И когда в душе моей почти стерлась острота пережитого, когда немного затуманились образы прошлого, я рассказал об удивительном событии своему близкому другу и учителю, биологу и океанологу Триполину. У меня было к нему дело, и, когда я приехал на его дачу, мы сначала поработали, а потом пошли подышать свежим воздухом.
Миновав дачный поселок, мы углубились в тихий осенний лес. Шелестели под ногами листья, шумел мелкий дождь в ветвях берез и осин. Не помню уже почему, но речь зашла о море, о его нераскрытых тайны. И я рассказал Триполину все, что видел и помнил, не утаив и версии старшего механика. Я почти не сомневался, что опытный биолог отнесется к моему рассказу более чем скептически, и уже приготовился выслушать какое-нибудь язвительное замечание в мой адрес, но старый ученый молчал, и в темных глазах его не вспыхивали лукавые искорки — верные предвестники близкой атаки.
Триполин остановился и снял шляпу. Осенняя тишина, светлая и немного грустная, обступила нас; легкий шорох дождя почти не нарушал ее. Мелкие дождевые капли бисером оседали на седых волосах Триполина. Серый рябчик, выпорхнув из кустов, пролетел совсем близко от нас и сел на высокую березу.
— Скажите, Багров, — Триполин часто называл меня по фамилии, — много узнали бы мы о жизни леса, если бы поехали изучать его жителей на тракторе, поволокли за собой сети, размахивали сачками и разными ловчими приспособлениями — с лязгом и грохотом?..
На этот вопрос можно было не отвечать, и я только пожал плечами.
— А между тем жизнь морей и океанов мы изучаем именно так, — продолжал Триполин, — все это очень напоминает трактор в лесу. Действительно, отправляется в море такая стальная махина, гудят моторы, бурлит винт за кормой, в воду швыряют металлические грунтозаборники, тралы, сети… Какие уж тут наблюдения за жизнью животных! Ведь любой мало-мальски умный морской зверь спрячется как можно дальше, не даст поймать себя таким примитивным способом. Нет никаких сомнений, что в наши ловчие приспособления попало в десятки раз меньше морских обитателей, особенно глубоководных, свободно плавающих в толще воды, — чем существует их в природе. Над тайнами приподнят лишь край занавеса. Вот почему я не удивился вашему рассказу про ихтиозавра, хоть вы и ждали, что я удивлюсь или начну смеяться над вами. Вряд ли, в самом деле, перед вами промелькнул ихтиозавр, хоть они, вполне возможно, существуют и до сих пор. Дело не только в том, что мы слишком мало знаем о жизни морей и океанов. Есть еще и другая, на мой взгляд, существенная причина, которая дает основание ожидать очень и очень неожиданных открытий.
Триполин помолчал, надел шляпу, и мы вновь медленно побрели по лесу.
— Многие писатели, даже близкие к науке, — продолжал мой друг, — создавали романы, в которых экспедиции попадали на остров или в неизвестную страну, где каким-то образом сохранились животные, всевозможные динозавры, которые везде на земле вымерли сотни миллионов лет назад. Я не против этих романов. Но скажите, Багров, почему вымирали животные прошлых геологических эпох?
— Потому что менялись природные условия, к которым они приспособились, — не задумываясь, ответил я.
— Совершенно верно. Это главная причина, хотя были и другие. Но из этого напрашивается вывод, что древние животные вероятнее всего могут сохраниться там…
— …где условия остаются неизменными, — закончил я его мысль.
— Или относительно неизменными, — уточнил Триполин. — А теперь сравните с этой точки зрения природные условия на суше и в океане…
— Я понял вас. На суше они значительно изменчивее, разнообразнее, и животным все время приходится приспосабливаться к этим изменениям, следовательно, и самим меняться.
— Да. Поэтому выходцев из далекого прошлого, которые благополучно живут себе до сих пор, надо искать не на суше, как это делали авторы научно-фантастических романов, а в океане.
— Однако если продолжить вашу мысль, — сказал я, — то в океане можно выделить зону, где природные условия, хотя и не так резко, как на суше, но все же меняются вслед за изменениями климата, и зону, где они практически остаются неизменными. Я имею в виду верхний, освещенный солнцем, горизонт моря и его глубинную часть, которая называется 'абиссаль'[1].
— Вполне с вами согласен. К этому, собственно, я и вел. Мне кажется, что два пути должны привести нас к окончательному познанию морских тайн. Первый из них — это производить за морскими обитателями наблюдения так же, как за лесными животными, то есть тихо, притаившись, не пугая их и не нарушая их жизни; чтобы много увидеть, надо самому оставаться невидимым, незаметным — это правило известно всем зоологам. Второй путь, как вы сами уже, наверное, догадываетесь, — это проникновение в океаническую бездну, на глубину нескольких километров. Известный американский зоолог Уильям Биб, который спустился в батисфере почти на километр, свидетельствует, что, чем глубже, тем больше становилось морских животных. Вы еще молоды, Багров, и многое успеете сделать, если посвятите свою жизнь исследованию океана. Когда решитесь на это, займитесь серьезно абиссалогией — наукой, изучающей океанические глубины. Это еще очень молодая наука, однако будущее у нее большое, грандиозное будущее…
Когда мы в тот день прощались, Триполин спросил меня, слышал ли я что-нибудь о латимерии. К своему стыду, я ничего о ней не слышал.
— Как же так! — удивился Триполин. — Ведь латимерия вызвала настоящую сенсацию среди ученых.
Я только смущенно развел руками и извинился.
— А между тем эта история имеет непосредственную связь с вашим гипотетическим ихтиозавром, точнее, — с вашим предположением, что это был ихтиозавр, — продолжал меня мучить Триполин. — Позапрошлым летом, в 1938 году, в Индийском океане, у побережья Юго-Восточной Африки, совершенно случайно, тралом была поймана эта рыба — латимерия. Она принадлежит к группе кистеперых, а все палеонтологи мира были абсолютно уверены, что кистеперые рыбы, так же как и ихтиозавры, уже давно вымерли.
Триполин победно взглянул на меня. Я молчал. Старик положил руку на мое плечо и ласково проговорил:
— Если, ища ихтиозавра, вы долго не будете получать никаких результатов, если отчаяние закрадется вам в душу, если вы вдруг внимательнее начнете прислушиваться к нашептываниям скептиков, — вспомните о латимерии!
Этот разговор окончательно и определил мою судьбу. Я стал 'искателем ихтиозавров', как впоследствии назвал меня в шутку Триполин. Конечно, это была только шутка. Я не забывал о встрече у берегов Камчатки, но моя ежедневная работа была шире, спокойнее, проще: я наблюдал, спускаясь в легком водолазном снаряжении под воду, за морскими обитателями, не убивая и не пугая их. Далеко не сразу мне удалось как следует взяться за абиссалогию, и все же, в конечном счете, я занялся ею. Но начать пришлось с поверхности моря.
Палоло, или Неповторимое повторилось
Во время второй мировой войны, конечно, нечего было и думать о широких систематических исследованиях океанов. Однако некоторые интересные факты океанология все-таки получила, и этим она обязана военным морякам: их сообщения об интересных, зачастую загадочных случаях появлялись и в советской, и в американской, и в английской прессе. Так, с Тихого океана однажды поступило сообщение, что после взрыва бомбы на поверхность всплыло какое-то странное существо с маленькой головой, длинной шеей и массивным туловищем. Рассмотреть это животное как следует моряки, к сожалению, не смогли, потому что в разгаре боя было не до того, а когда бой кончился, животное уже исчезло: то-ли оно погибло и утонуло, то-ли пришло в себя и поплыло себе дальше, а может, его просто не нашли. Там же, на Тихом океане, на военный катер как-то напали два морских великаны, которых моряки сначала приняли за китов. Катер развил наибольшую скорость, и страшилища отстали. Когда они скрылись из глаз, кто-то высказал
