для газойля в автопоездах. Довершала картину кабина, как у обычного крана, прижавшаяся сбоку, словно приставленная в последний момент на единственное более-менее свободное место.
Удивительный агрегат, гремя и стуча, выкатился к пригорку, у которого окопались ракетчики. С подножки грузно спрыгнул здоровенный мужик с солидным пузом, отчетливо угадывавшимся даже под мешковатой формой. Мужик тряхнул бородой и с ходу закатал в лоб одному из собравшихся «закрепляться снова» чем-то похожим на деревянный крест с оборванным шнурком.
- Что, отроки, испугались филистимлян?! – трубно, как мамонт, провозгласил он, перекрывая весь сторонний шум. – Бояться можно! Отступать – нельзя!
Мужик, при ближайшем рассмотрении оказавшийся Афанасием по прозвищу Пастор, припал к земле, но от этого его голос в громкости не потерял.
- Кто шагнет назад – прокляну, хоть и не в сане! И пристрелю на месте к чертям свинячьим! А ну, пали по безбожникам!
Оператор за стеклом кабины делал какие-то быстрые непонятные движения, машина рычала дизелем. Танк замер и начал разворачивать башню в направлении «грейдера». С неожиданной для громоздкой платформы быстротой новоприбывший агрегат повел стволом, в свою очередь выцеливая «Финдер», и открыл огонь.
Если закрыть глаза, то можно было бы представить, что прямо над ухом включили огромную дрель – пушка, переделанная из зенитной установки, палила с невероятной для одностволки такого калибра скорострельностью. Отдельные выстрелы сливались в дребезжащий гул, от которого вибрировали даже пломбы в зубах. Блестящие гильзы сплошным потоком летели в специальную корзину-гильзоприемник. Танк исчез в облаке ярких вспышек и снопов толстых искр – словно его тщательно, в несколько слоев обвязали шутихами и палочками бенгальского огня, а затем все разом подпалили.
Отец Афанасий, тяжело и трубно дыша, повалился рядом с ракетным расчетом.
- Едва успел, - сообщил он, с трудом перекрикивая зенитную «дрель». – Ну и чего балду пинаем?
Зенитка в течение нескольких секунд опустошила бочкообразный барабан. Пушка исходила клубами пара и страшно, по-змеиному, шипела. Стало понятно, что трубка, идущая параллельно пушке, это не дополнительное орудие, а трубопровод с водой или охлаждающей жидкостью, подающейся в кожух, охватывавший раскаленный ствол. С громким лязгом механизм перезарядки сменил барабаны, сверкая блестящими стержнями гидроприводов.
Танк, по которому прошлась лавина оперенных пятидесятимиллиметровых бронебойных снарядов, смотрелся весьма жалко. Как игрушка из бумаги, которую злые дети истыкали парусными иглами. С него сорвало весь обвес, от экранов до оптики, антенн и наблюдательных приборов. Двигатель еще работал, за кормой курился черный выхлоп, но на боеспособность «Финдера» сейчас не поставил бы даже самый азартный игрок.
Второй барабан «грейдер» выпустил по вражеской пехоте. На этот раз заряды были не бронебойные, а разрывные. Небольшие снаряды взрывались облачками безобидного на вид дыма, осыпая пехоту шрапнелью. Потери в людях получились небольшими, но «ягеры» дрогнули и начали отступать. Не дожидаясь, пока ошеломленный мгновенной расправой враг опомнится, зенитка с утробным воем выпустила клуб черного дыма из выхлопных труб и бодро укатилась.
Гвардейцы переглядывались, ошарашенные неожиданным спасением.
- Когда же они бежали от Израильтян по скату горы Вефоронской, Господь бросал на них с небес большие камни до самого Азека, и они умирали; больше было тех, которые умерли от камней града, нежели тех, которых умертвили сыны Израилевы мечом, - звучно проорал Афанасий и перешел на более понятный язык. – Вы, сукины дети, сейчас сожрали главный противотанковый резерв батальона! Больше такой подмоги не будет! Кто старший по званию?!
- Теперь я… - несмело и негромко отозвался один из унтеров.
- Ну, так командуй, моавитянин! – возопил Пастор и, повернувшись к ракетчикам, обозрел их хозяйство.
- Так чего обалдуйствуем? – повторил он.
- Да вот… - старший расчета замялся на мгновение, пытаясь определиться, как обращаться к пастырю. – Не видно в полете снаряд! Не работает трассер! И, поди, разбери, брак это или саботаж!
Афанасий обозрел расчет из четырех человек и все снаряжение – снаряды в отдельных ящиках; распределительную коробку; катушку проводов; короба переноски оборудования, используемые как опоры пусковых; прицельный визор, совмещенный со стереотрубой, переносной пульт управления ракетой.
- Брак... Саботаж... И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Еще раз забудешь вкрутить трассер, я тебе с душевной скорбью его в зад вставлю, - сумрачно пообещал он младшему оператору, ответственному за подготовку ракет к бою. Тот суматошно оглянулся на ящики и мгновенно сник, виновато втянув голову в плечи.
- Теперь так, – четко и деловито раздавал указания Афанасий. – Всю снасть тащите вон туда, под следующий пригорочек, - он указал, куда именно. – Пока минами не накрыло. А визор с пультом и телефоном – вон туда, на передовую, под навесик с маскировкой. Без команды не стрелять, ждать меня.
В этот момент командующий вражеским полком жестоко выговаривал обер-лейтенанту неудачливой кампф-группы, бездарно и бессмысленно потерявшей робосапера, танк, бойцов и время. Больше всего комполка боялся, что о промашке проведает сам нобиль, всезнающий и всеведущий, который как раз накануне еще раз довел до общего сведения, что танки и иная тяжелая бронетехника должны применяться массированно, не менее чем взводом за раз. Нарушителям Томас пообещал разные официальные кары, а неформально посулил собственноручно натянуть на макушку и завязать живописным бантиком то, что отличает мужчину от женщины. Учитывая, что нобиль исключительно редко опускался до низменных физиологических угроз, его слова обретали вдвойне мрачный смысл.
И все же комполка сквозь пальцы посмотрел на решение обер-лейтенанта атаковать на слабо защищенном участке, не дожидаясь поддержки. Он рассчитывал, что удастся снова повторить прием с решительным броском на растерянного врага и теперь пожинал неожиданный результат. Следующая атака должна была пройти по всем правилам, и комполка молился о ее скорейшем завершении, чтобы непростительный промах можно было замазать несомненной и однозначной победой.
Афанасий быстро обошел позиции взвода, внушая и вдохновляя. В жизни он не привык выражаться так витиевато, но едва увидев взвод, интуитивно почувствовал, что обыденное слово здесь не поможет. Испуганным и деморализованным солдатам требовалось что-то иное, какой-нибудь якорь, чтобы зацепить внимание - одновременно и приземлить, и вдохновить. Слегка вычурный, нарочито «библейский» стиль с обильными цитатами оказался именно тем, что требовалось. Хотя диакон не являлся представителем церкви в полном смысле - бойцам, что сейчас готовились к новой схватке, не было дела до таких нюансов. Они смотрели на него как на пастыря, вселяющего смелость в дрогнувшие сердца, и Афанасий по мере слабых человеческих сил ободрял паству.
Второй артобстрел оказался продолжительнее, минут десять, не меньше. Но пехота пережила его спокойнее и почти без потерь – повторение уже виденного не так впечатляло. И сразу же, без перерыва, еще до того, как отгремели последние залпы, «ягеры» вновь двинулись на взводные позиции.
Диакону стало страшно, по-настоящему страшно, до дрожи в руках. Танков было не один, не два, а целых три. Не привычные «Финдеры», как тот, что мертвой глыбой застыл на поле, а новые, модернизированные тяжелые танки, прозванные «укоротами». Не так давно диякон из чистого любопытства изучил подробное описание образца, захваченного в одном из боев. Силами заводов бывшего Пангерманского Союза стандартный проект переписали начисто – зауженный на сорок сантиметров корпус; мотор, перенесенный вперед, к коробке передач; смещенная к корме башня. Машина стала заметно ниже и обрела специфический профиль, за что ее иногда еще называли «башмаком». На лоб повесили дополнительную броню из местного металлопроката, не пробиваемую практически ничем.
Три монстра и много пехоты, на первый взгляд – неполная рота.
- Видите? – прошептал унтер, новый комвзвода.
