любовная связь?
— Ни хрена она не романтическая. В общем, после интерната Гронский поступил в Университет, на журфак. А когда ему стукнуло восемнадцать, заявился к Вере Васильевне с предложением руки и сердца. Ну, та его, естественно, послала куда подальше. Гронский огорчился и решил, что будет искать себе другую, хотя бы внешне похожую на свой подростковый идеал. Вот и искал. Вплоть до того момента пока в их редакции не появилась Даша.
— И что же тут «не-романтичного»? По мне так, напротив…
— Даше он про такие вещи, естественно, не рассказывал. Но вот ребята из УРа вчера вечером подняли архивы, чтобы заполучить адресок этой воспиталки. И выяснилось, что Веру Васильевну в 1996 году нашли изнасилованной и убитой. Но дело так и осталось «глухарём». Смекаешь, о чём речь?
— Ни фига себе темка! — искренне изумился Мешечко. — Ну, с воспиталкой, допустим, более-менее понятно: та ему отказала, а он, соответственно, обиделся. Вот только, почуяв запах крови и, пардон, спермы, в маньяка почему-то не превратился, а напротив — сделался востребованным, небесталанным журналистом. И следующий срыв у него случился лишь десять лет спустя. Когда Гронский снова обиделся, но теперь уже на Дашу. Только на этот раз убийства поставил на поток… Это что, влияние умных эзотерических книжек? Или еще какая мозговая загогулина? Да тут сам старик Фрейд клешню сломит!
Павел Андреевич шлёпнул ладонью по столу и рыкнул с нарастающим раздражением:
— Вот и я тоже, как Фрейд, ни хрена не понимаю! Да и понимать, если честно, не хочу! Комплексы, блин! Да у нас в стране каждый второй с комплексами. Да что там — каждый полуторный! И что теперь им всем, тоже насиловать-убивать? Тьфу ты, пакость какая!
Выпустив пар, Жмых подошел к сейфу и предложил уже вполне миролюбиво:
— Ладно, давай-ка, Андрюх, коньячку дернем, что ли? За то, чтобы всё это поскорее закончилось?
— Если только чисто символически. Слишком жарко сегодня для коньяку. К тому же, мне вечером ещё к Ольге ехать.
— Так я тебе много и сам бы не предложил. Знаешь, какой у меня коньяк? Французский «Арди». Бутылка почти две тысячи стоит.
— Ого! А откель такое богатство?
— Взятка, естественно. — Павел Андреевич достал из сейфа бутылку и стопки, жестом профессионала разлил: себе — побольше, Мешку — чуть-чуть. — Ну, давай! Да, а Ольге скажи, что она — большая молодец. И вообще, похоже, нам с этой девкой здорово подфартило. Когда этого нашего садиста-извращенца отловят (в чём я, к слову, отчего-то ничуть не сомневаюсь), надо будет премию ей выписать.
— Согласен. Но уж тогда и Северовой, за компанию.
— А ей-то за что?
— Да кабы Натаха не перестаралась с полученным заданием, я бы этим Гронским ни в жисть бы заниматься не стал.
— Чтобы Северова, да перестаралась! А впрочем, — Жмых посмотрел на Андрея с лукавством, — это, конечно, смотря для кого стараться.
— Что за странные усмешечки, товарищ полковник?
— А разве не вас, товарищ майор, в разгар вечеринки, посвященной Дню, не побоюсь этого слова Защитника Отечества, я застал в темном коридоре в объятиях товарища старшего лейтенанта?
— «Приношу свои извинения. Я был нетрезв».
— Ладно, проехали. Ну, prozit!
— Prozit!..
Ленинградская обл.,
дер. Даймище
учебная база Гидромета,
11 июля 2009 года,
суббота, 22:45
На этот раз с обратной дорогой Ольге не подфартило. Не встретились ей по пути ни главные редактора на «опелях», ни бомбилы-старички на «москвичонках». Пришлось добираться на общественно-транспортных перекладных, так что на базе в конечном итоге она оказалась лишь в начале одиннадцатого. «Райка там, небось, вся извелась, меня дожидаючись», — подумала Прилепина, поднимаясь в барак, но сразу заглядывать к студентке не стала. Сейчас первым делом ей хотелось переодеться, а главное — снять наконец пыльные, полные песка туфли и сунуть ноги в удобные шлепки- вьетнамки.
Ольга вошла в свою комнату, автоматически закрылась на щеколду («вот она, райкина дрессировка») и практически рухнула на стул. Накопившаяся за день усталость подкосила сразу и вдруг. Скинув туфли, она с удовольствием вытянула пальцы ног и с наслаждением пошевелила всеми одновременно. Затем, памятуя о преподававшихся им методикам упражнений для кровообращения стоп, Прилепина прошлась по комнате сначала на пальцах, затем на пятках. Ощутив, что действительно стало легче, Ольга стянула с себя блузку, сняла бюстгальтер и облачилась во фланелевую рубашку — к вечеру заметно похолодало.
В оставленном с утра бардаке никак не желали находиться шорты. Ольга сердито обвела взглядом комнату и неожиданно затормозилась на окне: странно, она прекрасно помнила, что уезжая, оставляла занавеску отодвинутой. И ещё — одеяло. Свёрнутое по причине невостребованности, все эти дни оно лежало на подоконнике, а сейчас… Ольга осмотрелась: сейчас одеяло было расправлено на втором ярусе кровати. И ещё одно: под одеялом явно кто-то был!
«Это что? Очередные шуточки Кирилла? Самодельное укрытие для подглядывания за переодевающейся преподавательницей?»
Прилепина свирепо дернула край одеяла и от неожиданности на миг утратила дыхание: на панцирной сетке верхнего яруса лежал… редактор газеты «Оредежские зори» Константин Павлович Гронский. И, судя по мерзопакостной ухмылочке, был весьма доволен произведенным на Ольгу эффектом.
— Привет! А я уже думал, что ты не придёшь.
Он легко спрыгнул вниз и удар его кроссовок об пол словно бы вывел Прилепину из состояния ступора.
— Костя?! А что ты здесь…
Гронский грубо перехватил её, развернул к себе спиной, вывернул руку за спину, неприятно заломив большой палец, и приставил к горлу скальпель. Кажется, именно этим самым скальпелем она затачивала цветные карандаши для планшетных работ.
— Тихо! Давай без глупостей. Договорились?
— Договорились. — сдавленно прохрипела Ольга. — Но я не понимаю, что здесь…
— Сейчас будет немножечко больно. Потерпи, ладно? — с этим словами Гронский ослабил хватку и слегка подтолкнув Ольгу вперёд, нанёс ей удар в затылок. Обрушившаяся боль была столь резкой и невыносимой, что она тут же потеряла сознание…
…Ольга очнулась от неприятного ощущения затекавшей в нос тёплой и почему-то вонючей воды. Она с трудом разлепила веки и мутным взглядом посмотрела перед собой. Костя, Константин Павлович стоял, склонившись над нею и тонкой струйкой лил на лицо воду из бутылки. На полу россыпью белели выброшенные ромашки, подаренные Настей в знак благодарности за помощь в героической битве на Оредеже. «Так вот почему вода вонючая», — догадалась Ольга и брезгливо поморщившись, попыталась поскорее утереть лицо. Не получилось: оказывается, руки её были заведены за
