— Да ничего. Я знаю, что тупо таскать его с собой.
— Просто это… мне папа подарил.
И дальше, по дороге домой, Андрюша неожиданно вывалил на меня всю свою историю. О папе- дальнобойщике. Который перевозил грузы. А этот заяц у него на зеркале сидел. Андрюшке, тогда трёхлетнему, зайка понравился, и отец снял ему с зеркала. А через некоторое время мама ушла от папы. И папа уехал в Питер. Возит грузы в Финляндию. А заяц этот дурацкий теперь живёт в рюкзаке.
— Ну это типа как… связь с ним, — бормотал Андрюша, — вроде телефона. Я вот думаю, у него наверняка есть другой заяц теперь.
— Это необязательно, — сказала я, решив, что другим зайцем он называет другого сына.
— Да нет! Это было бы круто. Понимаешь, у него заяц на зеркале, а у меня в рюкзаке. И мы этими зайцами как бы связаны. Как линиями телефонными. Бред, конечно, — хмыкнул он, поддавая ногой по камешку.
Я не знала, что сказать. Чувствовала я себя дико неудобно. Как будто тоже должна рассказать свою историю. Про то, как мне было плохо. Но я ничего не могла припомнить. У меня есть и папа, и мама, и сестра, хотя она бывает довольно противной, особенно рядом с Костей. И все они меня не обижают.
В общем, очень я себя по-дурацки чувствовала. Как на уроке, когда страшно чешется горло, а кашлянуть стесняешься, и пытаешься сделать это с закрытым ртом, и понимаешь, что выглядишь как идиотка.
— А ты на картонке где катаешься? — спросил неожиданно Андрюша.
— Со стороны моста, — соврала я.
Не катаюсь я на картонках по снежным горкам, но там видела пару раз девчонок на санках.
— Прикалываешься? Это ж для малышей. Хочешь, я тебе настоящую трассу покажу? Там реальные виражи.
Произнося это, Андрюша смотрел в сторону, на проезжающие машины, и слюна у него изо рта брызгала, и пальцы дёргали язычок молнии на пуховике.
— Я вообще не очень люблю… — начала я.
— Там полюбишь! — пообещал Андрюша, ещё яростнее дёргая язычок молнии. — Давай сегодня в шесть? Ну пожалуйста. Просто я сам это место недавно открыл, и так хотелось с кем-то поделиться, а…
Он оборвал себя, но я догадалась: сказать он хотел «а не с кем». И кивнула.
Как всё кончилось
Мы тогда здорово накатались. Склон у реки был крутой, с зарослями сухой травы и кустиками, торчащими из-под снега, и вот на них-то мы здорово подпрыгивали. Я себе всю попу отбила, а Андрюха порвал рукав пуховика, зацепившись за ветку какого-то большого куста, который мы старались объезжать. Но всё равно было круто, потому что когда я съезжала, то Андрей складывал руки рупором и кричал:
— Внимание, внимание! На старте команда бобслеистов из Южной Африки! Они в первый раз увидели снег и горки и сейчас отобьют себе все африканские конечности!
Я падала набок уже наверху и съезжала, перекатываясь, вниз, а Андрюха, изображая кого-то другого, называл меня асфальтовым катком, и это опять было смешно, а не обидно, потому что он с серьёзным видом благодарил меня за то, что я так аккуратно заасфальтировала горку.
Накатавшись, мы залезли на мост, перегнулись через перила и стали смотреть на уток в бурлящей вокруг камней речке.
— Как думаешь, почему в речке вода не замерзает? — спросила я.
— То, что не замерзает, — ерунда, — хмыкнул Андрей, — пугает, что она горячая! Посмотри, вон там вообще пар идёт.
— Думаешь, в речку с заводов всякую дрянь сливают? Вот гады, а?
— Нет. Я думаю, они дрянь выпивают, а в речку сливают дистиллированную воду.
Лицо у Андрюши было очень серьёзным, и я не сразу поняла, что это шутка. А Андрюша тем временем достал из рюкзака своего зайца и прикрепил намагниченными лапами к перилам. Получалось, заяц тоже смотрит на уток, а они — на него.
Подошла бабушка в зелёном пальто, за руку она держала девочку в смешной шапке с кроличьими ушами. Бабуля достала из чёрного ридикюля батон хлеба, отломила кусок и дала девочке. Та принялась крошить батон уткам. Бабуля и нам протянула кусок батона.
— Спасибо! — обрадовалась я и стала ломать его на маленькие кусочки, а Андрюша поймал один и сунул зайцу в лапы. Мордочка у зайца стала горделивая — вот он какой, хлеб у уток отхватил.
— У тебя есть мечта? — вдруг спросил Андрюша, глядя на своего зайца.
От неожиданности я чуть не уронила весь кусок в воду. Конечно, у меня была мечта. Я хотела стать смотрителем маяка. Купить кучу книжек и запереться с ними в каменной башне с прожектором. Но я никому не говорила об этом. Да и как это сказать? Ведь любой нормальный человек спросит: «А что для этого закончить надо?»
Но тут я сообразила, что Андрей спрашивает, потому что сам хочет о чём-то рассказать.
— А у тебя? — спросила я и кинула кусок побольше наглому жирному селезню, который вылез на снег.
Кинула подальше, чтобы он дал возможность покормить уточку, боязливо ковылявшую за ним.
— Есть. Хочу, чтобы меня Фокс и Алаша к себе приняли.
— Фокс и Алаша? — удивилась я. — Они же п…
Я прикусила язык.
— Придурки? — просиял Андрюша. — Ну конечно. Они тебе и не могут нравиться. Ты спокойная, а они хулиганы.
Я хотела возразить, что не такая уж спокойная, у меня и торнадо внутри бывает, но он не дал мне сказать:
— Понимаешь, они настоящие парни. Сильные. Ничего не боятся.
— Попадёшь к ним — сам придурком станешь, — прошептала я, кидая кусочек хлеба уточке- хромоножке.
— Не стану! — пообещал Андрей. — Понимаешь, если я к ним попаду, то, наоборот, смогу следить, чтобы они гадости не делали. Я буду вроде как шпионом, понимаешь?
Я с сомнением взглянула на Андрюшу. Мне показалось, он врёт. Ничего он не будет следить. Просто станет частью шайки, которая всех унижает. Но хочет, чтобы я это одобрила. Не дождётся!
— Знаешь, они мне кажутся безжалостными. Они как-то стояли в «Пятёрочке» передо мной и шутили с кассиршей, но шутки у них… злобные, что ли.
— А я буду следить, — упрямо повторил Андрей и, забрав у зайца хлеб, бросил его уткам. — Зато люди меня будут нормально воспринимать. Нормально на меня смотреть.
— На тебя и так все нормально смотрят.
Он что-то хотел возразить. Потом снял зайца и вдруг схватился за рукав куртки:
— Уй! Порвал! Маман убьёт. Она же кучу денег за неё выложила на Черемушкинском.
— Пошли к нам, зашьём, — предложила я, с грустью наблюдая, как толстый селезень всё-таки спихнул в реку хромоножку, — чтобы она не сразу разглядела.
Дверь открыла мама — она сидела на больничном, лечила ангину и ходила в маске, чтобы меня не заразить.
Мама налила нам чаю, разрезала пополам «Калорийную» булочку, достала из холодильника маслёнку и пошла в комнату зашивать куртку.
Мы, хихикая, выковыряли из булочки изюм и орешки, представляя, что это тараканы, как в истории про булочника Филиппова.
— Что это, булочник? — грозно спрашивала я, изображая царя.
