вверх, лавируя, чтобы сбить противников с прицела. Подбородок саднило — пуля оставила довольно глубокую царапину. «Хорошо, что немец ошибся на сантиметр», — мелькнуло в голове.
Пора было бы уходить: сумерки сгущались. Но Саша заметил характерный силуэт польского истребителя «ПЗЛ-24». У немцев было много трофейных самолетов, и Покрышкин, впервые встретившись с незнакомой машиной, захотел помериться силами с летчиком, который ее вел. Он снова развернулся и устремился за гитлеровцем. «ПЗЛ-24» обладал заметно меньшей скоростью, чем «МИГ», но был верток и ловко ускользал из-под ударов. Все же Покрышкину удалось прострочить его, и он упал. Саша поспешил домой: уже наступила ночь, можно было заблудиться.
Командир похвалил Покрышкина за инициативу и приказал впредь при возвращении в Семеновку всей эскадрильей проходить над полем боя. Но это уже было совсем не то, что одиночный вольный полет: терялся элемент внезапности. Немцы быстро привыкли к тому, что в определенный час над ними проходила большая группа советских самолетов, и заблаговременно готовились встретить их. Поэтому такие налеты уже не давали эффекта, а однажды, после того как эскадрилья попала в грозу и самолеты разбрелись и сели в поле, «вольный поиск» отменили вовсе. Но Покрышкин часто вспоминал о своем удачном вечернем рейде. Опыт этот пригодился несколько лет спустя, когда Саша вместе с другими летчиками начал практиковать полеты, получившие название «воздушной охоты».
Месяц, целый месяц провоевал 55-й истребительный полк, не трогаясь со своего полевого аэродрома! Наши войска, сражавшиеся в Бессарабии, долго держали фронт, изматывая гитлеровцев; и только тогда, когда с севера над ними стала нависать несметная туча немецких танков, прорвавшихся от Ровно на Новоград-Волынский, Житомир и дальше на Белую Церковь и Умань, им был дан приказ начать отход на восток.
Двадцатого июля, за день до смены аэродрома, в полк прибыли семнадцать молоденьких сержантов, только что окончивших Качинскую авиационную школу. Они ходили по полю в новеньких, еще топорщившихся гимнастерках, и озорные мальчишеские глаза их горели любопытством.
Ветераны полка иронически улыбались, поглядывая на сержантов, державшихся обособленной стайкой. Покрышкин, сам сравнительно недавно окончивший ту же школу, был настроен снисходительно и с интересом присматривался к ним.
Как-то, возвращаясь с ужина, он натолкнулся на сержантов, усевшихся возле барака на бревнах. Яркие звезды дрожали в небе, сильнее пахли цветы на забытой клумбе. Сержанты покуривали, зажав папироски в кулак, чтобы не были видны огоньки. Один из них, долговязый и нескладный, что-то с увлечением декламировал. Время от времени раздавались веселые взрывы смеха.
Саша прислушался. Сержант читал какую-то длинную, не очень складную юмористическую поэму о приключениях зверей, бежавших из зоопарка:
Покрышкин улыбнулся. Было что-то детское, ученическое в невинной забаве сержантов, тем более трогательной, что в эти самые часы теперь совсем близко шла жаркая кровавая борьба, и в Семеновке отчетливо слышалась стрельба. Снаряды рвались уже недалеко отсюда. Подойдя поближе, Саша спросил, когда сержант кончил читать стихи:
— Кто написал?
Сержант вскочил и ответил, немного замявшись:
— Доморощенное, товарищ старший лейтенант.
Его приятели зашумели:
— Это он, он сам сочинил! Андрей Труд!
— Труд? Хорошая фамилия. Самая подходящая для летчика. Если будете трудиться над подготовкой к полетам так же, как над стихами, дело будет...
Саша давно приметил этого долговязого парня, похожего на складной перочинный ножик. Он целый день толкался возле летчиков, жадно слушал рассказы о воздушных боях, встревал с наивными вопросами. Лицо у него было открытое, с большими серыми глазами, на губах блуждала хитрая улыбка, словно он только что напроказил и хочет вывернуться из беды.
Сержанты засмеялись. Саша спросил вдруг Труда:
