Попробуйте на ассоциациях. Я записал несколько слов. Вслушайтесь в них. Воспроизвожу как услышал, фонетически. Ма-ква, там-куан, ки-сах. Ну-ка первое, что пришло на ум?
— Ничего.
— Отличный результат.
— Какого черта вы от меня хотите?
— Чего-то. Чего-нибудь.
— Вы пьяны.
— Это мы уже обсудили. И вынесли постановление. Кроме того, я спас вашу чертову жизнь. Пьян я или не пьян, я — врач. И когда-то очень хороший.
— А что случилось?
— Пациент задает вопросы?
— Почему бы и нет?
Уошберн помолчал, глядя в окно на залив.
— Я был пьян. Утверждали, что я погубил двух пациентов на операционном столе, потому что был пьян. Один еще сошел бы мне с рук. Два уже нет. Закономерность они видят 16 очень быстро, храни их Господь. Никогда не доверяйте нож такому человеку, как я, и прикройте это благопристойностью.
— Это было необходимо?
— Что именно?
— Напиваться.
— Да, черт побери! — тихо сказал Уошберн, поворачиваясь от окна. — Было и есть. А пациенту не пристало судить врача.
— Простите.
— И еще эта ваша дурацкая привычка все время извиняться. Это напыщенно и совсем не натурально. Никогда не поверю, что вы по натуре человек уступчивый.
— В таком случае, вы знаете обо мне нечто, о чем я понятия не имею.
— Совершенно верно. О вас я знаю предостаточно. Но почти все это лишено какого бы то ни было смысла.
Больной выпрямился в кресле, расстегнутая рубашка распахнулась, обнажая бинты на груди и животе. Сложил перед собой руки, так что проступили вены на худых мускулистых предплечьях, спросил:
— Вы имеете в виду что-то, о чем еще не шла речь?
— Да.
— То, что я говорил в коме?
— Да нет. Ваш бред мы уже обсудили. Языки; основательное знание географии — города, о которых я ничего или почти ничего не знаю; то, что вы упорно не называли никаких имен, вы хотели их назвать, но все же не назвали; ваша склонность к противоборству: атаки, отступления, засады, погони — всегда яростные и неистовые. Мне даже приходилось привязывать вас, что поделаешь, раны еще не затянулись. С, этим мы покончили. Есть еще кое-что.
— Что вы имеете в виду? Что еще? Почему вы мне раньше не говорили?
— Потому что речь о вашем теле. О внешней оболочке, так сказать. Не уверен, что вы готовы принять и переварить новую информацию.
Незнакомец откинулся на спинку кресла, раздраженно нахмурившись:
— А об этом не пристало судить врачу. Я готов. В чем дело?
— Хорошо, тогда начнем с внешности. К примеру, ваше лицо.
— А что с ним?
— Вы родились с другим лицом.
— То есть как?
— Под увеличительным стеклом всегда заметны мелкие шрамы на коже — следы хирургического вмешательства. Вас переделали, старина.
— Переделали?
— У вас крутой подбородок, берусь утверждать, что на нем была ямочка. Ее убрали. В верхней части левой скулы — у вас высокие скулы, вероятно, славянские предки несколько поколений назад — микроскопические следы хирургического рубца. Осмелюсь предположить, что была удалена родинка. У вас английский нос, когда-то чуть более выступающий, чем теперь. Его слегка утоньшили. Ваши очень резкие черты смягчили, характер скрыли. Понимаете меня?
— Нет.
— Вы привлекательный человек, но ваше лицо узнаваемо скорее по тому, к какой категории оно относится, а не само по себе.
— Категории?
— Да. Вы типичный белый англосакс, каких видишь каждый день на лучших крикетных полях или теннисных кортах. Или в баре у Мирабель. Эти лица почти неотличимы одно от другого, не правда ли? Все на своем месте, зубы ровные, уши не оттопыриваются — ничто не нарушает гармонии, все правильно и несколько пресно.
— Пресно?
— Пожалуй, более подходящее слово «испорчено». Определенно уверенный в себе, даже высокомерный, вы привыкли поступать своевольно.
— Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
— Тогда смотрите. Измените цвет волос, изменится и лицо. Да, есть следы выцвечивания, краски. А уж если надеть очки или усы отрастить, вы — другой человек. И с возрастом та же история: я полагаю, вам лет тридцать пять — тридцать восемь, но вы можете стать старше лет на десять, а можете — на пять моложе. — Уошберн замолчал, наблюдая за собеседником, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Теперь об очках. Неделю назад вы прошли несколько тестов на остроту зрения, помните?
— Конечно.
— У вас стопроцентное зрение, и в очках вы не нуждаетесь.
— Я и не думаю, что когда-нибудь носил очки.
— Тогда почему я обнаружил следы несомненного использования контактных линз?
— Не знаю, ерунда какая-то…
— Позвольте предложить объяснение?
— Рад буду услышать.
— Не ручаюсь. — Доктор вернулся к окну и отсутствующе взглянул во двор. — Существуют специальные контактные линзы, не влияющие на зрение, а только изменяющие цвет радужной оболочки. А некоторые глаза больше других подходят для таких приспособлений. Обычно серые или голубые: у вас нечто среднее. При одном освещении серо-карие, при другом — голубые. Тут природа вам благоволила: перемены были невозможны, но они и не потребовались.
— Не потребовались для чего?
— Для того, чтобы изменить вашу внешность. Очень профессионально, должен сказать. Визы, паспорта, водительские удостоверения — все переделывается, если нужно. Цвет волос — от блондина до шатена. Цвет глаз — можно подделать и цвет глаз — зеленые, серые, голубые? Возможности широчайшие, согласитесь. И все в пределах этой узнаваемой категории, в которой лица сливаются, повторяя друг друга.
Больной с трудом поднялся, опираясь на руки, задерживая дыхание.
— Возможно и то, что это большая натяжка, а вы глубоко заблуждаетесь.
— Но есть следы, отметины. Это свидетельства.
— Истолкованные вами — с большой дозой цинизма. Предположим, меня заштопали после аварии. Вот вам и объяснение операции.
— Только не той, которую сделали вам. Окраска волос, удаление ямочек и родинок не относятся к восстановительным процедурам.
— А вы почем знаете? — сердито сказал неизвестный. — Разные бывают аварии, разные процедуры, вас там не было, вы не можете знать наверняка.
