в доме №<N>7-б.
— …Дебилы! Двух знаков правильно срисовать не могут! Связисты с общественностью, мать их! — выругался по телефону Андрей. — Что ж за служба такая идиотская: вечно в ней всё течет, но ничего не меняется?! Ладно, Наташ, огромное тебе мерси. Да, вот еще что, забыл сразу попросить: будь ласка, пробей мне контейнера одного «майбаха». — Мешечко продиктовал номер. — Нет, по нарушениям не надо. Кто ж в здравом уме такую тачку тормозить будет? Да… Нет-нет, совсем не горит. Просто когда время будет. Да…
…Через пятнадцать минут они с Прилепиной стояли на грязной, похоже не убиравшейся со времен октябрьской революции 1993 года лестничной площадке, перед вертикалью дверных звонков на косяке обшарпанной двери.
— Чего надо? — недовольно поинтересовался жилец с ярко выраженной кавказской внешностью, после того как Андрей трижды втопил кнопку звонка.
— Здороваться надо… День добрый. Калугина Людмила Петровна дома?
— У нее другой звонок. Вот этот.
Кавказец показал какой именно.
— А вы нас не проводите, раз уж мы все равно вас сдернули?
— Направо, вторая по коридору дверь, — проложил курс жилец, равнодушно запуская гостей.
Ольга и Андрей прошли длинным сумеречным коридором коммунальной квартиры, чудом разминулись со старушкой, которая осторожно, боясь расплескать, несла кастрюлю с чем-то вкусно пахнущим, добрались до нужной двери, постучались и, не дожидаясь ответа, толкнулись внутрь…
…Судя по напряженным, сосредоточенным лицам старшей и младшей Калугиных, к их визиту готовились. И готовились тщательно.
— Добрый день! Извините, мы тут у вас немножечко заплутали, а потому припозднились. Старший оперуполномоченный по особо важным делам Мешечко Андрей Иванович. Это я вам вчера звонил. А это — моя коллега, Ольга Николаевна.
— Здравствуйте. Я — Людмила Петровна. А это моя дочь Элла. Присаживайтесь. Может быть, чаю?
— Нет-нет, спасибо. У нас мало времени, поэтому давайте сразу к делу. Нам поручено разработать меры вашей безопасности в соответствии с вашей просьбой, озвученной на «горячей линии» с начальником ГУВД.
Калугина-старшая беспомощно посмотрела на дочь. И та, собравшись с мыслями, взяла бразды разговора в свои руки:
— Видите ли, Андрей… э-э-э-э.
— Иванович.
— Видите ли, Андрей Иванович. Моя мама — человек уже не очень молодой, но при этом очень эмоциональный. По жизни ей присущи как разного рода фобии, так и ничем не обоснованные порывы. Наглядный пример — эта история. Получив письмо от нашего соседа, от Маркелова, мама разволновалась и испугалась. Но если вы знакомы с нашими обстоятельствами, должны понимать, что это была вполне естественная реакция. Ну, вы меня понимаете? — Элла взяла паузу, но, так и не дождавшись подтверждения понимания, продолжила: — Я для мамы по-прежнему та самая, маленькая девочка, жертва насилия. И если я сумела найти в себе силы перебороть, пережить эти жуткие воспоминания, то вот мама до сих пор носит их в себе. Звонок в газету был для нее лишь выплеском эмоций. Но теперь, успокоившись и призвав на помощь разум, мы понимаем, что никакой реальной угрозы не существует.
Мешок заинтересованно глянул на Эллу:
— Что-то я не пойму, к чему вы клоните?
Та чуть поморщилась и, вздохнув, принялась «разжевывать»:
— Согласитесь, человек, который освобождается условно-досрочно, и без того находится под контролем милиции? Случись что с нами, он будет первым подозреваемым. Осознавая это, Маркелов, конечно же, не станет делать нам ничего дурного. Напротив, проживая здесь, он вынужден будет пылинки с нас сдувать. Логично?
— Весьма. Вы, Элла, часом не на юридическом учитесь?
— Нет. Я на третьем курсе «тряпочки»[15]. А что?
— Просто у вас весьма специфическое мышление. Более свойственное юристам, нежели дизайнерам, — объяснил Андрей. — Итак, вы хотите сказать, что вызов, грубо говоря, был ложным?
— Не думаю, что здесь уместно слово «ложь». Правильнее сказать «заблуждение»… В общем, мне кажется, что никаких особых мер безопасности в отношении нашей семьи изобретать не нужно. Достаточно визитной карточки с номером телефона, по которому мы могли бы позвонить в случае чрезвычайной ситуации.
— Ну, визитка — это вообще не вопрос. — Мешечко порылся в карманах и протянул девушку карточку. — Держите. Вот только для того, чтобы отчитаться перед своим руководством, мы обязаны оформить официальный отказ. И это должна сделать Людмила Петровна, собственноручно.
Калугина-старшая с немым вопросом обратилась к дочери, и та тихонько кивнула ей в ответ.
— Хорошо, я согласна. — Порывшись в комоде, она достала тетрадку, ручку и села за обеденный стол. — Как писать? На чье имя?
— На имя начальника ГУВД. Вы же непосредственно к нему обращались за помощью? А писать можно в произвольной форме.
Пока потерпевшая, не желающая считать себя таковой, сочиняла текст, доселе молчавшая Прилепина невзначай поинтересовалась у Эллы:
— А вы не разрешите взглянуть на письмо вашего соседа? Маркелова?
— К сожалению, мы его в тот же день порвали и выбросили, — виновато развела руками Элла.
— Тогда, быть может, вы по памяти перескажете нам текст? Хотя бы приблизительно?
— Да там ничего такого особенного и не было. Дескать: «не ждали?», «скоро вернусь», «вы сломали мне жизнь». И прочее подобное бла-бла.
— Он еще требовал приготовить какие-то деньги, — напомнила вдруг Людмила Петровна, но, поймав на себе испепеляющий взгляд дочери, резко умолкла и снова склонилась над листком.
— Какие деньги? — насторожился Мешок.
— Да у Маркелова на деньгах всегда особый пунктик был. Он почему-то искренне считал, что весь мир ему должен.
Ответ Эллочки прозвучал не слишком убедительно, однако Андрей предпочел не акцентировать внимания. Напротив, кивнул понимающе:
— Что ж, это весьма распространенное явление. Признаться, порой мне и самому такие мысли приходят в голову. Ну как, Людмила Петровна, готово?
— Вот. Возьмите.
Мешечко пробежал глазами текст, удовлетворенно кивнул и убрал листок в папку.
— Прекрасно изложено. Кратко и по существу. — Он поднялся и вернул стул на прежнее место. — Ну что ж, в таком разе извините за беспокойство. И разрешите откланяться.
— Это вы извините нас. За беспокойство, — встала следом за ним и Калугина-младшая.
— Но визиточку мою, Элла, все ж таки не потеряйте. Мало ли что.
— Конечно-конечно, — закивала в ответ та и впервые за время их беседы улыбнулась. Причем очень даже очаровательно улыбнулась. Улыбкой обоятельнейшей акулы. — Обещаю, я буду носить ее под самым сердцем.
— Под сердцем детей носят, а не визитки, — направляясь к двери, тихо пробурчала Ольга.
— Что-что? — не расслышала девушка.
— Я говорю: всего хорошего…
— …Ну, и как тебе показалась Элла? — поинтересовался Андрей, когда выйдя из подъезда, они с Ольгой направились к его машине.
— Отвратительно! Классическая Эллочка-людоедочка!
— Не скажи. У той совсем не было мозгов, а у нашей с головой всё в порядке. Даже чересчур.
— Ага, с головой не без идей, с пятым номером грудей, — хмыкнула Прилепина. — Не очень-то она
