Павлов знал об известной цикличности погодных условий. Читал об этом, кое-что уточнил своими наблюдениями. Но вот это — пятые годы неурожайные, а шестые благоприятные для урожая — впервые услышал от Коршуна. Вспоминает минувшие пятые и шестые… А ведь верно! Так и было… Значит, шестьдесят шестой должен быть благоприятным! Но не оплошать бы! Эта мысль теперь овладела Павловым. Все силы на завоевание будущего урожая!
Что ж, большой недобор хлеба в этом году надо перекрыть хорошим урожаем в будущем.
И Павлов как-то невольно увлекся перспективами. Он твердо уверен: линия на развязывание инициативы местных работников совершенно правильна. Много хорошего было сделано для урожая этого года. И нельзя винить агрономов и руководителей хозяйств, что с урожаем не получилось.
«Да, не повезло, — повторял он слова Коршуна, когда, возвращаясь в город, проезжал мимо полей с реденькой пшеничкой. — Не повезло…» Но ведь он видел и совсем другие хлеба! Они радовали глаз, заставляли забывать о засухе. Много таких полей не только у Коршуна, но и в колхозе у Соколова, в совхозе у Григорьева, у Климова.
Павлов верил: многие теперь пойдут в агротехнике испытанными у мастеров урожая путями. Побольше бы Климовых, Коршунов, Соколовых, Григорьевых! И не самая ли главная задача всей партийной организации — получше заняться выращиванием, воспитанием вот таких мастеров — стойких, знающих дело и умеющих отстоять урожай при любых условиях?
Да это теперь и станет задачей номер один: растить, всеми силами растить руководителей типа Коршуна, Климова и им подобных. Тогда и дело урожая окажется в верных руках!
Реденькая пшеничка, тянувшаяся по обе стороны дороги, теперь кажется Павлову словно бы более рослой, с тугим колосом. И все будущее рисуется ему отрадным, более надежным.
Павлов уже обдумывал, как поставить вопрос о воспитании кадров на бюро, а может быть, и на специальном пленуме обкома.
В город он въезжал словно помолодевшим.
V. Так держать!
1
Кругом бело от снега. И только узкая прямая лента асфальта, разрезавшая пополам бесконечную снежную равнину, чернела далеко впереди.
Машина легко пожирала километры, и Павлов, налюбовавшись приятной его сердцу белизной полей, впал в задумчивость. Ему вспомнилось прошлогоднее предсказание директора совхоза Коршуна: «Будущий год будет сильно урожайным. Шестые годы в Сибири всегда урожайные!»
«Шестые годы… Да, все шестые годы благоприятны для урожая. Все! А нынче шестьдесят шестой. И пока что все складывается благоприятно: середина апреля, а снежные бураны, снегопады!» Павлов посматривает на степь, щурится от лучей выглянувшего из-за туч солнца.
Павлову хочется верить и Коршуну, и всем старикам, которые пророчат урожай. А урожай — это богатство колхозов и совхозов, значит — более высокая оплата труда, новое строительство. Хороший урожай — это сверхплановая сдача зерна по полуторной цене, значит, успешное решение очередных задач. Но порой природа все рушит. Вспомнилось изречение: «С природой надо не воевать, а дружить, помогать ей, она не примет пустых с ней заигрываний…» Да это же сказал Терентий Мальцев! У Павлова сразу как- то потеплело на сердце: Терентия Семеновича он очень уважал. Вот ведь и в прошлом засушливом году Мальцев на своих полях снял почти сто пудов зерна с гектара. «Почему все же стали замалчивать Мальцева?»
И уже испорчено настроение. В прошлом году перед весной Павлов заходил в Министерство сельского хозяйства, просил выделить орудия для безотвальной обработки земли по-мальцевски. Но заместитель министра сказал, что мальцевские лущильники уже не выпускаются.
Павлов пошел «выше», но, к его изумлению, и там сказали так же. Один крупный деятель даже счел нужным «лягнуть» Мальцева: «Он же не имеет специального образования, потому свои труды не смог обобщить научно».
С трудом Павлов удержался от дерзости. Научных обоснований у нас много, даже слишком много. А вот урожай самый высокий у Терентия Мальцева и его последователей. Вспомнилось, как на все это реагировал Гребенкин:
— А что ты хочешь, Андрей Михайлович? Дельные решения Пленума проводят в жизнь кое-кто из тех, кто до этого все ломал и крошил в сельском хозяйстве. Таких гнать надо, тогда легче будет умным решениям.
Дерзок и резок Гребенкин. Но ведь он прав! Действительно, тот самый товарищ лет шесть имеет отношение к руководству сельским хозяйством, а за провалы в деревне с него так и не спрошено…
После мартовского Пленума ЦК Павлову казалось, что теперь не так уж важно, кто дает установку сверху — планирование-то доверено самим производителям. Но теперь ясно: все сложнее. Планируй они мальцевскую агротехнику, — никто не запрещает — но без орудий-то для мальцевской обработки летят планы к чертям!
«Нет, — утешает себя Павлов, — мы Мальцева все равно примем в свою семью, многие у нас пойдут по его пути». Гребенкин ездил в соседнюю область, сумел договориться с заводом сельхозмашин о выпуске большой партии мальцевских лущильников. А с плугами для безотвальной обработки кое-что смогли сделать и на своих заводах.
— Дальше не проехать, — негромко произнес Петрович, притормаживая машину.
Павлов очнулся от дум. Машина давно свернула с асфальта, а теперь уперлась в снежный сугроб. Павлов раздумывает: что же, делать? Ехал он в колхоз «Сибиряк» к Соколову. Для Павлова этот колхоз давно уже стал своеобразным барометром: по нему судил он об эффективности тех или иных мероприятий. И вот теперь, вернувшись с партийного съезда, помчал к своему учителю.
— Разве попробовать в объезд, через Ясную Поляну, — предложил Петрович, и Павлов даже обрадовался: в Ясной Поляне живет Варвара Петровна — тоже один из его «барометров».
— Поехали через Ясную!
То и дело попадались снежные переметы, но Петрович брал их с разгона, пока опять не залетели в мощный сугроб. Мотор взревел, завизжали буксующие колеса, а машина ни с места…
— Сели на все четыре, — констатировал Петрович и, выключив мотор, открыл дверку машины.
Павлов тоже вылез. Деревня на виду.
Провозившись с полчаса, Петрович признался:
— Своими силами не выбраться!
Павлов снял шапку, обмахнул ею потный лоб. Сказал, что пойдет в деревню за помощью.
2
Вот и Ясная Поляна. Когда-то здесь был самостоятельный колхоз, потом к нему присоединили две соседние деревни — это было еще при Павлове, а затем укрупненное уже хозяйство объединили с другим не менее крупным. Павлов помнил, что контора колхоза размещалась во втором доме с краю, а еще через два дома жила Варвара Петровна.
На крыльце конторы появилась женщина без головного убора, в черном полушубке.
— О господи, никак это Андрей Михайлович! — воскликнула она и кубарем скатилась с крылечка.
