— Хватит, Сергей Устиныч! Большое спасибо.
— Лесу всем хватит! Еще двести кубов купили.
Обходя стройку, Гребенкин находил, о чем поговорить с каждым, узнавал нужды. А часа через два, возвращаясь обратно, он рассказал о стройке. Это ему пришла мысль заново перестроить деревню. Он ездил в один целинный совхоз и увидел там, как строят саманные дома. А те делали их по примеру рабочих совхоза, строившихся еще в тридцатые годы. Многолетний опыт показал, что в саманных домах теплее, чем в каменных, а с деревянными и тем более сборными щитовыми и сравнивать нечего. В условиях степи, когда зимой дуют сильные ветры, любой деревянный дом продувает насквозь. Новоселы строили саманные дома на каменном фундаменте, с полом и потолком. По предложению Гребенкина и в колхозе решили строить так же. Плохо было с кровельным материалом, но старожилы посоветовали делать камышовые крыши.
— Скотные дворы строишь? — спросил я Гребенкина.
— А ты что, хочешь посмотреть? Строим и дворы. Ты видел у Соколова? Ну, вот и мы делаем такие: стены, как в новых хатах, фундамент и столбы кирпичные.
— Кирпич из города?
— Пока нет. Заняли в одном колхозе — вернее, поменялись: мы им лес, а они нам кирпич. В будущем году свой будет.
— А лес где взял? В колхозе лесов ведь нет.
— Это длинно рассказывать. Вообще, конечно, безобразие! Но для пользы дела можно. Мне город помогает: съездишь, поговоришь, дают наряд. По старой памяти. Правда, мы тут и на райпотребсоюз нажали — двести кубов взяли. А без этого, — Гребенкин развел рукой, — нельзя! Пока нельзя… И досада берет. Вон сосед никак лесу достать не может. И черт его знает: в Сибири, и без лесу. Все-таки это безобразие! Далеко ли тайга? Река через всю область, пароходов и барж до черта, а в колхозах стройки срываются.
— Смотри, у тебя сколько лесу, — показал я на штабель.
— Это на столбы. Застройщики вкопали, видишь? А в воскресенье начнем ставить по всей деревне. У нас к зиме электричество будет и радио. Для этого и столбы бережем.
К нам подошла смуглолицая девушка.
— Сергей Устиныч, — сказала она, — доярки послали к вам. Надо бы новые дворы закрепить за бригадами.
— А чего закреплять, Тоня? Столбы еще не сложены.
— Столбы почти все поставлены, фундамент есть, саман готов… Мы хотели, Сергей Устиныч, и сами поработать… Доярки, пастухи. В свободное время. У вас скоро хлебоуборка начнется, людей мало, а мы сейчас бы помогли… На своем дворе, — уточнила Тоня.
— Видал их! — подмигнул мне Гребенкин. — Вот что, Тоня! Раз твоя бригада проявила такую инициативу — сами себе и двор выбирайте.
— Любой можно? — обрадовалась Тоня.
— Любой! Только мне потом скажете.
— Так мы, Сергей Устиныч, возьмем с того краю.
— А почему? — удивился Гребенкин. — Ближний-то почти со всеми столбами уже.
— Да мы уж подумали, Сергей Устиныч. — Тоня потупилась. — В той бригаде плотники-то — мужья двух наших доярок…
— Ну, ясно! — рассмеялся Гребенкин. — В той бригаде и Степан?
— Вы уж сразу и в краску вводить.
— А ты не сердись. На свадьбу все равно приду.
Девушка смутилась окончательно и смолчала.
— Ладно, Тоня, начинайте. Крайний двор — твой!
— Спасибо, Сергей Устиныч. — И Тоня торопливо зашагала по деревне.
— Вот видишь! — кивнул ей вслед Гребенкин. — Дополнительную нагрузку выпросила, да еще и рада. Как, по-твоему, почему люди добровольно идут на дополнительную работу?
— Видимо, заинтересованы.
— Видимо! У тебя и выражения-то все с осторожностью. Видимо! Видимо, ты не все понимаешь! — Гребенкин усмехнулся. — Да, по правде, сначала и я не понимал. Дело тут сложное. Люди истосковались в отстающих ходить. А вот фундамент двора увидели, обрадовались, поверили, что двор будет. Это, брат, не только понять надо. Прочувствовать! Только начни хорошее дело — сразу сотня помощников найдется.
— Выходит, заложи фундамент двора — и сразу энтузиазм поднимется?
— Ох, браток! Оказенился ты совсем. — Гребенкин повернулся назад и, показав на штабель бревен, сказал: — Вот и этот штабель вызывает, как ты выражаешься, энтузиазм! И не только у председателя. Главное — у колхозников. И вот те сорок домов будущих — тоже энтузиазм! И фундаменты будущих дворов! И поля!
— Хлеба хорошие?
— Потом посмотришь. А когда дело с места чуть тронулось да маленько пошло, тогда можно и «Дубинушку» гаркнуть.
Контора была уже на виду, когда Гребенкин, вдруг вспомнив что-то, остановился.
— Заговорился я с тобой и забыл совсем. Пошли обратно! — Он решительно повернул назад и, когда поравнялся с нужным ему домом, сказал:
— Надо объявить бригадиру первой бригады, что Тоня повела своих двор достраивать. — Гребенкин подмигнул мне и шагнул в хату.
Когда он вышел оттуда, вслед за ним выскочил пожилой человек, который на ходу надевал телогрейку.
— Так нам, значит, Сергей Устиныч, ближний двор?
— Конечно, ближний. Твоя бригада стариковская, сам знаешь, ну и решили дать вам который больше отстроен.
— Вот спасибо-то, Сергей Устиныч… Мы это… подмогнем!
— Вот и пошло дело, — удовлетворенно промолвил Гребенкин, обернувшись ко мне, — а ведь я и сам хотел предложить такой ход, но все ждал: догадаются или нет. Ну, понимаешь меня? Загорятся ли сами? Загорелись!
В конторе Гребенкин познакомил меня с секретарем партийной организации.
— Ты, Сергей Устинович, Тоню Быкову не встречал?
— Только что разговаривал.
— Двор ей определил?
— Определил.
— Хороший народ у нее в бригаде! Я с ними беседовал в обеденный перерыв, разговорились о подготовке к зимовке. Все как один: сами двор поможем достроить. Значит, разрешил? Тогда я пойду со второй бригадой поговорю. Надо и их…
— Поговори, поговори, — улыбнулся Гребенкин. — Только самого-то Самсона надо на лошади догонять.
— Так ты с ним, наверное, уже виделся, — догадался парторг.
— Да. Но и тебе побеседовать не мешает. Ближний двор — для них.
Парторг ушел. А Гребенкин вызвал к себе бухгалтера.
— Ну как, Петр Петрович, изыскал деньги?
Петр Петрович — уже немолодой человек в очках, с взъерошенной шевелюрой.
— По два рубля наберем, Сергей Устинович.
— И то хорошо! А за сентябрь, Петр Петрович, надо по три рубля дать.
— Если вы гарантируете, Сергей Устинович, что в закуп дадим десять тысяч центнеров, тогда найдем денег. По три рубля найдем.
— А где найдем?
— По другим счетам пошарим… Временно, до получения денег за пшеницу.
Должно быть, у Гребенкина не было настроения выяснять до конца, как бухгалтер будет
