обязательно прилипнет даже не одна, а целый выводок фотомоделей.
С Анжелой он столкнулся на приеме в честь какой-то победы сборной. Она пролила ему на костюм шампанское. И его как током шибануло, будущая жизнь промелькнула перед мысленным взором, будто кадры кинохроники: красивая жена, вилла на Майами, шикарный автомобиль, фотосессии, дети- ангелочки… Если уж любить, так королеву.
Самое забавное – при более близком знакомстве выяснилось: путь «королевы» мало чем отличался от его собственного пути. Они были как брат и сестра, понимали друг друга с полуслова. Девушка, смеясь, рассказала потом, что трюк с шампанским взяла из какого-то фильма…
Он только хотел узнать: почему она лгала?
Остановил «Ауди» в соседнем дворе. Подошел к ее дому. Задрал голову, высчитывая этаж. В окне горел свет. Андрей подошел к двери и поднес руку к кнопке домофона. В этот момент все и произошло.
Нападающих было трое или четверо, он отбивался как мог. И получил удар из-за спины.
Голова раскалывалась от боли, голкипер с трудом соображал, как же его вычислили у дома невесты?.. И тут пришла неожиданная мысль: а что, если докторша была права и Женьку просто кто-то подставил?! А что, если все на том показе произошло совсем не случайно, как утверждал Алексей… Где же этот чертов бриллиант? Лучше бы они все сразу рассказали Нинке. Пяти минут не хватило узнать, куда она спрятала камень… Алексей слишком перестраховался… Такая, как Нинка, не стала бы присваивать бриллиант. А если бы и узнала все, ни за что не заявила бы, ни за что…
Андрей еще раз попытался сесть, стараясь не стонать, чтобы не привлечь к себе внимание тех, кто притащил его сюда. Но с трудом смог лишь подтянуть ноги и, чуть-чуть перевернувшись, опереться о стену.
Возможно, Женьке тоже грозит беда… Надо все же выбираться… Но как?
Он прислушался. За дверью зазвонил телефон.
– Да? – Молчание длилось целую минуту.
Андрей затаил дыхание. А потом увидел, как в зарешеченное окошко заглянул тот, о ком он совсем забыл, – бывший партнер по полю, нападающий…
– Клименко?!
Форвард, с пластырем на всю правую бровь, с синяком на скуле, стоял по ту сторону двери, по ту сторону свободы и жизни, и не мигая смотрел на Андрея.
– Да, пришел в себя, – сказал он кому-то в трубку, которую держал у самого уха. – Сейчас все расскажет. И мы ей позвоним…
Игорь сложил телефон, все так же пристально глядя сквозь решетку на своего вечного соперника. Несколько ударов ногами по скорченному на грязном полу телу – и все. Конец. Правда, Игорь чувствовал, что для него все кончено и так, ведь после случившегося он уже никогда не вернется в нормальную жизнь, тем более – в спорт… Это чувство не вело к раскаянию, напротив – еще больше разжигало ненависть.
Клименко стоял у двери и смотрел на того, кто всегда был на шаг впереди. Он взвешивал.
Каждый успех Андрея прибивал Игоря к земле. Так бывает: если у кого-то вырастают крылья, значит, кто-то другой ушел в землю по колено. Игоря вогнало по самые плечи, один лишь счастливчик-голкипер ничего не замечал. Но чашу чьего-то терпения перевесило, когда Андрей получил травму на последней тренировке перед матчем. Сам голкипер был без претензий, готов признать это случайностью – в футболе может произойти всякое всякое.
Однако после матча в раздевалку влетел взбешенный тренер и, еле сдерживаясь, вызвал Игоря на разговор в свой кабинет. При закрытых дверях Игорь получил обвинение в нанесении вратарю умышленной травмы. Тренер в категоричной форме потребовал уйти. Поскольку он опирался лишь на свое чутье и доказать ничего не смог бы, он предложил Игорю покинуть их по-тихому и с наименьшими потерями – без дисквалификации. Выбора у форварда не оставалось.
– Я за тобой год наблюдаю, все думал – мерещится. Футбол – игра командная, тут нет места вражде. Тебя съела зависть. Ты больше не выйдешь с Андреем на одно поле. Никогда. И мне плевать, что ты будешь делать. Раньше соображать надо было…
Игорь чувствовал себя человеком на горящем мосту: ни правого, ни левого берега уже не достичь…
На столе лежала характеристика психолога, из которой следовало, что Игорь Клименко к дальнейшему участию в команде сборной не подходит по одной простой причине: неадекватен на поле. Бумага перечеркивала всю его спортивную судьбу.
Через час теперь уже бывший форвард по приказу тренера покинул команду навсегда.
Фортуна сделала окончательный выбор. В выигрыше вновь остался голкипер. Несмотря на все старые заслуги форварда перед командой. Его не просто выгнали из сборной – его уничтожили морально… Правда, Игорю удалось с помощью двух-трех намеков в прессе создать слух, будто он перекуплен английским футбольным клубом. Журналисты, как всегда, все додумали сами. В нужном направлении…
– И как я сразу тебя не раскусил, гнида. – Разбитые губы Андрея шевелились с трудом.
– Давай без лирики, – холодно произнес Игорь, – где камень? И где твоя новая подружка? У тебя есть право только на один телефонный звонок…
Игорь открыл дверь ключом и вошел в комнату. Андрей смотрел на него широко открытыми глазами.
– Ну что, фартовый, поговорим? – Зрачки у Игоря сузились до размера спичечной головки.
…Последнее, что запомнил Андрей, – тяжелые, с титановыми пластинами, ботинки. Такие для уличных боев носят скинхеды…
Глава 2
В комнате, куда перетекло сообщество, были занавешены окна, а по стенам стояли одни лишь голые лавки.
Народ расселся довольно плотно. Борису досталось место рядом с бабами. Бабы насупились, сделали плаксивые лица и неожиданно низкими голосами запели. Пение, больше похожее на низкий утробный гул, подхватили все, и мальчик, и Евгений Петрович Конин. Борис смотрел на поющих во все глаза…
Гудение длилось долго, оно набирало странную внутреннюю силу, росло, как ветер, собирающийся стать ураганом. Борис чувствовал: нечто большое растет у него внутри, распирает в желании скинуть с себя старую змеиную кожу – бренную телесную оболочку.
Что-то менялось в нем вместе с разрастающимся человечьим гулом. И вот уже стало казаться, будто стены полутемной комнаты раздвинулись – и слышна река, полощущая волны в крутых берегах, движение рыбы на глубине, качание на воде сплавляемых бревен, трущихся друг о друга. Слышно даже осыпание белого прибрежного песка, шуршание ворон в ягодных кустарниках, едва уловимый гул насекомых на поверхности земли и ниже – в крохотных тоннелях, где они укрываются от змей, ворон и солнца.
– У нас было, на сырой земле, претворилися такие чудеса: растворилися седьмые небеса, сокатилися златые колеса, золотые, еще огненные… – пели бабы.
Ему почудилось: открылся колодец в темный звездный космос, огромная и простая мудрость объединила и уравняла космос с мельчайшей букашкой, копошащейся на лысом бревне, уносимом водами Тобола. Все эти простые люди сейчас имели совершенно нездешнее выражение лиц. Монотонное пение их текло вне времени и вне пространства. Оно длилось целую вечность.
Борис не смел встать и уйти, он даже боялся сделать хоть какое-то движение, чтобы размять затекшие руки и ноги, и чувствовал сейчас больше, чем понимал.
Наконец Борис ущипнул себя вялой рукой – и будто очнулся, стал с любопытством разглядывать поющих. Постепенно их взгляды как бы стекленевали, упирались в одну невидимую точку. Гул нарастал все быстрее и быстрее…
Вдруг раздался сильный хлопок. От резкого звука Бориса дернуло, словно от удара током: это хлопнула дверь и разбилось стекло в оконной раме. У следователя по телу побежали мурашки. Ему явственно показалось, что в комнату вошел кто-то невидимый.
– Дух вошел, дух вошел, – пробежал шепот между бабами.
Тут же медленно, будто в трансе, поднялся один из гудящих мужчин. Довольно косолапо, в неспешном ритме, он стал делать движения, отдаленно напоминающие русскую плясовую. Вслед за ним один за другим начали подниматься остальные. И мужики, и бабы закружились, кто сам по себе, кто – соединившись
