правнук. — А где, кстати, ваш Меделянский? Он председатель фонда — вот пусть и борется!
— Вы даже знаете нашего главного сострадальца? — усмехнулся режиссер.
— Не знаком, но наслышан.
— Он в Брюсселе. Судится.
— А разве они не вернулись?
— Нет. Задерживаются!
— Странно… А Лапузина здесь?
— Здесь. Вон ее красный «Крайслер»! — Жарынин махнул рукой в сторону стоянки.
— Вы с ней знакомы? — ревниво уточнил автор «Кандалов страсти».
— Конечно! У нее очень сложный раздел имущества. Я ее консультировал.
— Кешенька, ты обещал и нам помочь! — взмолился любимый фельетонист Сталина.
— Ладно, я позвоню Огуревичу. Но пока акции лежат у меня в сейфе, ничего плохого быть не может.
— Какие акции? — насторожился Жарынин.
Но в этот момент к зданию лихо подрулил большой серебристый джип. Первой из него выпорхнула юная длинноногая блондинка с мелкими и влажными, словно прямо из-под душа, светлыми кудряшками. Ее коротенькая юбка заканчивалась как раз там, откуда начинается вызов общественной морали. Старички ветхо крякнули, с грустью вспомнив каждый о своем. Старушки посмотрели на одноприютников с осуждением и закручинились о невозможном. Следом выгрузилась полная дама средних лет, вся затянутая в черный кожаный костюм, точно авиатор начала прошлого века. Это сходство дополняли похожий на шлем парик и большие темные очки, поднятые на лоб. Она осмотрелась и разрешающе кивнула: только после этого показался Имоверов — атлетически сложенный парень с движениями усталой балерины. Одет он был в бирюзовый пиджак и пеструю шелковую рубашку с распахнутым воротом. Лицо канала осмотрелось, шумно вдохнуло ипокренинский воздух и произнесло, томно растягивая слова:
— И эту красоту хотят отнять! Ну, мы им сейчас покажем!
Между тем водитель джипа вынул из багажника складные стул и столик. Разложил их. На стул тут же уселся Имоверов, а на столик влажная блондинка определила гримерный чемоданчик. Ведущий откинулся, как в парикмахерской, а она, взяв кусочек губки, начала осторожно накладывать тон. Кожаная дама, видимо, редакторша, не теряя времени, достала из сумочки исписанные странички, присела на корточки и принялась читать заготовленный текст, почти вставив свои артикулирующие губы в ухо звезде.
Из-за колонны высунулся Огуревич и жалобно поманил Кокотова.
— Передайте Дмитрию Антоновичу! Пусть не рассказывает о том, как мы вкладывали деньги в «чемадурики»! — попросил он, держась за живот.
— Передам!
— И пусть обязательно скажет, что у нас живут двадцать народных артистов. Хорошо?
— Хорошо.
— Вы думаете, телевидение нам поможет?
— Конечно!
— Когда это все закончится?! — всхлипнул Аркадий Петрович, исчезая.
А Кокотов вдруг задумался о том, что же будут воровать друг у друга люди, когда на последнем этапе антропогенеза перейдут в корпускулярно-волновое состояние? Видимо, найдут что…
Тем временем загримированный Имоверов поднялся со стула. Влажная блондинка, уложив его русые волосы, теперь поправляла ему пиджак и ворот рубашки, а кожаная дама дошептывала текст, но вдруг лицо знаменитости исказилось обидой, он замотал головой, что-то сердито буркнул гримерше, вытряхнул губы редакторши из своего уха и скрылся в джипе, хлопнув дверцей. Оператор в сердцах сплюнул и погладил камеру, словно пулеметчик, уговаривающий сам себя погодить со стрельбой, пока враг не подойдет ближе. Престарелая общественность заволновалась. Даже опытный Жарынин нехорошо нахмурился и достал из кармана мобильник.
Но кожаная дама, чтобы всех успокоить, подняла руку и громко объявила:
— Не волнуйтесь! Сейчас начнем съемку! Кто будет говорить?
— Я! — выступил вперед старый фельетонист.
— Не стоит, дедушка! — ласково упрекнул Кеша.
— Надо, внучек! Если не мы, то кто же?
— А вы у нас кто? — участливо спросила кожаная, приготовив блокнот и ручку.
— Иван Болт! — Ян Казимирович почему-то решил отрекомендоваться своим прославленным газетным псевдонимом.
— Тот самый?! — в восторге воскликнула дама.
— Конечно! — побагровел от удовольствия старик, а Кокотов подивился подкованности телевизионщиков.
— Замечательно! Кто еще?
— Ящик. Где Ящик?.. — Ян Казимирович начал беспокойно озираться.
— Не волнуйтесь! Мы вас и так снимем, без ящика… — успокоила редакторша, видимо, решив, что ветеран тревожится из-за своего малого роста. — Кто еще?
— Я буду говорить! — объявил режиссер, выступив вперед.
— Вы? Кто вы?
— Жарынин.
— Господи, не узнала! Будете богатым… Отлично! Ой, ну как же я такого человека не узнала! — запереживала кожаная дама.
Дмитрий Антонович незаметно бросил на соавтора короткий взгляд, исполненный скромного торжества.
— А можно в стихах? — выступил вперед лысый, как кегля, комсомольский поэт, одетый в зеленую штормовку с выцветшей надписью «Братск».
— Нужно в стихах! — обрадовалась редакторша. — Как вас зовут?
— Верлен…
— Даже так?!
— …Тимофеевич Бездынько.
— Надо же! Просто какая-то кунсткамера знаменитостей!
— Я… Я буду говорить! Запишите! — Из-за спин вдруг раздался воспаленный голос Жукова- Хаита.
— Вы?! Да у нас сегодня настоящее созвездие! Только что помнила вашу фамилию… Забыла! Дурацкая работа!
— Жуков-Хаит!
— Ну конечно же — Жуков-Хаит… Ах ты, господи!
И тут Кокотов наконец догадался, что кожаная дама никого на самом деле не знает, а просто валяет профессиональную дурочку, чтобы расположить к себе обитателей «Ипокренина», где, как ей объяснили, нашли последний приют состарившиеся знаменитости. Жарынин тоже понял это и отвел глаза в гневном смущении. Однако редакторша энергично увлекла всех желающих выступить в отдаленье, спрашивала их о чем-то и строчила в блокноте. Наконец из джипа появился на свет Имоверов. На нем теперь были фиолетовые брюки, шелковый пиджак цвета взбесившейся канарейки и черная майка с меткой «Армани».
— Ну, вот я и готов! — Он встал перед камерой. — Как я вам теперь?
— Потрясающе! — воскликнула кожаная, насельники одобрительно закивали, а оператор, зверски прищурив левый глаз, взялся за камеру.
Паренек в бейсболке угодливо подал звезде микрофон, а тот принял его точно скипетр. Черенок микрофона был вставлен в кубик, на гранях которого красовалась разноцветная аббревиатура «ТВ- Плюс».
— Ну, кто первый? — ласково спросило лицо канала.
— Он! — Кожаная показала на Болтянского.
— Я, — выступил вперед старичок.
