вас научу Родину любить!» Ничего не поделаешь — обязанность.
У напарников был ключ от служебной калитки. Но к лагерю они подошли с другой стороны и для скорости полезли через забор. Это дело они отработали по секундам.
Раз — Митек подсаживает Аксакала.
Два — Аксакал сверху подает ему руку.
Три-четыре — Митек влезает на забор, и они спрыгивают.
А на счет «пять» кто-то высокий, с необъятной грудью, схватил их за руки.
«Султан!» — мелькнуло у Аксакала. Не раздумывая, он въехал кроссовкой по коленной чашечке врага! Тот подскочил, и в распахе куртки закачался секундомер на шнурке.
Валентиныч…
— Сергей Валентинович, я нечаянно! — охнул Аксакал. Он сам не понимал, как мог не узнать физрука. Каждое утро на зарядке эта куртка с эмблемой ЦСКА маячила у него перед глазами и точно так же под ней раскачивался секундомер.
Неслабая пятерня Валентиныча держала его повыше локтя с такой силой, что казалось, вот-вот хрустнет косточка.
— Убегать бесполезно, — сквозь зубы процедил физрук. Ему было больно.
— Мы понимаем, — ответил за обоих Митек.
Физрук, не вредничая, отпустил их и стал растирать через штанину пострадавшее колено. Аксакал помнил, что обе ноги у него в шрамах, как старая кухонная доска. Когда-то Валентиныч серьезно играл в футбол, а большого спорта без травм не бывает.
— Я правда нечаянно! — повторил он. Физрука было жалко. — Сергей Валентинович, я вам по операции попал?
— «По операции», — передразнил физрук. — По двум, не считая мелких… Вот погодите, начальник вам пропишет «операцию»!
Валентиныч был невредным человеком. Аксакал надеялся, что, пока они дойдут до начальника, боль у него пройдет и можно будет выклянчить прощение. Но физрук держался с непонятной строгостью. Прихрамывая, он быстро тащил напарников по лагерю.
— Вы бы посидели, пока колено не пройдет, — сочувственным голосом посоветовал Митек.
— Потом! — отрезал физрук. — Вас уже часа три разыскивают! Молите бога, чтобы начальник не успел в милицию позвонить!
— Тогда мы без вас побежим, Сергей Валентинович. Так быстрее будет. А вы посидите, отдохните, — стал уговаривать Митек.
— Мы не удерем, — подпел Аксакал.
— Да куда вы денетесь! — с досадой сказал физрук, отстал и сел на скамейку.
Напарники помчались со всех ног. Считай, половину их вины Валентиныч снял. Одно дело — если бы их привели к начальнику лагеря под конвоем, и совсем другое — явиться самим.
— Три часа разыскивают, в милицию хотят звонить… Ты что-нибудь понял? — спросил Аксакал.
— Не-а. Но сыщицкий нюх мне подсказывает, что здесь не обошлось без Поли.
— Похоже, — согласился Аксакал. — Может, соврем про аспирин?
— Давай, только надо Кирилла Мефодьевича предупредить.
Напарники свернули к домику кишечного профессора, и тут навстречу им попалась Савостикова.
— Ой, Димуля! Вас ищут! — заголосила она еще издалека.
Невозмутимый напарник Аксакала передернулся, как будто нюхнул нашатырного спирта. Он прятался от Савостиковой, но без особого успеха. Аксакал сколько раз видел, как Митек возвращался после танцев: шмыгнет в умывалку и дерет ногтями щеки. Губную помаду смывает.
— Знаем, что ищут, — кивнул Митек и хотел обогнуть Савостикову, но влюбленная поймала его и схватила под руку.
— Аксакаленок, ведь твоя фамилия — Тепляков? Теперь передернулся Аксакал — что еще за «Аксакаленок»?! Савостикова возвышалась над ним, как телебашня. Было непонятно, что эта шестнадцатилетняя раскрашенная дылда находит в Митьке. Да ему пятнадцать исполнится только осенью! Судя по всему, она просто валяла дурака. — Тебе папа звонил с погранзаставы. Объявили по радио раз, другой: «Тепляков, зайди к начальнику, тебе папа звонит». А потом и Димулю стали разыскивать, — продолжала Савостикова, поглаживая Блинкова-младшего по взъерошенной голове. — Димуля, теперь и тебе влетит!
— Ничего, — сказал Митек, — пятнадцать минут позора, и все в порядке. Мы за аспирином ходили для профессора. Не выгонят же за это из лагеря. Если, конечно, ты меня до вечера тут не продержишь.
Вырвал у Савостиковой руку и побежал.
— Я буду ждать! — крикнула вслед ему Савостикова.
— Зачем ты ей? — на бегу спросил Аксакал.
— Да к ней пристает один гад. По-взрослому, понимаешь? Она и придумала, что типа меня любит, а мне приходится с ним драться.
— Когда успеваешь? — удивился Аксакал.
— Да вечером, на танцах.
— А она тебе зачем? Лично я не стал бы драться за Савостикову. Могут неправильно понять, — заметил Аксакал.
— Мне тоже неохота. Но Савостикова на меня надеется.
Перепрыгнув через лилипутский заборчик, они ворвались в коттедж профессора.
— Кирилл Мефодьевич! — крикнул Аксакал. На банки с кишками он старался не смотреть.
В доме пахло жареным луком. Из кухни выглянул седенький профессор, подвязанный полотенцем, как передником.
— Вернулись? Ох, ребята, как бы не получилось, что я вас подвел. Я сказал, что послал вас на станцию за аспирином, а начальник отправил туда машину.
— …И нас не нашли, — заключил Митек. — А давно это было?
— Да уж больше часа.
— Ничего, — сказал Митек, — отболтаемся. Можно, я у вас рюкзак оставлю?
— Ребята! — строго взглянул профессор. — Я надеюсь, что вы не злоупотребляете моим доверием.
Намек был ясен: позавчера Валентиныч поймал двоих из первого отряда с бутылью джин-тоника и срамил их перед всем лагерем.
— У меня там нет запретных вещей, — ответил Митек, — но есть НЕОЖИДАННЫЕ. Мы все вам расскажем, Кирилл Мефодьевич… Может быть, скоро, — странным голосом добавил он.
Профессор пошарил в ящике стола.
— Вот вам аспирин, скажете, что купили на станции, а обратно пошли лесом и заблудились.
Он совал бумажную упаковку с аспирином Митьке, а тот смотрел мимо. Аксакал перехватил его взгляд. Ага! Похоже, напарник впервые увидел у профессора грудную жабу.
Из коттеджа Митек вышел как замороженный. Аксакалу пришлось его поторапливать.
— Мерзость, да? Меня самого в первый раз чуть не стошнило, — посочувствовал он. — А сейчас поглядел, и вроде ничего.
— Ты про что, Седая Борода?
— Про грудную жабу.
— ПРО ЧТО?!
— Грудная жаба — такой паразит: заводится у человека в груди и сосет кровь. А эту вырезали.
Блинков-младший остановился:
— Седая Борода, а что ты делал на уроках?
— При чем тут уроки? — обиделся Аксакал. — Ну да, если честно, то последний год я вообще не учился. Меня в девятый перевели только из жалости. Но про грудную жабу все равно в школе не проходят. Мне про нее Кирилл Мефодьевич сказал.
— Так и сказал? Заводится жаба, а потом ее вырезают?
— Не совсем так, — стал припоминать Аксакал. — Грудная жаба была у одной бабушки у нас в
