ограничив инициативу президента во внешнеполитических вопросах.
«Япония ползет в Северный Китай»
Кое-как «переварив» Маньчжурию, Япония устремила свой алчный взор на сопредельные территории Китая. Последствия экономического кризиса все еще тяжким бременем лежали на японской экономике, поэтому вопросы о захвате новых рынков и вытеснении конкурентов стояли необычайно остро. Кроме того, планы японской экспансии распространялись далеко за пределы Поднебесной, и для их реализации требовались ресурсы. Нищая на полезные ископаемые Страна восходящего солнца отчаянно стремилась обеспечить собственную автаркию на случай войны. А война была тем единственным способом, при помощи которого Токио мог реализовать свои планы.
Однако возобновить военные действия Имперское правительство не решалось. Был выбран другой путь — путь наименьшего сопротивления. Лоскуты китайских провинций стремились продать свой непрочный суверенитет тому, кто сильнее. Тому, кто мог гарантировать правящей верхушке провинции сохранение власти и достатка. Именно на такие непрочные, сепаратистские звенья государственной цепи Китая было решено опереться в Токио. В дело пошли взятки и угрозы, причем как в адрес провинциальных элит, так и в отношении центрального правительства страны. 19 ноября 1935 г. Япония потребовала от Китая признания программы автономизации провинции Пайпинг, разработанной, естественно, в Токио. В противном случае Имперское правительство угрожало оккупацией региона. Следующей на очереди была провинция Хопей. 24 ноября китайская администрация восточного сектора демилитаризованной зоны в Хопее под руководством Ен Чжукенга объявила о независимости Восточного Хопея. Опорой данной «независимости» были японские штыки. Япония пригребла, таким образом, хопейские угольные копи, которые имели прямые транспортные коммуникации с морскими портами. Теперь японские транспорты могли доставлять в метрополию китайский уголь.
5 декабря Государственный департамент, обеспокоенный ползучей агрессией, заявил протест. Поддержка сепаратистских настроений в Китае со стороны Японии, по мнению внешнеполитического ведомства США, вела к дестабилизации обстановки и невозможности осуществления договорных прав и обязательств[192]. Америку явно «выставили вон» из региона. Однако вялые протесты Вашингтона, не подкрепленные даже элементарными угрозами, не произвели на Имперское правительство никакого впечатления. Токио продолжал наступление. Под его нажимом Национальное правительство Китая дало согласие на автономию двух провинций, граничащих с Манчжоу- го. Теперь это была исключительно японская вотчина, сохранение юридического суверенитета Китая над территориями было не более чем фикцией.
Заглотив очередной кусок добычи, Япония рисковала оказаться в международной изоляции. Продолжая экспансию без оглядки на другие великие державы, страна ходила по лезвию бритвы и в любой момент могла оказаться на краю пропасти. Вполне резонно в японском МИД решили нормализовать отношения с конкурентами. Однако попытка была предпринята в истинно самурайском стиле, не терпящем отступлений и компромиссов. Зондаж начался с американского посольства в Токио.
23 декабря состоялась встреча первого секретаря посольства Е. Диковера с японским дипломатом С. Куруши. Естественно, беседа касалась положения в Восточной Азии. Америка настойчиво пыталась прояснить позицию Токио и, самое главное, выяснить, остановится ли Япония на достигнутом или следует ожидать дальнейшего ухудшения положения. Куруши, без особых экивоков, заявил, что «Япония была создана для того, чтобы быть лидером восточной цивилизации и с течением времени стать 'боссом'* группы стран из Китая, Индии, Голландской Ист Индии и т.д. (Мистер Куруши не сообщил, собирается ли завоевать и править этими странами Япония, но сказал, что она будет «боссом»)... — докладывал американский дипломат в Госдеп. — В будущем Япония будет иметь свою сферу на Востоке, Соединенные Штаты в Америках, Великобритания в Европе, Африке и Австралии, но... настоящими лидерами будут... Япония... и Соединенные Штаты...»[193]. Вот так, без особых прелюдий Соединенным Штатам предлагали новый раздел мира. Самое интересное, что Вашингтону предлагали то, что он уже имел — Америки. Да еще подвинуть с политического пьедестала Британию. В обмен же США должны были убраться из Азии, пожертвовать всеми своими интересами в регионе в пользу Японии. Подобный расклад никак не мог устроить Рузвельта, он-то надеялся вывести свою страну на подобающее место в мировой иерархии — на первое. Делить же его с Японией было не с руки, да и кто мог предсказать, как поведут себя новоявленные сегуны, когда получат ресурсы Азии...
3 января 1936 г. Рузвельт в ежегодном послании конгрессу вновь подчеркнул, что США путем эмбарго на торговлю оружием и запрещения экспорта военных материалов сверх уровня мирного времени стараются предотвратить войны: «Соединенные Штаты вдвойне следуют нейтралитету в отношении любой из наций, участвующих в войнах, не затрагивающих непосредственно Америки»[194], — это фактически единственное заявление Рузвельта по внешнеполитическим вопросам в 1936 г. То был год очередных президентских выборов, Рузвельт в значительно большей мере был поглощен предвыборным марафоном, нежели озабочен складывавшейся в мире ситуацией...
Буквально сразу после его переизбрания японское правительство преподнесло неожиданный «подарок». 25 ноября 1936 г. между Имперским правительством Японии и Третьим рейхом было заключено политическое соглашение, известное как «Антикоминтерновский пакт». В целом опубликованный текст документа не носил ничего угрожающего США, в нем говорилось о совместном противодействии коммунистическим идеям и действиям Коминтерна. Казалось, пакт был направлен исключительно против СССР. Однако подобные внешнеполитические документы всегда значат куда больше, чем то, что в них написано. Политическое сближение двух государств-агрессоров перешло на качественно новый уровень, нежели просто взаимные симпатии. Все говорило о намечающемся союзе, причем не только политическом, но и военном. В Советском Союзе «Известия» открыто писали о «заговоре Японии и Германии против мира»[195]. Москва открыто выражала свою уверенность в том, что под маской антибольшевизма скрывается тайный военный союз двух держав. Обеспокоены были не только в Кремле. Дипломаты многих стран высказывали опасения, что кроме пакта был заключен и тайный военный союз. Информация о такой возможности поступала в Госдеп еще в 1933 г. от посла в Берлине Додда. Заверения министра иностранных дел Японии X. Ариты в том, что Япония не вступила в военный союз с Германией и фашистским блоком, вызывали серьезные сомнения. Большинство дипломатических представителей в Токио были уверены, что «германский и японский генштабы достигли секретного военного взаимопонимания»[196]. На глазах изумленной мировой общественности рождался новый агрессивный блок.
К началу 1937 г. четко обозначился круг государств-агрессоров: Германия, Италия и Япония. Однако, несмотря на то что в Вашингтоне это прекрасно сознавали, американская дипломатия вновь ограничилась молчанием. В тот момент казалось, что новый блок не несет реальной угрозы. Германия была еще слишком слаба, и, хотя она спешно перевооружалась и разворачивала армию, ее сил было явно недостаточно для полномасштабной войны в Европе. Конечно, Япония продолжала бесчинствовать в Азии, но пакт не был направлен прямо против США. С другой стороны, казалось, что «Антикоминтерновский пакт» может быть в определенной мере выгоден. Отношения между СССР и США развивались довольно холодно, поскольку «в годы, последовавшие за признанием... Россия не вела стабильной политики, основанной на фундаментальных принципах»[197]. Основной причиной противоречий был как раз Коминтерн, через который Москва вмешивалась во внутренние дела других стран, в том числе и США, подчас самым бесцеремонным образом. Так, 25 и 27 августа 1935 г. произошел обмен нотами довольно жесткого содержания между Наркоматом иностранных дел и Государственным департаментом по поводу решений VII Всемирного конгресса Коминтерна. Существовала надежда на то, что Москва, ощущая угрозу как с Запада — со стороны Германии, так и с Востока, поумерит свой коммунистический пыл и начнет вести более адекватную политику в отношении Вашингтона.
