дается человеку априори, к истинной вере человек должен придти сам, и идет к ней порой через всю свою жизнь. И ни я, ни ты, ни кто-либо другой не в состоянии вот так вот взять и подарить человеку истинную веру. И точно так же со всем остальным. А иначе все теряет свой смысл. Иначе магическая сила, присущая траекториям истины, сходит на нет. Я тебе скажу больше, Рэй. Пройдет совсем немного времени, и люди устроят для себя на твоих траекториях истины шоу и развлечения, они станут зарабатывать на этом деньги и повышать свой социальный статус. Траектории истины станут для людей некоторым подобием домашнего бытового устройства, это в лучшем случае, а в худшем — орудием для преступлений и манипуляций. Траектории истины перестанут быть траекториями истины и станут траекториями лжи, фальши и человеческих прегрешений. И все по той же самой причине: человек своим присутствием искажает истинное информационное пространство, и при этом в системе отсутствует некое подобие высшего разума, способного сохранить истинную структуру информационного пространства и оградить ее от влияния человеческого сознания.
Харри на мгновение замолчал, а затем вновь продолжил:
— В информационной системе мы почти перестали радовать бога, Рэй, потому что во всем стремимся радовать только себя. Каждый день мы все больше и больше забираем у него, и скоро мы оставим ему лишь первопричину всего сущего, а все остальное перейдет к человечеству. Первопричиной всего сущего можно пренебречь, в конечном счете, для человечества это не больше, чем возможность удовлетворить свое собственное любопытство. И вот тогда начнется новая эра. Среди нас станут жить информационные боги, которые на самом деле будут обычными смертными. Многие из них будут обладать великими знаниями, они будут преисполнены искренним и огромным желанием сделать нас всех счастливыми, но этого будет недостаточно. Вера в этих богов не будет давать человеку то, что дает вера истинная, вера в непогрешимый и непознаваемый абсолют. Религия или идеология этих богов будет коверкать наши души и наше сознание. И я не знаю, что в итоге из всего этого выйдет и удастся ли человечеству вырваться из этой западни, в которую оно само себя загнало.
Харри замолчал. Рэй выглядел весьма озадаченным, стараясь понять смысл всего услышанного. В голове у Рэя крутилось много вопросов, но задавать их сразу он не решался. Так они просидели несколько минут. Затем Харри приподнялся со своего места, тихонечко хлопнул Рэя по плечу и направился к выходу, где на вешалке висели его плащ и шляпа. Рэй молча направился вслед за Харри.
Когда они расставались на своем привычном перекрестке, шел мелкий моросящий дождь. Стояла поздняя осень, на деревьях почти не осталось листьев, а газоны были сплошь усыпаны ими. В воздухе витал устойчивый запах приближающейся зимы. Харри глубоко вздохнул, с грустью посмотрел на обнаженные кроны деревьев и сказал:
— Вот и еще один год подошел к концу. Еще один временной пласт накрыл собой мои воспоминания. Они уже так глубоко, Рэй, а для меня, старика, память — одно из самых дорогих, потому что у меня почти все в прошлом. Я живу тем, что помню. Помню близких и дорогих мне людей, помню себя ребенком, помню свою молодую и прекрасную маму и даже ощущаю тепло ее ласковых рук. Первая любовь, первый поцелуй, одна большая и бесконечная радость, которая, казалось, никогда не закончится. Все это теперь у меня внутри, оно живое, оно дышит и помогает дышать мне.
Харри сделал паузу, еще раз глубоко вздохнул, серьезно посмотрел на Рэя, и по-отечески сказал:
— Это очень важно — помнить, Рэй. Очень важно. Добрая память лечит человеческую душу, добрая память — это наш оберег от жизненных ошибок и дурных поступков. А система, Рэй, система, которую мы создаем, так и не научилась помнить по-настоящему. Несмотря на все наши технические новшества и ухищрения, она забывает всех, кто не напоминает о себе, стоит только отлучиться на какое-то время. В нашем сознании воспоминание о какой-нибудь, даже минутной, встрече может храниться годами и десятилетиями, мы можем позабыть какие-нибудь подробности, мы можем даже не вспомнить имен и названий, но воспоминание, если оно вдруг стало для нас важным и горячо любимым, никогда нас не оставит. Всю свою жизнь мы будем стремиться вернуться туда, где мы это воспоминание пережили, с целью еще раз ощутить уже произошедшее однажды. А наша система хоть и способна знать обо всех и обо всем в самых мельчайших подробностях и при желании отыскать любого из нас, при всем этом она почти мгновенно забывает о тех, кто так или иначе перестает напоминать о себе. Мы доверяем системе свои самые любимые фотографии, впечатления, мысли в надежде, что система будет помнить о нас. Но в итоге оказывается, что это не так. Система лишь знает нас, но не помнит. Еще один парадокс, мой милый мальчик. Нет, никакая технически совершенная система, никакие базы данных и знаний не заменят настоящей человеческой памяти. Хранить воспоминания должны мы — люди, а делать это посредством различных технических ухищрений — это большая ошибка.
Когда Харри закончил говорить, он заметил, каким грустным стало лицо Рэя. Харри понял, что сейчас по его вине небольшой, солнечный и уютный мирок Рэя дал трещину. Рэй уже никогда не будет вчерашним Рэем, потому что в образовавшуюся в его мирке трещину скоро польются проливные осенние дожди, ворвутся холодные и колючие снежные метели, а вместе с ними придут времена долгих скитаний в поисках утерянной душевной гармонии и смысла своего существования. Харри стало стыдно, но вместе с этим он осознавал, что должен был сказать то, что сказал. И теперь ему надо было быстро уйти, оставив Рэя наедине с собой. Надо было дать Рэю возможность обдумать и разобраться во всем.
— Ну, пожалуй, мне пора, — с улыбкой произнес Харри. — Как бы не подхватить насморк. Совершенно невозможно работать, когда у тебя насморк. Пора, Рэй, пока, мой милый мальчик.
Харри обнял Рэя, тихонечко похлопал по спине, улыбнулся и пошел. Рэй какое-то время смотрел ему вслед. Харри шел по пустынной аллее медленно и слегка покачиваясь. Холодный осенний ветер то и дело поднимал над аллеей ворохи осенних листьев, они быстро кружили вокруг Харри и улетали прочь. Может потому и Харри показался ему сейчас еще одним опавшим осенним листом. Казалось, что вот сейчас ветер вместе с остальными листьями резко подхватит и его, бешено закружит в воздухе и унесет навсегда туда, куда уносит все осенние листья, туда, откуда они уже никогда не возвращаются.
Ночью того же дня Харри Спитч умер от остановки сердца во сне.
Все приготовления LD-A к запуску уже почти закончились. Служителям закона осталось закрепить на теле у Рэя несколько зажимов и подготовить к работе программу бортового компьютера, контролирующего процесс казни. Через несколько минут входной люк был заблокирован извне, и Рэй остался один в
