Хуже всего было то, что нобиль просто не понимал, что происходит. На суше он мог ориентироваться по картам, донесениям, радио, интуиции, наконец. Сейчас вокруг разворачивались события титанического охвата, вовлекающие тысячи людей десятки, если не сотни боевых аппаратов, а Фрикке чувствовал себя слепцом в стране зрячих. Он совершенно не ощущал масштаб происходящего, и от отсутствия привычных ориентиров – терялся.
— Господин капитан, — произнес Томас, старательно подбирая слова и интонации. — Не будете ли Вы любезны, как профессионал, уделить несколько минут случайному сухопутному человеку на мостике и пояснить, что происходит?
— У меня на мостике не бывает случайных людей, — отрезал капитан, улыбнувшись уголком рта. Впрочем, улыбка получилась кривоватой, механической, у капитана явно дрожали губы. — Прошу прощения, я вспылил. При всей моей вере в науку и технику Объединенной Нации, есть силы, которые не стоит… называть вслух. В некоторых случаях.
Он говорил чересчур быстро и почти без интонаций, торопливо, без пауз приставляя слово к слову. Фрикке кивнул.
— Они навалились всей силой, — продолжил капитан. — Мы уже потопили больше подводных лодок, чем в любой из прошлых переходов, а они все не кончаются. Надводные корабли идут в лобовую атаку. Самое большее, что нам грозило раньше — случайная ракета с дирижабля или подводная лодка, прорвавшаяся к ордеру. Сегодня все по дру…
Томас обернулся, туда же, куда расширенными глазами уставился моряк.
Небо, прорезанное багровыми вспышками, иссечённое пунктирами трассеров, опустилось так низко, что, казалось, сейчас оно обрушится на океан, сплющив, раздавив все на поверхности. Из взбаламученных туч вывалился объект, похожий… да, более всего он походил на обкусанный бублик. Не сразу, но Томас вспомнил, что это дирижабль ПВО в виде кольца, с оружием и рабочими модулями, интегрированными прямо в многосоставной несущий корпус. Обкусанным он казался из?за множественных попаданий, «сдувших» большую часть гелиевых контейнеров, несмотря на защиту и протектирование
Все орудия дирижабля непрерывно работали, обстреливая близлежащие корабли. Воздушный аппарат словно притягивался к судам тонкими нитями, пульсирующими огнем. По незваному гостю немедленно открыли огонь, промахнуться было невозможно, от дирижабля отлетали куски обшивки, но не появилось ни одного спасательного баллона. Похоже, экипаж предпочитал погибнуть вместе с аппаратом.
Мгновение, и огонь всех автопушек дирижабля сошелся на корабле, идущем в колонне справа и впереди. То был авианесущий рейдер, последний оставшийся корабль из своей серии, реликт тех времён, когда Евгеника начала пробовать на прочность американские торговые пути. Рейдер только–только притушил начинающийся пожар и, несмотря на ещё работающие фонтаны пожарных команд, начал подъем истребителей. Орудийные башни заворочались, нащупывая воздушную угрозу, но дирижабль успел раньше. Огненные бичи прошлись по взлётной палубе, высекая крошечные метёлки искр, и хлестнули по высокой надстройке. Удар оказался точен и безошибочен — рейдер был очень слабо защищён, поскольку не предназначался для артиллерийского боя. Пушки нужны были ему для экономного добивания «торговцев», а не дуэлей с врагом.
Огонь почти двух десятков скорострельных орудий сосредоточился на надстройке. Несколько бесконечных секунд дирижабль расстреливал мостик, перемалывая вдребезги тонкую броню, стекло… и командный состав. Сразу несколько попаданий крупнокалиберных снарядов разорвали летательный аппарат на десятки частей, разметали над строем в клочья. Рейдер ещё с полминуты двигался прежним курсом, а затем начал ощутимо сдавать влево, определенно намереваясь пересечься курсом с «Левиафаном».
— Сделайте что?нибудь, — прошептал Томас, растеряв хладнокровный снобизм, что так отличал его на суше.
— Вспомогательным носовым — стоп! — прокричал капитан в одну из переговорных труб. — Аварийной партии носовых отсеков — готовность!
Все происходило медленно, плавно, можно сказать даже величаво. Рейдер, кажущийся игрушкой на фоне «Левиафана», все больше уклонялся от общего курса, движимый винтами и рукой убитого рулевого. По стометровой взлётной палубе побежал самолетик, кажущийся совсем крошечным – отчаянный пилот все?таки рискнул испытать судьбу. Удачи и разбега не хватило, истребитель вылетел за край трамплина и по короткой параболе канул вниз. Сквозь пробоины в разбитой, искорёженной попаданиями надстройке пробивалось пламя, словно некое чудище расположилось в сердце гибнущего корабля и теперь осторожно пробовало воздух на ощупь красно–черными щупальцами. Ещё минута. Другая… Рейдер окончательно вышел из колонны, встав на пути «Левиафана». Расстояние стремительно сокращалось и, наконец, заострённый форштевень врезался в борт дедушки современных авианосцев.
Томас рефлекторно ухватился за штурманский столик, но гипертранспорт лишь чуть вздрогнул, почти незаметно – повело палубу и заколебались непонятные нобилю указатели на приборной стене. Покрытый особо прочной, закалённой сталью бульб на носу «Левиафана» одним проходом вскрыл борт рейдера почти на половину всей длины, как тесак жестянку, и отшвырнул в сторону. Боевой корабль с устрашающей быстротой накренился на бок, каждую секунду забирая в корпус десятки тонн воды, с взлётной палубы в воду посыпались обломки и куски обшивки.
— Неудачный был проект, — промолвил капитан, стараясь скрыть ужас за пустыми словами. – Не надо было переделывать крейсер в авианосец…
— «Дивизион» завершил дозаправку, ложится на боевой курс, ушел в режим радиомолчания. Теперь – только ждать.
Константин сцепил пальцы в замок. Действительно, оставалось только ждать… И надеяться, вопреки двум годам неудач и провалов, когда самые продуманные и подготовленные операции раз за разом проваливались, принося лишь потери и позор.
Это самое трудное – вверять свою судьбу в чужие руки и ждать, будучи бессильным чем?либо помочь. Сердце болело все сильнее, но император усилием воли загонял страдание на задворки сознания, всматриваясь в изменение диспозиции, стараясь прочитать ход сражения в разрозненных и обрывочных радиоволнах, что изредка пробивались сквозь эфир.
Однообразие происходящего утомляло, длительность сражения была совершенно непривычна. Конечно, и на суше случались продолжительные баталии, но там все время что?нибудь происходило. Здесь же, после ярких событий первых двух часов все потянулось тоскливо и достаточно занудно. Наверное, на командных кораблях, получающих больше информации и управляющих сражением, все виделось по–иному, однако здесь и сейчас – парадоксально, но факт — Фрикке заскучал.
Мощная, очень мощная ракетная атака пошла уже ближе к вечеру. Словно чья?то невидимая рука переключила тумблер из положения «игнорировать» в «потопить любой ценой». Даже сам воздух вокруг транспорта светился и горел, пронизываемый нитями трассирующих снарядов, противоракетная шрапнель дробно молотила по броневым заслонкам. Обломки РС падали в море ежесекундно, но отдельные крылатые хищники прорывались сквозь огненный щит, вонзаясь в палубу и покатые борта «Левиафана». С мостика, на большом расстоянии это казалось очень безобидным – дымный след, огонек реактивного выхлопа и новая вспышка на палубе с фонтанчиком крошечных обломков. Боеголовки с сотнями килограммов взрывчатки, страшные для обычного судна, не могли сколь?нибудь серьезно повредить «Левиафану». Пять, может быть шесть таких безобидных хлопушек приучили Томаса к мысли, что гипертранспорт и экипаж в полной безопасности. А затем очередная ракета попала в рубку.
Вспышка за броней показалась тусклой после ослепительно ярких всполохов атомного огня. И почти одновременно раздался хлопок, вроде бы несильный, но отдавшийся во всем теле. Томас оказался на полу мостика вторично и не мог вспомнить, как это получилось. В ушах звенело, но не очень сильно. Приборные панели светились нервически мигающими указателями, капитан опять орал в переговорник. Похоже, ракета попала уровнем ниже и полностью уничтожила какой?то очень важный отсек, со всей аппаратурой и персоналом. Невыработанное до конца ракетное топливо довершило начатое – начался пожар, запах гари и жжёного масла просочился на мостик через вентиляцию.
— Под обстрелом! Под обстрелом! – кричал какой?то моряк, тыча пальцем в большой круглый экран, закрытый картонным тубусом
Палуба вздрагивала, мелко, неритмично, словно по «Левиафану» гвоздили невидимым молотом. Снова
