что не говорят». И много лет спустя, — внучата уже разлетелись из дому, — бабушка не уставала повторять: «Хоть у простых людей и не в обычае снимать с себя портреты, а хорошая это выдумка. Пока я всех помню, да с годами память у человека слабеет, начинает он забывать лица. Вот тогда-то и порадуюсь на картинки».
С господских полей уже свозили последние снопы пшеницы. Все знали, что княгиня с Гортензией торопится в Италию и долго не пробудет в поместье; поэтому управляющий решил устроить праздник урожая сразу после того, как вывезут всю пшеницу.
Кристла слыла самой красивой девушкой во всей округе и к тому же самой ловкой; бабушка верно угадала: подносить княгине венок выбрали ее.
Позади замка была обширная луговина, частью поросшая травой, частью занятая высокими стогами соломы. Посредине луговины парни вбили шест и украсили его еловыми ветками, лентами и красными платочками, которые флажками развевались по воздуху; между ветками натыкали полевых цветов и колосьев. Вокруг столов понаделали скамеек, устроили из зеленых елочек беседки, около празднично убранного шеста утоптали землю для танцев.
— Бабушка, милая бабушка, — молила Кристла, — ведь вы все утешали меня, я только и жива вашими уговорами; Милу обнадежила, а вот подошли и дожинки, а я так и не знаю, чего мне ждать. Скажите, прошу вас, может попусту я надеялась, может говорили вы так, чтобы нам легче было отвыкнуть друг от друга.
— Глупенькая, неразумно утешать пустыми побасенками. Я на ветер слов не бросаю. Принарядись завтра получше, княгиня это любит. И я тоже, коли буду жива и здорова, приду на тебя поглядеть: а попросишь, скажу всю правду, — ответила бабушка и улыбнулась.
Уж, конечно, старушка знала судьбу Милы и, если бы не обещала княгине молчать, давно бы Кристлу успокоила.
На другой день на зеленой лужайке собралась нарядно одетая молодежь, работавшая на господском дворе, и все, кто ходил на барщину. На телегу положили снопы, лошадям в гривы вплели ленты, один из парней сел на передок; Кристла с подругами забрались на снопы. Остальная молодежь выстроилась парами за телегой, кто постарше — встали позади всех. Жнецы держали в руках серпы и косы, жницы — серпы и грабли. На корсажах девушек пестрели букетики из колосьев, васильков и других полевых цветов; парни украсили цветами шапки и картузы. Тот, что сидел на телеге, щелкнул кнутом, лошадь тронулась, и толпа с пением двинулась к замку. Перед замком шествие остановилось, девушки слезли с телеги; Кристла положила на руки венок из колосьев, подстелив пол него красный платок, молодежь встала за ней. Все с пением направились в переднюю, куда тем временем вышла княгиня. Кристла дрожала от страха, щеки ее заливал стыдливый румянец; потупя взор, заикаясь, поздравила она княгиню с благополучным окончанием жатвы и богатым урожаем, пожелала ей собрать не меньше и на будущий год и положила венок к ее ногам. Жнецы, сняв шапки, пожелали княгине здоровья и долгих лет жизни. Ласково поблагодарив, княгиня приказала управляющему всех накормить и напоить. «А тебе, милая девушка, я особенно благодарна и за венок и за доброе пожелание, — сказала она Кристле, надев венок на руку. — Я вижу, все стоят парами, а ты одна; пожалуй, лучшей наградой будет, если я найду тебе танцора!»
Улыбнувшись, она отворила дверь в гостиную, и оттуда вышел Мила, уже одетый по- деревенски.
— Пресвятая дева, Якуб! — вскрикнула девушка: ноги у нее подкосились, и она упала бы, если б Мила не успел ее поддержать. Княгиня тихо вышла.
— Пойдемте, пойдемте, — торопил Мила, — княгиня не хочет, чтоб ее благодарили. Выйдя за ворота замка, Якуб поднял руку с полным кошельком и заявил: «Это мне дала графиня, чтоб я разделил между вами. Возьми, друг, раздай!» — добавил он, подавая кошелек Томешу, который, как и все, оторопело смотрел на Милу. На улице молодые люди дали волю своей радости. Якуб горячо обнял любимую и объявил всем, что своим освобождением он обязан княгине.
— И бабушке, — добавила Кристла, — если бы не она, ничего бы не вышло.
Начали готовиться к танцам. Пришли служащие замка со своими домочадцами, Прошек, лесник и мельник с семьями: бабушка явилась раньше всех. Ее подгоняло желание взглянуть, как радуются и веселятся два милые ее сердцу человека. Кристла и Мила были готовы расцеловать старушку.
— Не меня благодарите, я только словечко замолвила: все сделала княгиня да господня воля.
— Ведь вы, бабуся, еще вчера знали, что Мила вернулся и сидит у Вацлава, а молчали, — грозила пальцем Кристла.
— Не велено было говорить. Разве мало показалось тебе обещания, что ты скоро увидишь Якуба. Помни, девушка, терпеливый всегда выигрывает.
Около разукрашенного шеста раздавались музыка, пение, крик и смех. Служащие замка приглашали деревенских девушек, а их дамы не гнушались деревенскими танцорами: каждый облюбовал себе пару. Пиво, наливки и танцы разгорячили головы. А когда на гулянье пришли княгиня с Гортензией и вся молодежь начала исполнять народные танцы, веселье достигло предела: вся робость исчезла, шапки полетели вверх, раздались крики: «Желаем здравствовать нашей княгине!» Не один стакан осушили за здоровье госпожи. Довольные княгиня и Гортензия разговаривали то с тем, то с другим; Гортензия пожелала счастья поцеловавшей ей руку Кристле, поговорила с мельником и лесником, а затем ласково обратилась к бабушке, отчего жена и дочь управляющего позеленели от злости. Они возненавидели старушку, которая разрушила все их замыслы. За столом подгулявшие старики ругали управляющего и писарей; один из них схватил кружку пива и хотел поднести княгине, а когда Томеш остановил его, начал браниться. Но княгини с Гортензией уже не оказалось.
Через несколько дней после дожинок княгиня со своей воспитанницей уехали в Италию. Перед отъездом Гортензия попросила бабушку передать Кристле свадебный подарок — красивые гранаты.
Бабушка была довольна: как она задумала, так все и вышло. Но еще одна забота оставалась у нее — написать письмо Иоганке. Конечно, сделать это могла бы Терезка, но тогда письмо получилось бы не такое, какое желала бабушка. Поэтому однажды она позвала Барунку в свою комнатку, заперла дверь и сказала ей, указывая на стол, где были приготовлены бумага, перо и чернила: «Садись, Барунка, будешь писать тете Иоганке письмо!» Барунка села, бабушка пристроилась рядом с ней, чтоб видеть бумагу, и начала диктовать: «Хвала Иисусу Христу! …»
— Бабушка, — возразила девочка, — так письма не начинают, надо писать: «Милая моя Иоганка!»
— Ни к чему это, девонька, дед твой и прадед всегда так писали, и я детям иначе не писывала. Войдешь в дом, всегда перво-наперво скажешь: «Хвала Иисусу Христу!» Вот и пиши, как я говорю: «Хвала Иисусу Христу! Стократ приветствую тебя и целую, милая моя дочь Иоганка, и посылаю тебе известие, что я, слава богу, здорова. Правда, мучит меня маленько кашель, да дивиться тут нечему, ведь скоро стукнет мне восемьдесят лет. Годы, дорогая дочка, немалые, дай бог всякому прожить их в таком же добром здоровье: слышу хорошо, вижу еще так, что и штопать могла бы, если б не делала это за меня Барунка. На ноги я тоже крепка. Надеюсь, что и тебя и Доротку это письмо застанет в добром здравии. Как я поняла из твоего письма, дядя очень хворает; жалко его, да, надеюсь, он скоро поправится. Частенько он прихварывает, но недаром говорят: скрипучее дерево два века стоит. Ты пишешь, что собираешься замуж, и просишь моего согласия. Милая дочка, что ж я могу сказать, когда ты уже выбрала себе человека по сердцу; дай бог тебе счастья, и да благословит он вас обоих, живите во славу божию и на радость людям. Зачем бы я стала мешать твоему счастью, когда Иржик хороший человек и ты его любишь? Не мне с ним жить — тебе. Думала я, однако, что ты выберешь чеха: свой к своему тянется, да, видно, не суждено тому быть, и я на тебя не в обиде. Все мы дети одного отца, одна мать нас кормит, и мы должны любить друг друга, хоть и не приходимся земляками. Поклонись от меня Иржику; а даст вам бог здоровья, как наладите хозяйство и будет все благополучно, побывайте у нас. Дети не чают увидеть свою тетю. Дай вам бог здоровья и счастья! Оставайтесь с богом!»
Барунка должна была прочитать письмо вслух; потом листок сложили пополам, запечатали, и бабушка спрятала его в сундук, чтоб, когда пойдет в костел, самой отдать на почту …
За несколько дней до святой Екатерины, вечером, собралась в трактире молодежь, парни и девушки. Дом снаружи и внутри вычищен до блеска. Около двери навешаны венки из хвои, в горнице за каждым образом — зеленая ветка, занавески у окон белы, как снег, полы вымыты чисто-начисто. Длинный
