этом мотивы производства населенного пункта в ранг города могли быть самыми разными.
Корчева вытянула своего рода «счастливый билет» — шанс на особый, городской путь развития. Выбор императорских чиновников был не случаен. Сыграли свою роль и выгодное географическое положение села, которое находилось практически в центре создаваемого уезда, и удобство сообщения с губернским центром по Волге, и го, что населявшие его крестьяне никогда не были в крепостном состоянии[2].
Так уж вышло, что юго-восточная окраина Тверской губернии не имела исторически сложившегося городского центра. Первоначально эти земли вошли в состав Тверского, Кашинского и Калязинского уездов, но для каждого из них, являлись удаленной от центра и неважной окраиной. Поэтому в 1781 году было решено образовать в Тверском наместничестве еще один, двенадцатый уезд и сделать его центром Корчеву.
Это было не исключением, а правилом губернской политики правительства Екатерины Великой. При разделении губерний на уезды, чиновники стремились сделать последние примерно равными как по площади, так и по числу жителей. Где было необходимо — создавались новые уездные города. Так, в ходе реализации губернской реформы приобрели городской статус Подольск и Александров, Мышкин и Данилов, Вязники и Киржач. Всего в России добавилось 216 новых городов.
7 января 1782 года в Корчеве были открыты уездные органы власти — уездный, нижний, земский и совестные суды, дворянская опека, уездное казначейство и полиция под управлением городничего. 5 апреля 1782 года было официально объявлено об открытии нового уездного города. Его население составляло тогда всего 454 жителя. Был дан старт городской жизни, и теперь только предприимчивость горожан, их трудолюбие и прилежание определяли, окажется ли новый путь действительно шансом для города.
Новый город еще не имел собственно городского вида, но уже имел городской герб. Интересно, что до времен Екатерины II русские города, в отличие от европейских, не имели собственной символики. В столицах древних княжеств — Москве, Новгороде, Киеве, Владимире — еще помнили о гербах своих владетельных
К чести жителей Кимр отметим, что в 1847 году они всем селом выкупились из крепостного состояния, а в 1917 году — добились городского статуса князей, но официально эти гербы не употреблялись. Чиновники, разрабатывавшие городовое уложение во второй половине XVIII века, стремились повысить статус городских жителей и их значение в социальной структуре империи. Этой цели служило и учреждение городских гербов. К делу подходили ответственно. Там, где сохранялась память о местной символике, она упорядочивалась и вписывалась в геральдические каноны. Иным городам гербы жаловались в память об исторических заслугах. Вот как, к примеру, описывал Гербовник новый символ Боровска — алое сердце с крестом внутри — «Во время второго самозванца Димитрия град Боровск и Пафнутьев, обретающийся в сем граде монастырь, были сообщниками сего злодея осаждены; защитники же оного были: воеводы князь Михайло Волконский, Яков Змиев и Афанасий Челищев со многими другими, и два последние, изменя отечеству и государю, град и монастырь сему злодею сдали. Князь же Волконский и в такой крайности не перестал защищаться; даже как пронзенный многими ударами в самой церкви Пафнутьего монастыря, у левого клироса живот свой скончал. Напоминания сие достойное сохраниться в памяти происшествие, герб сего города состоит: в серебряном поле, изображающем невинность и чистосердечие, червленое сердце, показующее верность, в середине которого крест, изъявляющий истинное усердие к Божьему закону, и сердце сие окружено зеленым лавровым венцом, показующим нерушимость и твердое пребывание достойной славы сему вождю и другим погибшим за справедливую причину с ним».
На гербе Козельска, прославившегося своей обороной от полчищ Батыя, появились «в червленом поле, знаменующем кровопролитие, на крест расположенные пять серебряных щитов с черными крестами — являющие храбрость их (жителей города. — А.М.) защищения и несчастную судьбину — и четыре златые креста — показующие их верность».
В гербе древнего Переславля-Залесского (родины Александра Невского) появились две рыбы — «в знак того, что сей город оною копченою рыбою производит торг».
А для новых городов гербы учреждались, с чистого листа, на них старались отразить местные особенности. Вот и герб Корчевы получил следующий вид:
«В первой части щита герб тверской. Во второй части, в зеленом поле красноватый заяц, называемый русак, каковыми зверьками берега реки Волга, на которой сей город построен, отменно изобилуют»{3}.
Дарованием герба и присылкой чиновников забота правительства о новом городе не ограничивалась. 16 января 1784 года тверской губернский землемер Илья Канищев утвердил «регулярный план уездного города Корчевы».
До XVIII века застройка большинства русских городов складывалась стихийно. Произвол застройщиков ограничивали лишь требования фортификации и правила пожарной безопасности, которые в деревянных городах соблюдались довольно строго. Первую попытку построить город по заранее построенному плану предпринял Петр Великий, когда создавал на берегах Невы свой «парадиз» — Санкт- Петербург. Для составления оного был приглашен талантливый итальянский «архитект цивилии и милитарии» Доменико Трезини. Он первый в русской истории не только спланировал облик будущего города, но и составил типовые проекты домов для его жителей. Так впервые была предпринята попытка сделать город не только с заранее известной рациональной планировкой, но и обладающий единым гармоничным архитектурным обликом{4}.
План итальянского зодчего так и не был реализован полностью, но сыграл важную роль в развитии русского градостроительного искусства.
Во второй половине XVIII века городовое дело в России приобретает новый размах. Комиссия по строению городов под руководством прославленного полководца и умелого администратора графа Захария Григорьевича Чернышева (о котором еще будет рассказ на страницах этой книги) предприняла попытку радикально преобразить облик русских городов, сделав их более удобными для жителей и соответствующими требованиям времени. Коллектив опытных архитекторов и администраторов стал разрабатывать новые регулярные планы застройки, которые, с одной стороны, исходили из принципов новой градостроительной политики, а, с другой, по возможности бережно относились к архитектурному и историческому наследию. Планы для каждого города составлялись отдельно. Если исторически сложившийся центр города не вписывался в новый план, то его оставляли в стороне, а в городе появлялся новый центр. Так было в Ярославле, Можайске, Звенигороде и некоторых других старинных русских городах. Для новых планов создавались также типовые проекты казенных зданий, присутственных мест, городских соборов и т.д.
План Корчевы был разработан с чистого листа. Согласно ему, большую часть города предусматривалось расположить на левом берегу реки Корчевки, на правом — меньшую. Территория города представляла собой правильный прямоугольник, вытянутый вдоль Волги, с трех других сторон ограниченный валом и рвом. Надо отметить, что последние не имели оборонительного значения, а лишь обозначали административную границу города (подобно Камер-Коллежскому валу в Москве). Сетку кварталов образовывали шесть поперечных улиц, проложенных перпендикулярно Волге, и четыре продольные улицы, не считая набережной Волги и пограничных улиц с односторонней застройкой. Сысоевский ручей, впадавший в Корчевку с запада, делил основную часть города пополам, но не влиял на структуру кварталов. Строгость градостроительной структуры подчеркивали четыре площади, расположенные по краям города. Три из них представляли собой своеобразные карманы, расположенные у начала трех выходящих из города дорог. Четвертая, центральная планировалась на берегу Волги, в центре ее должен был стоять городской собор, а окружать его должны были каменные дома. Кладбище должно было располагаться за городом, с западной его стороны{5}.
Этот план сегодня можно увидеть в краеведческом музее города Конаково. Скорее всего, его составители непосредственно в Корчеве не были, а чертили свой проект, руководствуясь картой местности. Иначе бы они знали, что Сысоевский ручей протекает в довольно широком овраге и дома могут быть построены только с одной его стороны. Схематичность плана подчеркивает и одинаковая ширина обозначенных на нем улиц, хотя ведущие к городским заставам явно должны были быть шире.
