— Да, но причиной могло стать то, что ей не кололи нужный! — возразил я. — Вы тоже поймите меня, я хочу разобраться в смерти Кати, найти виновных и наказать!
— Вы рассуждаете как полицейский, — печально констатировала она. — А я как врач. Ну, не совсем еще врач, но все же… Знаете, вы во многом правы. И нарушений в больницах творится полно. Думаете, мне ничего об этом неизвестно? Да я когда только пришла работать, была потрясена!
И она заговорила. Заговорила о том, как ужасно было ей наблюдать все безобразия. Халатность санитарок, медсестер, откровенные вымогательства… Отсутствие материалов и оборудования, на которое, вообще-то, выделяются средства из бюджета, и немалые. Говорила и о том, как жалко ей всех детишек, лежащих в отделении. Что она даже подумывала о смене профессии, потому что ей хотелось обнять и утешить каждого ребенка, и не просто утешить, а чуть ли не усыновить и забрать к себе…
Я слушал и верил ей. Глаза у нее были совсем детскими, немного наивными и очень добрыми. Женщина с такими глазами не могла врать. К тому же я помнил о том, как отзывалась о ней Катюха. А моя девочка, несмотря на совсем юный возраст, очень хорошо чувствовала людей.
— А что же руководство больницы? — спросил я, когда она закончила свой рассказ. — Неужели не в курсе?
Наталия Константиновна невесело усмехнулась.
— Очень даже в курсе, — с горечью сказала она. — Просто на многое закрывает глаза, потому что и само нечисто на руку. Рядовые врачи, которые кладут в карман тысячу-другую, ни при чем. Им тоже хочется есть. Но, по сути, это не влияет на общую картину. А вот на уровне руководства совсем другие суммы.
— Тогда нужно выводить на чистую воду администрацию! — воскликнул я. — Главного врача в первую очередь! Ведь это он за все отвечает!
Наталия Константиновна посмотрела на меня как-то странно и произнесла фразу, которую я тогда не понял. Смысл ее дошел до меня немного позднее.
— Главный врач — не главный злодей, — бросила она тогда и сразу же перевела разговор… А потом вдруг сказала: — А давайте пройдемся? Вы же, наверное, совсем не бываете на улице. Да и я не дышу свежим воздухом, все время на работе.
Я был несколько удивлен, тем не менее, ответил положительно. Наталия Константиновна быстро собралась, и мы вышли на улицу, направившись в сторону сквера. Она была в легком приталенном пальто, подчеркивавшем стройность фигуры, и я тогда отметил, что она, оказывается, очень красива. Просто раньше я воспринимал ее как врача, а посмотреть на нее как на женщину мне и в голову не приходило.
Стояла золотая осень, с деревьев медленно сыпались листья и шуршали под нашими ногами. Наталия Константиновна перешагивала их, словно стараясь не задеть тонкими, острыми каблучками черных сапожек… Во время этой прогулки мы перешли с ней на «ты» и с той поры стали встречаться практически каждый вечер, когда у нее не было ночного дежурства. Наташа и Влад Тропинин стали главными людьми, оказавшими мне поддержку в те тяжелые дни, которых я не забуду никогда. Но мысль о смерти Катюхи и о том, кто же в ней виноват, постоянно терзала меня…
А через неделю после похорон поздно вечером раздался звонок в дверь. Я пошел открывать и увидел Ольгу. Под ее глазами залегли синяки, она еще больше похудела, и черты лица ее заострились еще сильнее. У ног Ольги стояли две большие сумки.
— Можно войти? — спросила жена.
Я посторонился, пропуская ее. Ольга прошла на кухню и села за стол, уронив голову на руки. По запаху я понял, что она выпила что-то спиртное. Мне не хотелось общаться с Ольгой, однако я переборол себя. Ей тоже было нелегко.
— Что-то случилось? — спросил я, усаживаясь на стул напротив.
Ольга подняла голову и проговорила:
— Он бросил меня. Просто выгнал! Сказал, что я задолбала его своими слезами и что ему не нужны эти проблемы.
— Поэтому ты и пришла ко мне? — усмехнулся я.
— Да… Нет… То есть я хотела сказать — Андрей, может быть, мы с тобой начнем все сначала? — Ольга заглянула мне в глаза. — Тем более теперь…
Я ничего не ответил. За последнее время я окончательно вычеркнул Ольгу из своего сердца. И то, о чем мечтал еще полгода назад, сейчас мне было совершенно не нужно.
Ольга с тревогой следила за мной. Наверное, уже по выражению моего лица она прочитала отказ. Мое негативное отношение к ней усугублялось не только ее поведением в последние дни. И не только тем, что я испытывал новое чувство к Наташе — я еще даже не знал, что за ним стоит. Дело было еще и в том, что я считал Ольгу косвенной виновницей смерти Катюхи. Не согласись она тогда на эту операцию, может быть, все было бы и по-другому.
— Андрей… — Ольга поднялась и шагнула мне навстречу. Затем обвила руками мою шею и попыталась прижаться к губам. Я мягко, но решительно отстранил ее.
Ольгин рот скривился от обиды, поехал куда-то в сторону, но она сдержалась и не заплакала. Затем она вдруг принялась расстегивать блузку, судорожно стягивая ее, скидывая юбку. Через несколько секунд она стояла передо мной в одном нижнем белье. Я наблюдал за ее манипуляциями и думал — что она делает? Зачем? Мне совершенно не хотелось никакой любви с ней. Я даже не думал об этом. Сейчас, когда мысли были заняты лишь осознанием потери дочери, мне не хотелось никаких плотских удовольствий.
— Ты совсем не любишь меня? — тихо спросила она.
Я не стал отвечать. Я вдруг ощутил, что испытываю к Ольге не ненависть, не презрение и не любовь. Я испытывал равнодушие, что точно означало, что от былой любви не осталось и следа. Ну, разве что вперемешку с легкой жалостью…
Ольга разрыдалась, села за стол и достала из сумки начатую бутылку водки. Налила себе в стакан, не предлагая мне, и выпила залпом. Это было новостью — раньше она никогда не любила спиртное и не пила ничего крепче вина. Ольга закурила и стала выпускать дым длинными струйками.
— Я знала, что ты не простишь, — заговорила она. — Со своими моральными принципами, на которых ты помешан!
— Дело не в моральных принципах, — возразил я. — Еще несколько месяцев назад я был бы рад простить тебя. Простить и принять обратно. Но сейчас — нет.
— Что же изменилось сейчас? — Ольга вскинула голову.
Я вздохнул. Изменилось главное — мое отношение к ней. А без этого все теряло смысл…
Ольга усмехнулась и снова налила себе водки. Я молча взял бутылку и убрал ее.
— Ложись спать, Оля, — негромко произнес я.
— А ты? — она посмотрела на меня с надеждой.
— А я пойду ночевать к Владу.
— Неужели ты даже сегодня не можешь побыть со мной? — тихо спросила она.
— Побыть могу, — сказал я. — Иди, ложись.
Я постелил Ольге на том самом диване, который несколько лет был нашим супружеским ложем. Она взяла меня за руку и попыталась прижать к себе. Я долго гладил ее худое плечо. Мне, конечно, было ее жаль. Однако я почему-то не находил слов для утешения. Когда Ольга уснула, я поднялся. Прошел на кухню, взял бутылку и вылил остатки водки в раковину. Затем запер дверь и поехал к Владу.
С ним мы тогда просидели на кухне почти до самого утра. Я рассказал ему обо всем, что узнал от Наташи.
— Ты ничего не добьешься, Андрей! — задумчиво проговорил Тропинин. — Даже если тебе удастся прищучить главного врача — в чем я очень сильно сомневаюсь! — систему тебе не победить. На его место придет другой человек, который будет вести себя ничуть не лучше. К тому же, не забывай, что главный врач — тоже лицо подневольное. Он, конечно, при делах, но есть еще и Министерство здравоохранения. И ноги у коррупции растут именно оттуда. Там люди отлично осведомлены о ситуации в больницах. Но их это не колышет. Они пользуются своим положением и делают деньги. Вот и все.
— Каким образом? — спросил я.
— Воруют из бюджета! — усмехнулся Влад. — Например, используют дешевые лекарства вместо дорогих. А на бумаге, естественно, значится, что купили дорогие и импортные. А разница — в карман. А
