Коронка в пиках до валета

- Какая наглость!

С другого конца зала отозвался чей-то генеральский бас:

- Проучить мерзавцев!

У владыки засверкали гневом заплывшие глазки и правая ручка сжалась в кулачок. Он вдруг вспомнил Самсона, который ослиной челюстью перебил тьму нечестивых филистимлян.

Свой доклад адмирал закончил просьбой разрешить правлению взять из доходов компании 200000 рублей на усиление 'боевых средств' компании и, кроме того, открыть кредит по этой же статье на 20000 рублей на случай экстренных нужд.

Оба предложения были приняты без возражения, но с явным неудовольствием.

После некоторого колебания опять просил слово владыка, который заявил, что в виду новых фактов, сообщенных досточтимым председателем, он обращается с ходатайством увеличить отпущенный кредит на распространение православия с 5000 рублей до… ну… хотя бы… 10000 рублей.

Раздались сдержанные протесты, кто-то, по-видимому, от чистого сердца воскликнул: 'Ого!'. Но встал какой-то штатский сановник (по-видимому, синодский) и стал доказывать, что культурные нации всегда порабощают некультурные, и при том главным образом с помощью религии, а потому денег жалеть на дела религиозной пропаганды нельзя.

- Всегда, – скрипел он своим сухим деревянным голосом, не допускающим возражения, – всегда впереди идет священник с крестом, за ним – купец с товарами и спиртом, а за ними и воин с мечом!

В зале проворчали и отпустили 10000 рублей.

Потом на кафедру впорхнул изящный молодой человек, секретарь правления, камер-юнкер двора граф Благово-Плохово и прочел подробный доклад о добыче и убытках за истекший год. Добыто столько-то бобров, столько-то соболей, столько-то чернобурых лисиц.

Все эти цифры, говорящие о беспощадном избиении зверей в лесах и льдах далекой русской Америки, ласкали слух собравшихся пайщиков компании. У многих даже глаза заблестели, щеки лосниться стали… Улыбались… Бобровые воротники, шапки, собольи манто, шубы на чернобурых лисицах! Увлеченные обольстительными картинами, пайщики плохо слушали скорбные цифры потерь компании. Столько-то из служащих умерло от оспы… столько-то убито туземцами, пропало без вести, убито в боях с пиратами… Это так скучно и неинтересно!…

Оживились и стали вслушиваться, когда дело дошло до жалованья служащих. Решительно восстали и отклонили предложение правления увеличить жалованье. Общая сумма прибавок – 34 – 40 рублей на человека показалась чудовищной, неимоверной, вызвала негодование! Отклонили…

Еще больше неудовольствия вызвал вопрос о повышении пенсий старым служащим, их вдовам и сиротам.

Но тогда с трудом встал совсем ветхий адмирал Загибин (у компании за какие-то услуги на пенсии состоял), влез на кафедру, кашляя и перхая, и стал доказывать, что увеличить пенсию надо, так как служба на севере – служба трудная. Он сам плавал. Знает… Вот нос отморозил (и адмирал показал всем пальцем на свой сизый нос). Потом он стал рассказывать о трудностях охоты на китов. Потом… потом он говорил, говорил что-то и никак не мог остановиться. Под конец в зале перестали слушать старика. Начались разговоры вслух. Звонки председателя. Наконец, адмирал закашлялся, закашлялся… потом махнул рукой и поплелся на место.

Однако прибавка пенсии прошла. 'На мороженый нос', – сострил кто-то довольно громко. Постановлено было увеличить ее кругом по два рубля на человека и предоставить правлению распределение этой прибавки по своему усмотрению, – 'по заслугам' пенсионеров.

Кто-то пожелал узнать, на какую сумму в год выдается пенсий. Оказалось на 80910 рублей…

– Многовато! – сказал вопрошавший, тяжко вздохнув.

Архиепископ тоже недовольно покрутил головой.

– Не умирают… Не хотят, – сострил краснощекий генерал Бутыркин, и сам первый захохотал.

- Мы живучи… Мы проморожены, – прохрипел адмирал Загибин.