Когда прозвучали слова Сталина: «Вперёд, за нашу победу!» — несколько мгновений еще стояла полная тишина. У каждого рождались в мозгу тысячи мыслей и представлений, тысячи образов. Но если бы можно было охватить глазом мысли и представления всех людей, они составили бы единую, цельную картину: то была высочайшего напряжения воля к борьбе, то была вера миллионов сердец. «Я верю в победу, я хочу победить» — так говорил себе каждый человек, так сказал весь народ.
Внешне все происходило гораздо проще и обыденнее.
Юрис Рубенис пошевельнулся; под ногами заскрипел песок. Не обращаясь ни к кому в отдельности, он сказал:
— Ясно. Теперь все ясно. Теперь мы знаем, что делать.
— Да, все ясно, — ответил Силениек.
И сейчас же все задвигались, заговорили.
Рабочегвардейцы окружили Жубура.
— Товарищ ротный командир, не пора ли нам получить боевое задание? У нас и винтовки заржавеют, если долго пробудем без дела.
Трое молодых людей из отряда вошли в здание военкомата. Несколько лет тому назад они воевали в рядах бойцов республиканской Испании; им доводилось ходить против вражеских танков с бутылкой горючей смеси.
Аустра Закис с тревогой наблюдала это оживление. «Аугуст, братик, почему тебя нет здесь? — думала она. — Ты бы устроил так, чтобы я навсегда осталась с вами. Ты бы не стал говорить, что мне здесь не место». При одной мысли, что товарищи из отряда предложат ей и другим девушкам уехать в безопасный тыл, ей стало больно.
На крыльцо военкомата вышел человек и стал кого-то искать глазами в толпе. Заметив Андрея Силениека, он подошел к нему.
— Вас приглашают на совещание.
Силениек вошел в дом.
— Шофер без машины, что моряк без корабля, — сказал Эвальд Капейка, обращаясь к Аустре.
В ожидании Силениека они сели на траву в садике военкомата. Капейка все время поглядывал за ворота; там прогуливалось несколько человек из их отряда; значит, Силениек еще не вышел. Кепку Эвальд бросил рядом, и густейшие светлые волосы падали ему на глаза. Покусывая травинку, он что-то сосредоточенно обдумывал. Костюм Капейки был весь в масляных пятнах, и от него все еще пахло бензином, хотя в последний раз он сидел за рулем три дня назад.
— Ну, скажите, — заговорил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к девушке, — на что я такой гожусь? Товарищ Силениек не знает, куда меня девать. С тех пор как этот «юнкерс» испортил мою машину, я стал вроде пятого колеса в телеге. Сию бы минуту перешел на грузовую машину или автобус, но ведь тогда придется с товарищем Силениеком расставаться. Как же это можно? Целый год прожили вместе, сколько дорог исколесили… Разве я его брошу в такое время? Вот проклятый — опять загудел!..
Капейка погрозил кулаком небу. На большой высоте пролетели над городом немецкие самолеты, — трудно было сказать, разведчики или бомбардировщики.
— Один такой вот и изгадил мою машину. Эх, посмотрели бы вы на нее! Мотор работал, как часы. Удобная, аккуратненькая, экономная. Когда я теперь обзаведусь такой!
— Обзаведетесь еще, — и Аустра невольно засмеялась, глядя на его свирепо-несчастное лицо. Капейка еще раз погрозил кулаком самолетам, потом схватил свою кепку, помял ее и снова бросил наземь.
— Без техники мне жизнь не в жизнь. Старик мой, тот даже хотел из меня инженера сделать. Два года помогал, да карман не выдержал. Так вот недоучкой и мыкаюсь. Хорошо бы теперь на танке поработать, гитлеровцев поутюжить, или пострелять из зенитного пулемета. Из автомата тоже ничего. Из обыкновенной винтовки стрелять неинтересно.
— А я бы и обыкновенной обрадовалась, — завистливо сказала Аустра. — Я ведь на курсах Осоавиахима была, три раза десятку выбивала. Как по-вашему — в гитлеровца труднее попасть?
— Смотря по обстановке, — вежливо ответил Капейка. — В бою, конечно, не так ловко, как на стрельбище.
— Вы, наверное, думаете, что я бы испугалась, — Аустра вызывающе посмотрела на него. — Будьте покойны, рука у меня не дрогнет, когда буду брать на мушку…
— Зачем мы будем спорить… — уклончиво ответил Капейка. Вдруг он оглянулся и быстро вскочил на ноги. Аустра тоже оглянулась и увидела Силениека. Тот шел по двору, видимо кого-то разыскивая, потом повернул в их сторону. Аустра быстро встала, выжидательно глядя на Силениека. У обоих — и у девушки и у Капейки — на лице было написано такое нетерпение и любопытство, что Силениек улыбнулся.
— Томитесь, а? Ну, ничего, сейчас перестанете томиться. Начинаем воевать по-настоящему.
— Вот это здорово! — обрадовался Капейка. — Я готов хоть сейчас…
— Так оно и будет, Эвальд, — сказал Силениек. — Если не ошибаюсь, ты родом из северо-восточной части Видземе.
— Точно, товарищ Силениек. Я из-под Алуксне.
— Местность эту хорошо знаешь? Дороги, болота, леса… ну и людей?
— А как же иначе? Вырос ведь там.
— Найдется у тебя здесь среди рабочегвардейцев или среди эвакуируемых кто-нибудь из знакомых? Не просто знакомый даже, а настоящий, испытанный друг, на которого можно положиться при любых обстоятельствах?
— Много так сразу не найдется, а одного-двух отыщу.
— Вот и разыщи таких, а попозже зайдешь с ними ко мне.
— Можно еще узнать? — начал было Капейка и остановился. — Нет, ничего. Потом вы сами расскажете.
— После, когда приведешь ко мне своих друзей.
— Значит, можно идти искать?
— Конечно, иди, Эвальд.
Капейка ушел.
— Товарищ Силениек, — робко заговорила Аустра, — вот вы даете задания… И для меня, может быть, найдется что-нибудь?
— Для вас? — Силениек медлил с ответом. Потом улыбнулся. — А как же, что-нибудь и для вас найдется. Поговорите с Айей, относительно девушек она у нас решает. Мы создаем свои батальоны, а в таком большом хозяйстве каждый может пригодиться. Вот так. — Он одобрительно кивнул ей и вышел за ворота к группе рабочегвардейцев. Там были Жубур, Юрис Рубенис, Айя, старый Мауринь — рабочий лесопильного завода. Там же Аустра увидела задумчивого, как всегда, Петера Спаре. Она пробралась к нему сквозь толпу.
— Товарищ Спаре, вы ведь меня поддержите, правда?
Петер удивленно посмотрел на нее.
— Поддержать? А что с вами случилось?
— Знаете, я боюсь, как бы меня не отослали в тыл… Ну, там с детьми, со стариками. А мне воевать хочется. Ну, вот вы скажите, почему я не могу воевать вместе с мужчинами? Я уверена, что могу стрелять лучше многих рабочегвардейцев.
— Разве кто-нибудь сказал, что вам нужно уезжать?
— Правда, этого еще никто не сказал. Но когда начнут формировать батальоны… вдруг для меня не найдется места? Вы, пожалуйста, замолвите за меня словечко. Я вас очень, очень прошу.
Она так выразительно произнесла это «очень, очень» и такое у нее было жалобное выражение лица, что Петер не удержался от улыбки. Он невольно погладил ее по плечу здоровой рукой.
— Попытаемся что-нибудь придумать общими силами. Я поговорю с Жубуром…
— А Силениек сказал, что насчет девушек решает Айя.
— Еще лучше. Грош мне цена, если я родную сестру не уговорю. К тому же такую славную сестренку.
