картотеку. Кроме того, значительное количество японских агентов, в особенности агентов-иностранцев (немцев, тайванцев, китайцев и т.д.), было перекуплено ФБР и работало далеко не в пользу Страны восходящего солнца.
Подтверждение мы находим и в воспоминаниях японского разведчика Я. Миура, проработавшего в Пёрл-Харборе девять месяцев непосредственно перед нападением на базу. Он сообщает, что японские иностранцы «были двойными агентами, добровольно или принудительно использовавшиеся ФБР для обмана японцев»[711]. После войны Миура напишет, что видимая слабость Тихоокеанского флота была не более чем «...густая пыль в глаза, чтобы заставить поверить наших закусивших удила военных в неспособность американцев к организованному сопротивлению в случае серьезной угрозы...»[712].
Однако ФБР располагало и другими, заслуживающими доверия, источниками информации. В августе 1941 г. английская разведка, к которой Гувер относился с «плохо скрываемой неприязнью»[713], предоставила ФБР сведения о неком Д. Попове, югославе, агенте двойнике, который одновременно работал и на немцев, и на союзников. Попов сообщил, что военно- воздушный атташе германского посольства в Токио уверен в том, что в течение ближайших 6 месяцев японцы собираются провести авиационную атаку на одну из военно-морских баз США. Кроме того, при заброске в США немцы выдали Попову анкету, львиная доля вопросов в которой касалась Гавайев и Пёрл- Харбора, — вывод был очевиден. Тем не менее Гувер не воспринял агента серьезно и выпроводил из кабинета со словами: «Скатертью дорожка!»[714] Попов был далеко не единственным источником, который указывал ФБР на Пёрл-Харбор как на объект японской агрессии. Так, существуют данные о том, что руководство ФБР знало о нападении. Американский историк Э. Саммерс в своем исследовании «Тайная жизнь Эдгара Гувера» (в русском переводе: «'Империя' ФБР: тайны, мифы, интриги») приводит воспоминания начальника разведотдела полиции Гонолулу Дж. Бернса. Незадолго до 7 декабря к Бернсу пришел Р. Шорт—начальник гавайского отдела ФБР — и «попросил Бернса закрыть дверь в его кабинет: 'Своим ребятам я этого не сказал, но тебе скажу... На нас нападут еще до конца этой недели'»[715].
Одним из наиболее тревожных предупреждений, «указывавших прямо на Пёрл-Харбор»[716], был так называемый «звонок Мори». За 36 часов до нападения гавайское отделение ФБР перехватило телефонный разговор между женой зубного врача из Гонолулу миссис Мори и абонентом в Японии. Собеседники обсудили погоду, цветные фонарики и цветы, которые тогда расцвели. Разговор длился 40 минут и стоил 200 долларов — большие по тем временам деньги. Японского абонента особенно интересовали следующие вопросы: «ежедневные полеты самолетов, особенно больших, из Гонолулу; были ли включены сигнальные огни; каково количество кораблей в Пёрл- Харборе...» Остальная часть разговора тоже, «по всей видимости, была кодом»[717]. Телефонограмма была срочно направлена командующему Гавайским военным округом генералу Шорту и адмиралу Киммелю. Однако высшее военное руководство повело себя неадекватно, просмотрев перевод, Шорт заявил, что «все в порядке, здесь не из-за чего беспокоиться»[718]. Никаких мер принято не было.
Очевидно, что накануне японского налета на о. Оаху ФБР располагало определенными данными, на основе которых, конечно, при правильной их интерпретации, становилось ясно, в каком именно месте Япония собирается нанести первый удар. Через пять дней после трагедии Гувер направил Рузвельту рапорт, в котором утверждал, что армейскому командованию на Гавайях было послано предупреждение, в котором содержался весь план японской атаки и даже время ее начала [719]. В марте 1942 г., по свидетельству полковника ВВС США К. Кетчума, в клубе армии и флота произошла встреча высокопоставленных американских военных и политиков. Выступал Гувер: «Еще ранней осенью 1941 г. к нему начали поступать сообщения о готовящемся нападении японцев на Пёрл-Харбор. Они продолжали поступать чуть ли не до самого последнего дня. Эти предупреждения становились все более конкретными. Он сказал, что все это время президента держали в курсе всей поступавшей информации... Президент приказал Гуверу не упоминать об этой информации никому, даже внутри ФБР...»[720] Конечно, эти свидетельства появились через несколько лет, а иногда и десятилетиями позже описываемых событий. Это воспоминания участников, которые, как правило, нельзя проверить, а значит, подтвердить или опровергнуть. Естественно, им не стоит чересчур доверяться, однако следует отметить, что их количество столь велико, что невольно задумываешься, ведь «дыма без огня не бывает».
ФБР было не единственной организацией, которая получала однозначные улики о приближении войны. 19 ноября при помощи «Магии» было перехвачено сообщение японского МИД, впоследствии названное «код ветров». Расшифрованное 28 ноября оно получило № 25432, в нем говорилось: «В случае возникновения чрезвычайных обстоятельств (опасность разрыва наших дипломатических отношений) и разрыва международной системы связи, следующие предостережения будут включены в середину ежедневных бюллетеней о погоде, передающихся из Японии на коротких волнах:
1) в случае опасности в японо-американских отношениях — «восточный ветер, дождь»;
2) в японо-советских отношениях — «северный ветер, облачно»;
3) в японо-английских отношениях — «западный ветер, ясно». Настоящий сигнал будет передан на средних волнах в конце прогноза погоды, и каждое предложение будет повторено дважды. Когда это будет услышано, пожалуйста, уничтожьте все шифровальные книги и тому подобное. Настоящее сообщение следует принимать как совершенно секретную меру»[721]. Однако нет никаких данных, подтверждающих, что подобное сообщение когда-либо передавалось японцами[722]. С другой стороны, совершенно точно установлено то, что предупреждение о разрыве дипломатических связей с США и Великобританией было отправлено 7 декабря 1941 г. В дополнение к «коду ветров» японский МИД разослал во все посольства и консульства еще один код на случай военного положения.
27 ноября все дипломатические представительства получили циркуляр, содержавший код «тайное слово». «Ввиду того, что дипломатическая обстановка становится все более натянутой, следующая система предупреждения, использующая 'тайное слово', вступает в силу... Для того чтобы отличить это послание от других, английское слово STOP будет добавлено в качестве сигнала. Слово 'HATTORI' означает: 'отношения между Японией и... (пропуск) не находятся в соответствии с ожиданиями... 'KOYANAGI' — означает: Англия; 'MINAMI' — означает: США»[723].
Будучи передано обычным дипломатическим кодом, данное сообщение тут же стало достоянием американской разведки. В отличие от «кода ветров» «тайное слово» было в действительности использовано японским правительством. Утром 7 декабря американцам удалось перехватить депешу следующего содержания: «'KOYANAGI' RIJIYORI SEIRINOTUGOO ARUNITUKI 'HATTORI MINAMI' KINENBUNKO SETURITU KIKINO KYOKAINGAKU SIKYUU DENPOO ARITASS STOP—TOGO»[724].
К 11.00 это сообщение было доставлено ответственным лицам, однако перевод гласил: «отношения между Японией и Англией не находятся в соответствии с ожиданиями» [725]. По какой причине упоминание о США, которое четко читалось в японском оригинале, не было переведено, так до сих пор и не установлено.
Из вышесказанного видно, что военная и военно-морская разведки, ФБР и Федеральная комиссия связи имели достаточно информации для того, чтобы прийти к выводу о грозящей США опасности. Сложно предположить, что все эти факты миновали президента или скрывались от него: во-первых, это было невозможно из-за ожесточенной конкуренции спецслужб, каждая из которых поставляла Рузвельту информацию по своим каналам (так, разведка ВМС — через военно-морского адъютанта президента[726]), во-вторых, сложно предположить, что высокопоставленные военные могли скрывать от президента информацию такой значимости. Конечно, в данном контексте интересна характеристика, данная американским историком С. Моррисоном вице-адмиралу Тернеру, контролировавшему в тот момент всю морскую разведку, который был совершенно уверен в том, что Япония нападет на Россию. Он запретил офицерам делать переводы перехваченных японских депеш, а начальнику разведки запретил анализировать поступающие по каналам «Магии» документы, настояв, что это исключительно его прерогатива[727]. С американским исследователем
