Нина сидела в салоне. Она видела, как Алексей натаскал довольно толстых веток и соорудил костер. Потом он достал из багажника полиэтилен и широкий охотничий нож. Женщина зажмурилась. Она поняла, что отстаивать жизнь курицы уже бесполезно: Алексей из мягкого добродушного человека превратился в безмолвное, сосредоточенное на своем, отрешенное от земного существо.
Когда женщина решилась все-таки открыть глаза, курица уже была разделана, полиэтилен испачкан в крови. Нина ожидала жутких звуков предсмертной агонии, но услышала только свое дыхание. Курица приняла выпавшую ей участь безмолвно.
Алексей вынул внутренности птицы и разложил их на полиэтилене, судя по всему следуя какому-то таинственному ритуалу. Затем он отделил мясо от костей и разложил кости на костре, соблюдая анатомию строения птицы.
Нина не выдержала. Вышла из машины, приблизилась к Алексею и почему-то шепотом спросила:
– Что вы делаете?
Все-таки он казался ей безумцем.
Алексей посмотрел на нее каким-то ищущим взглядом. Увидел на ее челке железную заколку-невидимку и аккуратно снял.
– Отдам потом. – Он вытащил из кармашка сумки маленький холщовый мешочек и прижал его невидимкой к воротнику своей рубашки, объясняя на ходу: – Я готовлю жертвоприношение духу нижнего мира Эрлик-хану. Курица, конечно, может ему не понравиться. Но за неимением лучшего сойдет и она.
– Я не понимаю, что за бред…
Чемпион поднял на нее темные глаза.
– Это не бред. Это один из самых древних ритуалов в истории человечества. Я должен узнать у духов, как мне помочь Андрею. Если он еще жив. Отойдите, пожалуйста, сядьте куда-нибудь и молчите.
Алексей вытащил из пакета печенье и положил его у молодой березки возле костра. Затем извлек из своей спортивной торбы несколько разноцветных ленточек и привязал их на ветках березки. Разжег костер. Извлек из сумки черный халат и черную коническую шапочку. Когда он облачился в этот национальный костюм, то приобрел вид довольно зловещий. В довершение образа на шею Алексей надел черную ленту с бронзовым зеркальцем, оно ярко засветилось, поймав сквозь листву солнечный луч.
Он чиркнул спичкой и разжег огонь с помощью сухой бересты. Затем мясо курицы аккуратно разложил на верхних ветках так, чтобы оно не сгорело, а прожарилось. Взял из рук Нины кружку с чаем и побрызгал черной жидкостью на четыре стороны света. То же проделал с молоком и водкой. После вынул из сумки последние атрибуты: бубен и кнут, кнут заткнул за пояс, а бубен высоко поднял в одной руке…
От первого звенящего удара Нина вздрогнула всем телом. Она почувствовала необъяснимое оцепенение, сковавшее ее руки и ноги. Алексей в одно мгновение перевоплотился из современного человека в первобытного дикаря. Он, то и дело ударяя в бубен, стал гортанно и громко распевать молитвы, поминая имя «Эрлик».
Нина сидела на теплой земле под высокой елью, на усыпанной сухими колючками земле. Здесь, в тени подлеска, не так парило, как под открытым солнцем. Уже несколько дней пекло набирало обороты в стоячем недвижимом воздухе. Именно поэтому Нина была потрясена, когда поняла, что ее обдувает ветром. Зашумели ветви берез и верхушки елей.
Алексей все громче и громче выкрикивал свою молитву, все чаще и чаще бил в бубен. Ветер загулял вокруг костра, затрепетали разноцветные ленточки на березке, Нина ощутила приятную прохладу. Казалось, ветер пришел ниоткуда, вырос на этом небольшом пятачке и кружился на нем, создавая маленькие вихри из сухих опавших елочных иголок. Вертелся вокруг костра и Алексей, каким-то образом его бубен и воздушный поток попадали в один ритм движения и звука.
Нине почудилось, будто невидимые духи леса собрались и кружили вместе с Алексеем в неистовом доисторическом танце. Женщина замерла в невольном восторге и благоговении. Никогда она не испытывала подобного единения с природой и стихиями земли, воздуха и огня.
Вот костер окончательно разгорелся и на одно мгновение резко и угрожающе вспыхнул. Алексей почтительно замер, будто увидел нечто грозное. Он наклонил голову в знак уважения, положил на землю свой бубен. Прикрыл глаза, продолжая читать молитву. А потом вновь побрызгал на все четыре стороны молоком, чаем и водкой.
Но этого угощения оказалось мало. Алексей голыми руками вытащил из огня мясо курицы и раскидал его на север, юг, запад и восток. Кости быстро сгорели. Алексей продолжал читать молитву, кроша в пальцах кусок печенья.
Костер догорел, Алексей вздохнул, словно скинул с себя что-то. Он был похож на человека, только что разгрузившего в одиночку вагон. Чемпион устало поднял с земли остатки печенья, надкусил кусочек и подошел к Нине.
– Съешь. Это скрепит договор с духом.
Женщина взяла протянутый кусок и тоже откусила от него.
– Огонь горел хорошо, Эрлик принял жертву, – сказал Алексей.
– Ну… а что дальше? – спросила Нина.
Вместо ответа Алексей пошел к машине и взял банку с водой. Он поставил банку возле костра и жестом позвал женщину. Она подошла и присела рядом.
– Смотри, – сказал Алексей.
Мужчина раскрыл спичечную коробку и достал сразу три спички, продолжая бубнить какие-то слова. Чиркнул ими по коробку, они вспыхнули, и Алексей тут же утопил спичечный огонь в банке с водой. Так он проделывал раз двадцать, Нина даже устала. А когда коробок почти опустел, ей показалось, что она видит в воде какое-то отражение…
– Что это? – вскликнула женщина и с ужасом посмотрела на Алексея.
Он поднес палец к губам и кивком указал на банку с водой. Нина вновь всмотрелась в возникшую картинку и отчетливо разглядела разбитое лицо Андрея. Ей даже показалось, что она почувствовала, приняла на себя его боль. Озноб пробежал по ее коже. Она как будто на мгновение перенеслась в тело другого человека, который был на волосок от смерти…
– Бриллиант лежит в каком-то темном месте… – пробормотал Алексей. – Он все еще ждет нас.
Нина вскинула на него возмущенный взгляд.
Глава 11
Борис внимательно слушал краеведа, стараясь постичь смысл каждого слова.
– Распутин проповедовал, что Богу нужен грех и его осознание. Только в этом есть истинный путь к вере…
– Но это противоречит православной логике вещей. Человек должен избегать греха, насколько мне известно… – произнес следователь.
– Я знаю источник его сверхъестественных способностей, – продолжил Конин, – часть этой силы жива до сих пор. Сначала я думал как все, что это просто феномен Распутина. Но это не так.
– Погодите, погодите, – все существо Бориса сопротивлялось мысли о сокрытом за гранью его представлений о реальности, – вы меня совсем запутали. Вы принадлежите к этой секте, так? И эта секта хлыстовская, да? Насколько я знаю, она запрещена законом уже давно…
– Запрещена, – скривился в усмешке краевед. – Зачем вам знать, как это называется? Если вы ищете истину, название не имеет значения.
Борис задумался.
– Так кем, вы сказали, была Александра для России? Проклятием?
Конин поднялся, подошел к стеллажу, открыл какую-то книжку и зачитал:
– «Такая она особенная. Одну только такую и видел в своей жизни. И много людей видал, а понятия об ей не имеют. Думают либо сумасшедшая… либо… же двусмыслие в ней какое. А в ней особенная душа. И ей, в ее святой гордости, никуда, окромя мученичества, пути – нет»… Это сказал об императрице Распутин. И попал в самую точку. Ведь Александра Федоровна церковью причислена к ряду святых.
А вот еще одно высказывание: «Мама – это ярый воск. Свеча перед лицом всего мира. Она – святая. Ибо только святые могут вынести такую муку, как она несет. Несет она муку великую потому, что глаз ее видит далее, чем разум разумеет. Никакой в ней фальши, никакой лжи, никакого обману». – Конин вернул книжку на место. – Я понимаю, что вас смущает. Догматы. Хотите продолжу?
