Где папа?
Звонила тётя, жена маминого брата. Они живут в Подмосковье, но видимся мы с ними редко. И разговариваем в основном по праздникам.
Если честно, когда её номер высветился на экране, я испугалась: вдруг я забыла какой семейный праздник? Может, забыла кого-то поздравить с днём рождения?
— Алло? — осторожно произнесла я.
— Лиза… Где папа?
— Я не знаю… То есть на работе… Хотя он сегодня же поехал в… А… а что?
— Я не знаю, — сказала тётя, — я не знаю, лучше позвони маме.
Что-то звучало в её голосе… У меня заныло в груди.
Так бывает, когда смотришь кино. И вдруг в голове щёлкает: бац-бац! И понимаешь, что угадал, чем закончится фильм. В общем, где-то внутри меня щёлкнуло: бац! И заныло.
Я позвонила маме. Недоступна.
Я позвонила Ирке.
— Я с учеником, — прошипела сестра в трубку и отключилась.
Я позвонила папе. Недоступен. Я снова позвонила тёте. Я как будто неслась на салазках. Вниз! Вниз! Дыхание перехватывает, по телу мурашки, но ты несёшься вниз. Вжих!
Тётя не подошла к телефону. Вжих!
Снова мама… снова папа… Ирка. Это несложно — долбить всех звонками по мобильному. Просто выбираешь имя из списка контактов и долбишь. Это примерно как резать апельсин.
Наконец мама позвонила сама.
Белый свитер
Голос у мамы был такой, словно она бьётся в когтях у хищной птицы.
Она захлёбывалась словами. Словами и слезами.
— Его! Забрали! Только что! Забрали!
— К-куда, мама?
— В тюрьму!
— Почему в тюрьму? Как в тюрьму? Его же не должны были… Он же просто так в суд ездил… Поддержать своих… Он так говорил… Мама!
— Забрали! Только что! Увели!
Мы молчим.
— Когда его отпустят?
— Если приговор подтвердят… через пять лет… Мама замолкает. Не слышно даже всхлипываний.
Кажется, она просто онемела от ужаса. Я тоже молчу. Слёз нет.
— Прямо из зала суда взяли и забрали, — сказала мама чётко, — прямо в белом свитере. Господи…
Часть 2
Мир и мы
Надо прояснить.
Папа всегда был в ладу с миром.
У нас в семье — разделение.
Мама с миром борется. Точнее, с его несправедливостями. Исправляет ошибки. Я от мира прячусь. Ирка — и борется, и прячется, и ладит. Когда что. На работе — борется. В учёбе — прячется. С Костей, своим бойфрендом, — ладит, конечно. Но вообще иногда и прячется. Это если ругаются.
Но папа…
Папа у нас всегда со всеми ладит. Даже с Костей. А это, между прочим, не так просто. Мама говорит, что, когда Бог создавал Костю, человеческий материал закончился, и пришлось использовать дерево.
— Ну уж, ну уж, — примиряюще говорит папа.
— Это ты из жалости к Ирке, — спорит мама, — она в него, как дурочка, влюбилась.
Но папа защищает Костю не из-за Иры. И не из-за самого Кости. Из-за себя. Потому что папа не переносит конфликтов.
— Знаешь, кто я, Муськин-Пуськин? — спрашивает он. — Я ручеёк. Любой камень обегу. И если надо — могу в землю уйти.
— Конечно, — ворчит мама, — это я у вас бульдозер.
— Ты двигатель прогресса, — говорит ей папа.
Он у меня мастер — найти такие слова, чтобы и человеку было приятно их слышать, и чтобы это было правдой.
Папа
Когда папа был маленьким, он был страшно мнительным. Если он делал себе бутерброды, то спрашивал у своего папы, моего дедушки:
— Папа, а мне хватит двух бутербродов, чтобы не умереть с голоду?
— Ты так хочешь есть? — спрашивал дедушка.
— Нет, но я же всю ночь не буду есть. Вдруг я за это время умру?
— Не умрёшь, — успокаивал дедушка, — двух вполне хватит.
Бабушка эту историю терпеть не может. Ей кажется, что она о том, как папа голодал в детстве. Но она совсем не об этом… Она о том, что папа был мнительным.
Ещё он всегда думал о других, даже когда был маленьким. Например, когда он учился в школе, бабушка оставляла ему на кухне обед. Лапшу с говядиной или курицей. А папа, как любой ребёнок, терпеть не мог нормальную еду. И потихоньку выливал суп в унитаз. А сам мазал хлеб вареньем, лопал и читал книжки.
Но бабушке он никогда не говорил, что не ест лапшу. Он боялся её обидеть. Правда, однажды бабушка обнаружила целёхонькую куриную лапку в помойном ведре. Но не потому, что папа решил её обидеть.
— Просто книжка была интересная, не хотелось далеко от неё уходить, вот я и кинул в ведро… — объяснял папа, рассказывая эту историю.
— Ну конечно, — ехидничает мама, — просто лень было идти до унитаза.
— А бабушка сильно обиделась? — спрашиваю я.
— Дело не в том, что я обиделась, — говорит обиженно бабушка, — а в том, что я за него переживала. Что он такой худенький и ничего не ест. Готовила так, чтобы посытнее было.
— И что, никак его не наказала? — удивляется Ирка.
