— Ну вот, вы оба плохо смотрели на натуру, а вы еще хуже написали эту картину, — спокойно сказал он. — Да, в натуре темное пятно есть, — повторил Архип Иванович, — но вы не должны были его писать: оно должно само собою явиться в вашей картине…
Я был ошеломлен этими словами. Гриша недоверчиво смотрел на Архипа Ивановича исподлобья, по- видимому, даже предполагая в его словах какую-нибудь шутку.
— Ну как же оно может само собою явиться? Ведь краски не изменяются? — недоверчиво спросил он.
— Это темное пятно в натуре является вследствие контраста неба с отраженным светом луны, а в картинах сгущение тона является само собой только в тех случаях, когда художник верно взял отношение красок и не замарал чернотой горизонт, как вы это сделали…
Гриша потупился, но, по-видимому, не вполне верил словам профессора.
— Теперь запомните: когда будете летом наблюдать лунную ночь на море, возьмите кусок черного картона и держите перед собою так, чтобы все лунное отражение на воде было закрыто: посмотрите на горизонт неба и увидите, что темнота исчезнет. Вот так и пишите в этих тонах, а потом напишите отраженный свет, и если отношение будет верно взято, то у вас сама собой появится стушенная темнота, которая даст полную иллюзию света в вашей работе…
Мы оба молчали.
— А если, — продолжал Архип Иванович, — темное пятно само собою не появится, то это значит, что вы неверно взяли отношение, и должны еще раз написать, но вы никогда не должны умышленно сгущать краски в этом месте. Вот запомните это, что я говорю, и проверьте мои слова по натуре…
Гриша показал еще две лунные ночи, но в обеих его картинах была та же чернота, и Архип Иванович с досадой повторял:
— Жаль, жаль… А может быть, это были бы хорошие картины…
Осмотрев все наши работы, Архип Иванович подошел к столу и поднял тарелку, накрывавшую горячие сосиски.
— Что же вы не завтракаете? Ведь тут все простыло… Садитесь…
Мы все уселись за стол.
Я налил холодный чай в стаканы и с извинением предложил Архипу Ивановичу.
— Ничего, ничего, я выпью… А вы не стесняйтесь и закусывайте…
Он подал нам пример, взял сосиску пальцами и принялся есть ее, закусывая булкой.
За едой он нам рассказал, как он много лет назад наткнулся на этот лунный эффект и как, исключительно благодаря случаю, убедился, что никогда не следует писать результат эффекта, а надо добиваться, чтобы результат этот появился в картине сам собой — от верного отношения света и тени…
Рассказав нам о том, что делается в Совете Академии, Архип Иванович повел речь на свою излюбленную тему о том, что мы, художники, должны всегда держаться друг друга, что можем спорить и расходиться только в вопросах искусства, но никогда не должны оставлять друг друга в жизненной борьбе…
Архип Иванович ушел от нас, оставив самое теплое, радостное чувство.
Ровно через полгода я жил в Анапе на Черном море и проверил на опыте урок Архипа Ивановича: в лучших моих этюдах эффекта лунного света темнота на горизонте появилась сама собою, и я убедился, что Архип Иванович был прав.
Безграничная любовь Архипа Ивановича к искусству сквозила у него в энергичной поддержке идеи авторского права художников и в ревностной охране всех своих произведений.
В художественном мире было известно, что все картины А. И. находятся на счету и что нигде нет в продаже ни одного его мазка. Он с необыкновенной горячностью и решительностью преследовал всех аферистов, пытавшихся иногда сбывать поддельные картины.
Мне случилось быть свидетелем одного такого решительного действия Архипа Ивановича.
Проходя как-то зимой 1904 года мимо громадных окон одного из магазинов аукционной камеры, я машинально остановился и заглянул в окно.
Среди выставленной мебели, зеркал, бронзы, различных «антиков» и прочего я заметил у самого стекла маленькую картину размером не больше открытого письма, в старой глубокой золотой рамке. Картина изображала красно-огненный закат солнца на море. Небо было грязное, а вода темно-синяя. В правом углу ее отчетливо выделялась подпись красной краской: «А. Куинджи»; на раме был наклеен белый ярлычок с цифрою «700 руб.».
Я зашел в магазин и попросил полного добродушного приказчика показать мне эту картину Куинджи.
Он достал ее с окна и, подавая мне, заявил, что это — очень ценный оригинал работы знаменитого художника.
Я сказал приказчику, что знаю господина, который, может быть, купит эту картину, но что необходимо представить какое-нибудь удостоверение, что это — действительно настоящее произведение профессора Куинджи.
— Об этом не беспокойтесь, приведите вашего покупателя, и я ручаюсь, что достану записку от самого профессора Куинджи, в которой он засвидетельствует, что эта картина — его работы… Я его прекрасно знаю, он сам не раз бывал в нашем магазине…
Я поблагодарил и ушел.
В ближайший понедельник я встретился с Архипом Ивановичем на собрании художников и сообщил ему о найденной мною картине.
— Что это?.. Чепуха какая-то?.. Я никогда не бывал в аукционных магазинах, и ни одной моей картины нет в продаже… — возмутился Архип Иванович.
Мы решили на следующий день отправиться в магазин.
— Вы меня приведете, как покупателя, — закончил он.
Около 11 часов утра я зашел к Архипу Ивановичу; он уже ожидал меня, и мы сейчас же помчались на извозчике к магазину.
Приказчик с улыбкой поздоровался со мной и вопросительно посмотрел на Архипа Ивановича.
— Я привел вам покупателя на картину профессора Куинджи… покажите ее, — уверенно произнес я приготовленную фразу.
Приказчик поспешил достать картину, бережно обтер ее мягкой щеточкой и подал Архипу Ивановичу.
— Прошу вас не сомневаться в том, что это — подлинная работа профессора Куинджи; я в любое время могу достать от него удостоверение…
Архип Иванович не выдержал роли…
— Это черт знает, что такое! Я сам Куинджи, и это совсем не моя работа!.. А вы мне чепуху говорите! Это — грубая подделка, мошенничество… что это такое?!..
Приказчик совсем растерялся, побагровел и, вытаращив глаза, переводил их то на меня, то на расходившегося Архипа Ивановича. Он бессвязно бормотал слова извинения, намекал на какое-то недоразумение.
— Уничтожьте сейчас эту мерзость и не смейте дурачить покупателей, — категорически потребовал Архип Иванович.
Не говоря ни слова, приказчик тут же вынул картину из рамы и, разломив дощечку, на которой она была написана, на несколько частей, бросил их под прилавок.
Удовлетворенный Архип Иванович вместе со мной ушел из магазина…
