— Ну, как твои дела с переводом? — лукаво спросил Ротман.
Карл засмеялся в ответ.
Теперь мальчик пристрастился к латинскому языку. Книги Плиния он выучил чуть не наизусть. В гимназии сильно удивились, когда Карл Линнеус вдруг начал обнаруживать не только прилежание, но и знания, и притом — вот чудо! — в латинском языке.
— Все это временно. Все это непрочно, — бурчал себе в бороду учитель латинского языка. — Ротман не педагог, он ничего не добьется. Прочных знаний у Линнеуса не будет, все это одно верхоглядство.
Вопреки ожиданиям своих учителей, Карл все же окончил курс гимназии. Но и теперь ему не поверили и дали аттестат весьма сомнительного достоинства.
«Юношество в школах уподобляется молодым деревьям в питомнике. Случается иногда — хотя редко, — что дикая природа дерева, несмотря ни на какие заботы, не поддается культуре. Но посаженное на другую почву деревцо облагораживается и приносит хорошие плоды.
Только в этой надежде юноша Карл Линнеус отпускается в академию, где, может быть, он попадет в климат, благоприятный его развитию».
Вот какой отзыв написал ректор гимназии Крон. Недалекий старик и не сообразил того, что таким отзывом он прежде всего оконфузил и себя, и своих коллег-преподавателей, и гимназию. Ведь именно гимназия и оказалась питомником с плохим климатом и плохой почвой, в котором не могло пышно расцвести молодое деревцо. А чем виновато деревцо, если его посадили не там и не так, как нужно? Крон не сообразил этого. Он думал, что, написав такой отзыв, умывает руки: пусть академия попытается сделать из лодыря Карла человека. Он, Крон, предупредил…
С таким «аттестатом» Карл и отправился в Лунд, ближайший университетский город Швеции. Здесь жил его родственник, священник и профессор Гумерус, на протекцию которого Карл сильно надеялся.
Когда Карл въезжал в город, он услышал похоронный звон.
— Кого хоронят?
— Священника Гумеруса.
Неудивительно, что после этого Линней всю жизнь свою не мог равнодушно слышать колокольный звон.
Все же Карлу удалось разыскать одного профессора, который записал его в число своих учеников, не поинтересовавшись аттестатом. Учился Карл очень старательно и сделал большие успехи. Но у него совсем не было денег: небогатому отцу трудно было содержать сына в чужом городе. Хорошо еще, что в молодом студенте принял участие профессор медицины Килиан Стобеус. Он предложил Карлу поселиться у него в доме. У Стобеуса оказался гербарий, у него были коллекции минералов и раковин, засушенные птицы и кое-какие насекомые, много книг, и Карл увлекся наукой.
— Он спит с огнем и наделает пожара, — брюзжала мать Стобеуса. — Поговори с ним, не гореть же нам из-за него.
Стобеус вошел ночью к Карлу. Тот сидел и читал. Профессор так умилился, что поцеловал в лоб прилежного студента. Карл получил разрешение читать по ночам сколько ему угодно.
Летом 1728 года Линней частенько прогуливался в окрестностях Лунда. Он бродил по лесам и полям, по болотам и пригоркам и собирал растения и насекомых. В одну из таких прогулок его укусило какое-то насекомое. Карл очень перепугался, а так как еще мало знал шведских мух и ос, то решил, что его укусило какое-то страшилище, что укус ядовит, что он может умереть.
— Я умираю! Меня укусила ядовитая муха… Спасай меня! — закричал он еще на пороге.
Стобеус тоже перепугался: такой растерянный вид был у Линнея.
— Резать! — И Стобеус, не теряя ни минуты на размышления, вытащил ланцет и пустил кровь Карлу. Сидеть возле больного ему было некогда, он ушел и оставил его на попечении некоего хирурга Снелля.
— Ну как? — спросил тот Карла.
— Очень болит.
— Гм… — И предприимчивый хирург разрезал Карлу руку от плеча до локтя. — Это не повредит, — успокаивал он больного.
На поправку Карла отправили в деревню: ему пришлось поправляться не от болезни — укуса самого обыкновенного слепня, — а от лечения этой болезни. В те времена так случалось нередко.
Карл приехал к родителям, и тут мать его окончательно убедилась, что не придется ей видеть своего первенца на проповеднической кафедре. Все свое время Карл проводил в лесу, а дома сидел и прилежно наклеивал засушенные растения на листы бумаги. Какой уж проповедник выйдет из такого бездельника!
Доктор Ротман ничего не имел против занятий своего ученика, но…
— Бросай-ка ты Лунд и переходи в Упсалу, — уговаривал он Карла. — Вот там действительно и профессора и библиотека. Там из тебя выйдет толк… Там и ботанический сад есть, — мельком заметил он, зная, что это сильнейший аргумент, против которого Карл вряд ли устоит.
Карл не устоял и перевелся в Упсальский университет.
— Вот тебе сто червонцев, — сказал ему при прощании отец, — и помни, больше ничего от меня не получишь. Мы в расчете!
С таким родительским напутствием Карл отправился на новое место. Деньги вскоре вышли, и ждать их было неоткуда. Так прошел год. Осенью 1729 года Карл пошел прощаться с ботаническим садом: жить в Упсале он больше не мог.
Бедняга, чуть не плача, переходил от куста к кусту, от растения к растению. Наклонившись над цветком, он хотел срезать его для своего гербария.
— Скажите-ка, молодой человек, зачем понадобился вам этот цветок? — вдруг услышал он.
Карл выпрямился и оглянулся. Перед ним стоял очень почтенного вида человек.
— Я люблю ботанику, — скромно ответил Карл.
— Вот как? И что же, вы много знаете?
Карл принялся называть все известные ему растения. Он перечислил чуть ли не полностью все, что вычитал у Турнефора, — был такой ботаник.
— Гм… Гм… А как называется это растение? — показал на колосок мятлика незнакомец.
Линней назвал растение.
— А это?.. А это?.. А это?..
Трудно сказать, кто был проворнее: незнакомец ли, поспешно срывавший травку за травкой и показывавший на кусты и деревья, или Карл, называвший все показанное.
— У меня есть и свой гербарий, — сказал Карл.
— Приходите ко мне и приносите свой гербарий, — ответил незнакомец и дал Карлу адрес.
Незнакомец очень обрадовался этой встрече. Это был пастор Олай Цельзиус. Он занимался чрезвычайно важной и ответственной работой: писал сочинение о растениях, упоминающихся в… библии. Линней оказался для него ценнейшей находкой: доктор богословия, очень сведущий в богословских делах, был слабоват по части ботаники, хотя и любил ее.
Прошло немного времени, и пастор достал своему помощнику несколько уроков. Теперь Линней был одет и обут, был сыт и мог заниматься ботаникой сколько угодно. Березовая кора снова стала корой, а не материалом для починки продырявленных подметок: свои проносившиеся подметки Линней заменял в дни нищеты березовой корой — на сапожника у него денег не было.
Вскоре Карл обзавелся другом.
Артеди, так звали этого друга, очень любил химию, а еще больше — алхимию. В попытках алхимиков изготовить золото было столько увлекательного! Артеди не интересовало золото, он не искал богатства. Нет! Его увлекала таинственность работы, сказочные формулы и рецепты, сложные приготовления к опытам.
Химия не помогла бы дружбе Артеди и Линнея, их сблизило другое. Артеди очень интересовался еще
