в одиночестве на дальнем берегу реки Гидасп, и Ромул до сих пор со стыдом вспоминал брошенного товарища. Впрочем, нынешний раз прошлому не чета…
— Идешь? — спросил он легионера у левого плеча.
Тот коротко кивнул.
Слитным усилием, двигаясь как один, они пробились сквозь беспорядочную толпу перепуганных легионеров. В царящей суматохе выбраться из потрепанного римского войска оказалось нетрудно, зато на берегу пришлось смотреть в оба: каменные плиты причала, усыпанные частями тел и брошенными доспехами, были скользкими от крови. Оставив позади горящие портовые постройки, троица вскоре попала в полутемное пространство — к счастью, пустое. Битва велась лишь на подступах к триремам, а выставить дозоры к западу от пристани, чтобы отрезать путь к бегству, египетские командиры не догадались.
Впрочем, их промах сейчас мало что значил. У воинов Цезаря не осталось ни отваги, ни решимости — все вытеснила паника: не слушая приказов, легионеры пробивались к спасительным кораблям. Взглянув назад, в сторону когорт, Ромул кивнул на вторую от края трирему:
— Точно потонет.
Третий легионер, прикрыв глаза от сполохов пожара, выругался:
— На ней Цезарь! Гадес побери этих египтян!
Ромул, сощурившись, разглядел в толпе главнокомандующего. Несмотря на окрики моряков и триерарха — капитана корабля, на борт лезли все новые легионеры.
— Утони он — кто будет командовать? — воскликнул легионер.
— Позже погорюешь. Самим бы выбраться, — бросил Ромул, стягивая доспехи. Оставшись в одной тунике, он, не мешкая, прицепил обратно ремень с гладиусом и кинжалом.
Тарквиний последовал его примеру.
Легионер перевел взгляд с одного на другого и, бормоча жестокие проклятия, принялся сдирать с себя доспех.
— Я плохо плаваю.
— Держись за меня, — усмехнулся Ромул.
— Хорошо бы знать имя будущего спасителя, — кивнул легионер, протягивая руку. — Меня зовут Фавентий Петроний.
— Ромул. — Они пожали друг другу предплечья. — А это Тарквиний.
На дальнейшие любезности времени не оставалось. Ромул соскочил в воду, гаруспик от него не отстал. Петроний пожал плечами и тоже прыгнул — бой кипит далеко, трех всплесков никто не заметит. Тарквиний тут же стал выгребать через гавань по диагонали, стараясь держаться к свету так, чтобы видеть путь, не подставляясь под вражеские стрелы. Ромул, за которого уцепился Петроний, плыл сзади.
Застать корабль Фабиолы, как мечталось Ромулу, им, конечно, не удастся — судно давно растаяло в ночной мгле, взяв курс не иначе как на Италию. Вожделенную Италию. Вопреки всему Ромул не терял надежды вернуться, да и Тарквиний без устали прочил ему дорогу в Рим — эта-то мечта и помогала теперь Ромулу плыть вперед. Возвращение домой и встреча с Фабиолой, грезящиеся ему при каждом взмахе рук, манили как блаженство Элизия. Оставалось, правда, и незавершенное дело: если верить Тарквинию, матери нет в живых, однако за нее еще предстоит отомстить — убив Гемелла.
К действительности Ромула вернули плеск и буйные крики — легионеры десятками прыгали в воду с ближайшей триремы, тонущей под непосильным грузом. В воде им приходилось не легче: одних тут же утягивали на дно тяжелые доспехи, другие становились мишенью пращников и лучников, уже занявших Гептастадион.
Глядя на их мучения, Ромул нахмурился — помочь он был не в силах.
Петроний, тоже оглянувшийся на крик, крепче схватился за Ромула.
— Полегче, — рявкнул тот. — Задушишь!
— Прости. — Петроний ослабил хватку. — Смотри, Цезарь решил прыгать.
Ромул глянул назад. На фоне пламени, охватившего восточную гавань, виднелась проворная фигура главнокомандующего, не так давно ободрявшего легионеров перед лицом врага. Теперь, когда приходилось спасаться бегством, ему было не до дисциплины. Скинув шлем с поперечным гребнем, алый плащ и золоченый панцирь, он дождался стражников и затем, зажав в руке несколько пергаментных свитков, спрыгнул с поручня в море. Охрана последовала за ним, подняв вокруг главнокомандующего тучи брызг, — теперь, плотно окруженный легионерами, он поплыл к Фаросу, держа пергаменты над головой, чтобы не замочить.
— А он храбр, клянусь Митрой, — заметил Ромул.
Петроний усмехнулся.
— Цезаря ничем не испугать.
Россыпь стрел и камней вспенила воду, словно напоминая, что нельзя мешкать. Главная часть египетского войска по-прежнему наступала на когорты, застрявшие на пристани, остальные спешили к Гептастадиону, откуда можно было невозбранно осыпать снарядами беспомощных легионеров, пытающихся уйти вплавь.
Меткость пращников повергала Ромула в ужас. Сполохи пожара не так уж ярко освещали воду, к тому же египтянам приходилось стрелять с пристани сверху вниз, а беглецов прикрывала отбрасываемая Гептастадионом тень, — и все же надежды Ромула уйти невредимым таяли на глазах. Камни размером с половину куриного яйца, заложенные в пращу и раскрученные над головой, уже летели в римлян. За первым залпом последовали другие; снаряды резали воздух, вздымая при падении фонтаны брызг, и каждый раз Ромул непроизвольно сжимался. Камни и стрелы, попадая в голову, убивали на месте или — если стрела не угодила сразу в щеку или в глаз — оглушали, и безжизненное тело уходило под воду.
Мишеней для вражеских пращников и лучников вскоре поубавилось, хотя ни Цезаря с телохранителями, уплывшего дальше остальных, ни Ромула с товарищами вражеские снаряды не задели. Впрочем, долго им не продержаться — на Гептастадионе, тянущемся параллельно их пути, Цезаревых войск нет, и египтянам ничто не помешает обстреливать беглецов оттуда.
— Скорее! — подгонял Тарквиний.
Град камней и стрел с плеском вспенил воду в двадцати шагах. У Ромула забилось сердце; затылком он чувствовал прерывистое дыхание Петрония. Их обнаружили! Ромул изо всех сил заработал руками, стараясь не глядеть по сторонам.
— Пращники у них меткие, — пробормотал Петроний. — В сноп соломы попадают за шестьсот шагов.
Камни посыпались ближе. Ромул против воли не мог оторвать глаз от четких силуэтов египтян — враги с хохотом перезаряжали пращи. Вот кожаные ремни вновь взметнулись над головами, и ночной воздух дрогнул завораживающим гулом.
Слава Митре, остров приближался. Цезарь, выбравшийся на берег, уже отдавал приказы, отряжая легионеров защищать эту сторону Гептастадиона. Ромул облегченно выдохнул: спасение маячило все ближе, а стоит оттеснить египтян — и передышка не за горами. Вот тогда-то Тарквинию и придется выложить всю правду про драку у публичного дома.
Гаруспик, по-прежнему плывущий впереди, обернулся что-то сказать и встретил взгляд Ромула — твердый, исполненный решимости. Слова застряли у Тарквиния в горле, зато молчаливый обмен взглядами стоил тысячи речей и всколыхнул в душе Ромула бурю враждебных чувств. Да, он обязан другу многим, но ведь по милости Тарквиния пришлось бежать из Рима! Без него жизнь пошла бы по-другому! Ромул вспомнил рудис — простой деревянный меч Котты, его учителя в лудусе, и сдвинул брови: такой меч уже принадлежал бы и ему самому…
Тарквиний выпрямился — под ногами стелилась отмель.
Пращники, злобно вопя, отчаянно старались достать ускользающую троицу; торопливо выпущенные камни бесцельно шлепались в воду.
Калиги Ромула коснулись дна, зачавкала под ногами грязь. Петроний с облегчением вздохнул: гребок-другой — и он тоже встал на ноги. Ослабив хватку, легионер похлопал Ромула по плечу.
— Спасибо, парень. Я твой должник.
— Отплатишь, заждаться не дадут. — Ромул указал на главное войско египтян, собирающееся атаковать Гептастадион.
