очень счастлива, от того, что умерла чтобы жить другой жизнью.
Сон на жизнь(так называю я такие сны, не на один момент, не на злобу дня, как говорится), хотя о смерти. Я вижу себя ребенком, буквально с высоты детского роста вижу окружающий пейзаж, вижу свои поцарапанные коленки из-под подола светлого детского ситцевого платьица. Но по разуму я сегодняшняя, всему я безмерно удивлена, потому что вижу окресности дома моей покойной бабушки, они совсем не такие как сегодня, – я там часто бываю. Они прежние – как в моем детстве, нет больших домов, старенькие бараки вокруг ее хрущевки, поле с одуванчиками вместо дворца культуры, старенький магазинчик, которого и в помине уже нету, антураж весь из 70-х годов нашего городка. Я изумлена, оглядываю все жадно. Вдруг замечаю, что вдоль тротуара течет вода – как в детстве после ливня, казалось, что ее целая река, пока об этом думаю, воды становится все больше и в самом деле это целая река. Сначала я бреду в ней, скоро уже плыву. Тут я начинаю диалого с невидимым собеседником, привычным голосом, который часто со мной разговаривает во снах, этаким Вергилием. На этот раз я узнаю голос моей близкой подруги Юльки. Мне много говорилось, от многой информации остался только сумбурный след, волнующий, но невнятный, непередаваемый словами. Главное, что помню, – именно так ты умрешь, убежишь на этих исцарапанных ножках в страну своего детства по воде. Спрашиваю: так все? Нет, но многие. Просто не все будут детьми. Кто-то избирает другой возраст, но вода – обязательно. И тут я действительно вижу в воде людей, никто не испуган, кто-то гребет, кто-то просто дрейфует на спине, чем дальше нас уносит река, тем более меняются берега, есть прямо каменные набережные, в дымке – высокие каменные дома, вроде набережных Петербурга, а то песочек желтенький, ивочки и лес. Я понимаю: это для разных людей уже конец движения. Я выхожу на берег, когда пошли разноцветные, невысокие домики – вроде дачи, все в зелени, в цветах, кругом добрые дачные звуки – кто-то топориком тюкает, шумит поливной шланг, смех. Я выхожу и уже иду по дорожке рядом с Юлькой, я наслаждаюсь: какое солнце, беззаботность такая, как я давно не испытывала, с меня спал весь груз забот и такое спокойствие на душе. Будто Юлька меня ведет к себе, будто вижу ее мужа, Мишку, дом у них такой, как они сейчас мечтают, все светленькое, милое, ткани в клеточку какие-то, варенье в тазу, пчелки трындят над ним, Юлька показывает мне дом, между нами простенькая беседа о мелочах. Но на втором слое сознания я слышу ее пояснения: каждый будет жить, как он мечтал, с кем он мечтал. Она говорит: 'Мой Матвейка захотел жить с нами', я его вижу: ему около 16 лет (на самом деле Матвею было около 6 лет), а дочь старшая захотела со своими детьми, она взрослая, у нас часто бывает (дочери ее Даше было 12 лет), на лесенке, вижу, спускается маленькая фигурка: узнаю Юлькину ста-а-аренькую прабабушку, она умерла, когда нам было лет 10 с Юлькой. 'Баба тоже с нами', – говорит Юлька, она осталась такая старенькая, потому что умерла совсем выжившей из ума и почему-то не захотела меняться. Я так себе понимаю: 'она очень устала, не захотела никакой ответственности, как бы спряталась'. Я спрашиваю: Юль, а что, Матвейка умрет в возрасте 16 лет, я холодею, боюсь ответа, она смеется и говорит, ты что, ему еще жить и жить, просто он захочет быть в таком возрасте и с родителями жить. Вижу, как Матвей на велике по дорожке едет, смеется кому-то невидимому за забором. Слышу бадминтон, пахнет дымком. Думаю: это и мне, это мой мир после смерти, я сюда приплыву, где-то рядышком буду жить, в окружении своих родных и детей. Я говорю, Юля, это же чудо, я боялась всегда, она отвечает, глупая, человек рождается для страданий, это не все для человека – жизнь во плоти на земле, много всего впереди – удивительных вещей, то, что здесь, – это для отвычки от земной жизни, у каждого срок разный, чтобы это понять, это как бы переход, но если кто захочет, может остаться навсегда, но никто не остается, это пока не нужно тебе знать. Я проснулась в слезах, это были непонятные мне слезы, ведь я не горевала, но я так поняла, что душа моя с трудом и с болью оторвалась от тех утешительных картин и вернула меня на больничную койку. Мне было грустно и сладко, я берегу этот сон как сокровище, утешаюсь им и верю в него. В первый раз я его кому-то рассказала, кроме Юльки, конечно. В тот раз мы поревели вместе с нею.
Несколько дней назад приснился сон, который вспомнила только сейчас.
Некто, стоящий рядом, сказал: 'Великая Хазария умерла вместе с Борисом Ельциным'.
В этом сне я со своей подругой, не знаю правда, что это была за подруга, вроде бы школьная, а может и нет, в общем мы работали в детском саду или каком-то детском учреждении, в одной группе детей. Помню игровую комнату: она была вся полностью (и стены и пол) покрыта ярко-синей тканью, похожей на сукно, но никаких игрушек там не было, как будто на скорую руку склад преобразовали в игровую просто накрыв ящики этой тканью. Дети вокруг бегали, ползали по этим горам из ящиков, в общем, веселились. И вдруг появляется злая девушка. В жизни это моя знакомая, с которой мы давно не общаемся, да и раньше не особо дружили, сейчас она просто у меня в друзьях вконтакте и все, иногда вижу ее фотки там в новостях. Сложно сказать какое у меня к ней отношение, наверно, я ей завидую, ее внешности и популярности. Ну, по крайней меере я сейчас так думаю. Во сне она представляла большую угрозу, и в первую очередь для детей. Я начала с ней сражаться и убила ее. Но моя подруга говорит, что она на самом деле не умерла, а перешла на 'теневой план' и все еще опасна для детей, поэтому я должна последовать за ней туда и убить ее окончательно. Я завозмущалась: как она такое может предлагать?! Ведь это значит, что мне нужно будет умереть, чтобы туда попасть! Мне совсем такого не хочется, почему именно я? В итоге она уговаривает меня и я попадаю в 'тень'. Я не знаю, каким способом я умираю. Возможно, просто 'отказываюсь от жизни'.
В тени пусто и никого нет. Там это же самое складское помещение, только не ярко-синее, а серое, грязное. 'В дорогу' так сказать, подруга дала мне лук и несколько стрел, как будто бы только этим я могу ее убить там. Вдруг злая девушка появляется передо мной. Она все время злобно смеется и скалится. Я застреливаю ее из лука, довольно быстро. Но тут она появляется снова и говорит, все так же смеясь, что это всего лишь ее двойник. Я снова застреливаю ее, но и это оказывается двойник. У меня остается совсем немного стрел и тогда я решаю, что не буду их тратить, и начинаю этих двойников в прямом смысле слова рвать на части голыми руками, как дикий зверь. Они уже появляются не по одному, а по нескольку штук. Тогда я, в панике, достаю из груды хлама что-то тяжелое – это оказывается телевизор, старый, громозкий, и, крутя его за провод, начинаю им убивать двойников, словно цепом (ну или не знаю как называется такое оружие, где булава на цепочке). В общем, не знаю, добралась я до оригинала или нет, проснулась.
Понимаю, что кто-то умер. И где-то смутно догадываюсь, кто это. Потом становится понятно, что умер М. Прохоров. Сердечный приступ. Это имеет какой-то отзвук в пространстве пустоты. Моей маме на бумажке пишут адрес его сестры, Людки: какая-то улица, дом 6.
Я не поняла, что произошло. Я оказалась в каком-то городе, где меня никто не видит. Я быстро передвигалась, смотрела в окна на людей, а они меня не видели. И тут я поняла, что я умерла. Но как и от чего? Потом я встретила себе подобных, их было не много. Несколько женщин и мужчина. Они жили в каком-то доме. Я пришла туда и стала расспрашивать. Хотела посмотреть, что со мной стало, посмотреть на
