После общих замечаний Тюриков разобрал наши индивидуальные ошибки. Каждому из нас он дал полезные рекомендации.
Потом мы старательно мыли свой самолет и протирали мотор. Аэродром покинули перед заходом солнца.
На обратном пути учлеты оживленно делились впечатлениями о первом летном дне. Девушки стрекотали без умолку. А Рысаков притих: инструктор не только не похвалил его, а, наоборот, отметил, что он держит себя в воздухе излишне напряженно.
…На землю опускалась прохладная ночь. На весенней траве появилась роса. Мы приближались к стройке. Из поселка доносились переборы гармошки, и мы невольно ускорили шаг.
Впервые самостоятельно
На строительной площадке пахло свежими сосновыми досками. Стук топоров и жужжание пил перемешивались с гулом моторов. Вместе со старшим инженером Богомоловым мы осматривали выбранное для эстакады место — здесь бревна нескончаемым потоком пойдут из Енисея прямо в цех пилорам.
Щурясь от яркого солнца, старший инженер прикидывал объем и порядок предстоящих работ, сроки их завершения. Первую задачу он поставил мне. Пойду с теодолитом и нивелиром, сделаю привязку местности и перенесу все отметки на чертежи.
— Сейчас беритесь за эстакаду, — сказал он, закуривая папиросу, — а в июне будете строить дорогу.
— Надо бы все успеть сделать до июня, — отвечаю я.
— А к чему такая спешка?
— У меня в июне начинаются сборы. Весь месяц учлеты будут жить в лагере, рядом с аэродромом. Богомолов испытующе посмотрел на меня и спросил:
— Вы что, в самом деле летать собираетесь?
— Один полет с инструктором уже сделал.
— Когда же вы успели?
— Вчера.
— Ну, времена… Захотел летать — пожалуйста! Вы хоть расскажите мне, старику, как там в воздухе.
Я бы рад был уважить старика, но после первого полета мне запомнилось очень немногое. Вот разве ориентиры… Но для него это не интересно.
— Что ж, учитесь, — задумчиво сказал Богомолов, усаживаясь на бревне. — Может, когда-нибудь покатаете. Только, уж если взялись, не бросайте.
Вторая половина мая была напряженной. Я торопился закончить разбивку дорог. После работы, как бы ни уставал, бежал на аэродром. Там тоже приходилось нелегко. Порой казалось, что я никогда не научусь летать. Огорченный и недовольный собой, я подолгу анализировал наедине замечания инструктора. А Тюриков, как нарочно, от полета к полету усложнял задания, предъявлял все новые требования. Теперь мы уже должны были точно выдерживать заданную скорость, высоту, крен на разворотах и производить расчет на посадку.
Но вот в последнее воскресенье мая, после восемнадцатого провозного полета, меня и Аксенова Тюриков представил начлету на проверку. Даже как-то не верилось, что на этот раз мне предстоит действовать самостоятельно, что не будет впереди инструктора, на которого привык надеяться.
Я сижу в самолете и с замиранием сердца жду начальника. А он не спеша подходит к машине, неторопливо надевает летные перчатки, изредка поглядывая в мою сторону, и садится в кабину. Потом молча машет рукой: взлетай.
Стараюсь все делать так, как с Тюриковым. После взлета начлет кладет локти на борта кабины, показывая, что за управление он не держится. Такое поведение проверяющего меня ободрило, но в эту минуту я как-то особенно остро ощутил ответственность за исход полета. Выполнен последний разворот. Веду самолет на посадку, скоро земля. Начлет убрал руки с бортов.
Тщательно определяю высоту выравнивания, плавно добираю ручку на себя, машина опускается на три точки и катится по полосе.
— Заруливайте! — слышу в наушниках.
Мне кажется, что начлет чем-то недоволен. Перебираю в памяти детали полета. Вроде все делал как положено, но на душе неспокойно.
— Слетал отлично, можно выпускать, — говорит инструктору начлет, выйдя из самолета. Я стараюсь сохранить спокойствие, еле сдерживаю улыбку.
Очередной полет — самостоятельный. Для сохранения центровки самолета техник Павлючков кладет в кабину инструктора два мешка с песком. Тюриков проверяет их крепление и, перекрикивая шум мотора, дает последние указания. Бросив короткое «Выруливайте!», он спешит к стартеру.
Я вывожу машину на линию исполнительного старта. Инструктор берет флажки и выжидающе наблюдает за мной. Сейчас не только он, а все, кто находится на старте, смотрят на меня.
Вот Тюриков поднимает белый флажок, а затем энергично вытягивает руку вдоль полосы. Взлет разрешен. Первый самостоятельный взлет! Дорога к нему была не легкой. Сколько пережито и передумано, сколько трудностей пришлось преодолеть… На мгновение мы встретились с инструктором взглядами. Он едва заметно кивнул головой. Для меня достаточно и этого кивка: в нем и ободрение, и доверие. Как благодарен я Тюрикову! Хочется, во все горло крикнуть ему: «Спасибо, не подведу!»
Подаю сектор газа вперед. Самолет срывается с места и, набрав скорость, легко отделяется от земли. Лечу один, но одиночества не испытываю. Все время ощущаю на себе взгляд инструктора. Знаю, что он стоит сейчас на старте и внимательно наблюдает за всеми эволюциями самолета.
После второго разворота, когда машина переведена в горизонтальный полет и мое внимание несколько «высвободилось», меня охватывает чувство радости. Только теперь я по-настоящему осознал свою власть над крылатой машиной. Третий разворот. Наступает самый ответственный момент — надо сделать расчет на посадку. Не спуская взгляда с посадочных знаков, определяю момент начала планирования… Вот он! Убираю газ. Мне кажется, что к последнему, четвертому, развороту самолет приближается быстрее обычного… Разворачиваюсь. Под крылом мелькнул ангар, впереди — посадочное «Т». Плавно беру ручку на себя, чтобы уменьшить угол планирования, и определяю высоту выравнивания. Полоса, словно широкая лента зеленого полотна, убегает под крыло. Сейчас колеса должны находиться в пятнадцати сантиметрах от земли. Я их не вижу, но уверен, что так оно и есть. Скорость быстро падает. Взятием ручки на себя удерживаю машину на заданной высоте. Наконец, почти неожиданно, самолет «проваливается». Полностью добираю ручку. Посадка.
Из кабины не выхожу, полагается выполнить еще один полет. Заруливаю на старт и вижу — кто-то из ребят показывает большой палец. Павлючков проверяет крепление балласта, дружески хлопает меня по плечу и соскакивает с плоскости.
Взмах белого флажка: взлет разрешен. Даю полный газ и самолет снова в воздухе. Второй полет выполняю, копируя первый. Мне приятно, что инструктор не сделал никаких замечаний, появляется уверенность в своих силах и возможностях.
После приземления мой самолет окружают учлеты. Они наперебой поздравляют меня с самостоятельным вылетом. Павлючков вынимает из инструкторской кабины балласт. Мое место занимает Аксенов. Теперь будут проверять его. Ему предстоит пережить то же, что недавно испытывал я.
Подходят начлет с инструктором. Я докладываю о выполнении двух самостоятельных полетов. В ответ слышу поздравления. А через несколько минут вместе с товарищами уже наблюдаю за контрольным полетом Аксенова. Очень хочется, чтобы и у него получилось все хорошо. Вот он приземлился и зарулил на старт.
— Убрать мешки! — коротко бросает начлет.
Значит, Аксенов слетал без замечаний и теперь полетит самостоятельно. И вот он в воздухе. Вижу, с каким волнением следят за ним ребята, инструктор тоже не отрывает глаз от самолета.
