старинный рисунок. — Да и жабр у него не видно.
— Рук нет, тело покрыто чешуей. Это признаки рыб. А что касается жабр, то, может быть, они просто не изображены на рисунке, — не соглашался ученый.
Геснер не видал живого «морского монаха», не видал и его препарата или чучела. Он изучал его только по плохому рисунку, а отсюда — бесконечные споры с художником, плохо знавшим правила классификации, а потому и проще смотревшим на вещи.
Все же «морской монах» очутился в разделе рыб. Конечно, Геснер ошибся: было бы правильнее отнести это чудовище к млекопитающим, ибо сказочные нереиды оказались впоследствии самками ламантинов. Несомненно, что и «морской монах» был каким-то морским млекопитающим, превращенным в россказнях мореплавателей в загадочного «морского монаха».
Появление книг Геснера было большим событием в науке. Наконец-то ученые получили «зоологию». «Морские монахи» никого не смутили: в их существование тогда верили почти все.
Геснер собрал все сведения о животных, которые накопились за две тысячи лет. В его труде были не только описания животных, их распространение, образ жизни, повадки. Из книг Геснера можно было узнать о съедобных и ядовитых животных, о животных — героях сказок, басен и поговорок. В те времена наука еще не знала правил научного наименования животных, ученые разных стран называли одно и то же животное по-разному, нередко — каждый по-своему. Геснер собрал все эти названия: из его книг можно было узнать, как называется, например, белка или сорока в той или иной стране, у тех или иных народов.
Четыре части «Зоологии» Геснера — четыре толстых тома. В них были описаны млекопитающие, «яйцекладущие четвероногие», птицы и водные животные. Оставшиеся после Геснера записи дали материал для пятого тома. Он был издан после смерти ученого: в нем описаны преимущественно насекомые.
Животные в каждом томе расположены по алфавиту. Конечно, это не было системой животного мира, но зато найти нужное животное в книгах Геснера совсем легко, если… знаешь его название. Около двухсот лет книги Геснера украшали столы натуралистов — ученых и любителей. Они были для них тем, чем в наши дни всем известный «Брэм», с той лишь разницей, что других книг по зоологии тогда почти не было, а нынешний «Брэм» — лишь небольшая стопка в огромной книжной горе.
Тем временем ботанический сад Геснера разрастался и разрастался. Живые растения были очень нужны нашему ученому. Не забывайте, что Геснер был не только натуралист, но и врач. Геснер-ботаник изучал признаки растения, внимательно разглядывал его со всех сторон, считал тычинки и пестики, считал лепестки, искал отличий между схожими по внешности растениями. Геснер-врач нюхал, а нередко и разжевывал растения. Травки и листья не всегда оказывались вкусными, иногда они бывали отвратительны, но врач-натуралист терпеливо жевал, хотя ему и сводило челюсти: а вдруг травка годится как лекарство?
Геснер устроил недурной зоологический кабинет, в котором хранилось много скелетов, чучел и высушенных частей животных. В те времена еще не знали, что для сохранения животных можно применять спирт, а потому животных, из которых нельзя было изготовить чучела, просто засушивали. Не все можно засушить, а потому некоторых животных нельзя было найти ни в одной коллекции. Попробуйте засушить медузу!
Кабинет Геснера был первый в мире зоологический музей, первый и по времени и по богатству. Но — увы! — он не мог похвастать ни «морским монахом», ни «морским епископом», ни даже плохонькой нереидой. Геснер всячески старался раздобыть хоть одну из таких диковинок, но это ему никак не удавалось.
— Не хотите ли дракона? — предлагали ему пронырливые аптекари.
И Геснеру приносили нечто вроде дракона.
— А почему он так похож на ската? — спрашивал ученый, подозрительно поглядывая на «дракона» с метровым хвостом.
— Что вы, что вы, достопочтеннейший! — возражал аптекарь, с невинным видом поглаживая «дракона» по спине. — Скат… Скат — рыба, а это… Вы только посмотрите: какой великолепный дракон!
— А почему у него крылья заворочены и подшиты кверху? Меня не обманешь. Это — скат!
Посрамленный аптекарь уходил, а через полгода ученому приносили новое «чудище», опять-таки более или менее ловко сделанное из ската, а то и просто сшитое из кусков разных животных.
Казалось, такие случаи должны были вызвать сомнения: существуют ли драконы и «морские монахи», не подделкой ли были все эти чудовища, описанные старинными путешественниками? Нет, Геснера это мало смущало. Очевидно, он рассуждал так: драконы — большая редкость, они дорого ценятся, вот их и подделывают.
Пока кабинет наполнялся чучелами, пока все новые и новые растения появлялись на грядках ботанического сада и пока чуть ли не со всех концов земли прибывали пакеты то с засушенными растениями, то с семенами, то с рисунками, Геснер занялся минералогией.
Он описал не только самые разнообразные минералы, которые сумел собрать. Все «каменное» оказалось предметом изучения и описания. Так, в «Минералогию» попали описания окаменелых стволов деревьев.
Эти странные тяжелые куски были очень похожи на стволы деревьев, но… они были «каменные». Зоркий глаз ботаника видел, что это нечто удивительно схожее со стволами деревьев. Геснер даже сравнивал их со стволами живых сосен, буков и других деревьев. И все же он не увидел главного: он не понял, что перед ним растения, для него это были «камни», пусть и очень своеобразные.
Натуралисту оставалось сделать всего один шаг, и перед ним открылась бы длинная дорога — дорога, ведущая в прошлое живого мира. Геснер не сделал этого шага, он не мог сделать его: глядя на окаменелый ствол, ученый не видел того, что мог бы увидеть, если бы… если бы он мог представить себе, что у живого мира было прошлое, что у сосны были предки, на нее не похожие, что растительный мир не всегда был таким, каким мы видим его сейчас. Мир неизменен! Может исчезнуть какое-нибудь растение, может вымереть какое-нибудь животное, но появиться чему-то новому… Как и откуда? Один раз был сотворен мир, и ничего нового с тех пор не появлялось, не могло появиться. Ведь создатель «опочил от трудов своих» и больше не творил.
Едва Геснер успел закончить свою «Минералогию», как в Цюрих пожаловала страшная гостья — чума.
Забыты растения, заброшен зоологический кабинет, грядки ботанического сада покрылись сорняками.
