Настоящего профессионала видно издалека, знаете ли! Вот, помнится, был у меня в гараже один слесарь — золотые руки, но, как выпьет, так лучше и не подходи.
— А, так вы насчет выпить, сэр лейтенант! — капрал распушил рыжие усы. — Так это я завсегда пожалуйста. Даже обязательно надо выпить — а то вкус пороха так на губах и останется. Чувствуете, кислит?
— Кислит, — согласился Громов. — А вы на ветер поправку делаете?
— Когда как, — англичанин сейчас разговаривал важно, с достоинством и без ругани, видать оценил всю серьезность собеседника. — Когда и не успеешь, не до того. Я ведь на кораблях много служил, старшим канониром. Вот, я вам доложу, работка! Все качается, толком не повернешься — теснота, а ежели еще вражье ядро в пушечный порт залетит… Ах, тысяча чертей — видал я такое дело, не приведи господи. А вообще, эта пушка на полторы тысячи ярдов бьет, даже больше, — капрал кивнул на «учебное» орудие с копошащимися вокруг него солдатиками крепостного гарнизона.
— Пушка к выстрелу готова, сеньор лейтенант! — подбежав, доложил сержант — коренастый малый с вечно недовольным лицом ипохондрика и большими красными руками. — Прикажете открыть огонь?
— Что они спрашивают? — с интересом осведомился капрал.
Громов ответил честно:
— Не знаю. Наверное, спрашивают разрешения стрелять.
— Раз зарядили, так пусть уж стреляют, черт побери!
Андрей махнул рукой.
— Уши за-аткнуть! — тут же скомандовал англичанин. — Приготовились… Огонь!
Бабах!!!
На этот раз ядро угодило в воду, в залив, как раз между двумя баркасами. Сидевшие в них рыбаки немедленно попрыгали в море, явно предпочитая добраться до близкого берега вплавь.
— Ну это вы того… — посетовал сеньор лейтенант. — Слишком. Чего своих-то пугать? На горках, вон, тренируйтесь. А вы, господин капрал, продолжайте. Очень интересно вас послушать.
— Так я и говорю, — приставив к пушке следующую смену солдат, англичанин пригладил усы. — Бьет-то она на полторы тысячи ярдов, а прицельная дальность — дай бог на пятьсот-шестьсот. Ну на судне-то вообще ни о каком прицеле и разговору не идет — качка, а отсюда, из крепости, вполне можно в какое-нибудь средней вместимости судно попасть… Не, в баркас — навряд ли.
Во второй половине дня солдаты тренировались в стрельбе из мушкетов — так, по-прежнему, на английский манер назывались длинные гладкоствольные ружья, бывшие, по сравнению с прежними мушкетами, килограммов на пять-шесть легче. Французы именовали такие ружья — фузий — ну а на русский манер — фузея. Граненый ствол метра полтора, штык… точнее сказать — багинет, вставляющийся в дуло, и получалась этакая пика. И тоже — никакой особой меткости, эффективность только при применении залпового огня.
И тут Громов много чего узнал — о боевых и походных построениях, о различных приемах атаки и обороны, даже об обозе и маркитантах — у кого из них девки слаще!
— Нет, я вам говорю — была такая тетушка Ермада, ей, правда, года три назад оторвало голову ядром… так, случайно.
— А девки куда делись, господин капрал?
— Девки? Какие девки?
— Так вы ж говорили — сладкие.
— А-а-а, вот вы о чем. Да разбежались, верно, девки. Сейчас, может, и сами торгуют, ездят за армиями.
— Жаль, к нам не заглянут.
— Чу! С чего б им к вам-то заглядывать, вы, небось, в городе, а не в пустыне — девок и в тавернах полно, на любой вкус.
— Так те, что получше — дороги, а за остальных местные рыбаки в драку полезут. Всенепременно полезут — дешево-то всем хочется.
Такой вот разговор шел на странной смеси английского с каталонским, даже с применением некоторых французских слов, особенно когда речь заходила о девушках. Сразу после полудня коменданта Педро Кавальиша срочно вызвали к губернатору, и Громову пришлось пить с капралом, которого, к слову, звали Джонс — Иванов, если по-русски.
— Когда вы подходите к замужней даме, мон шер ами, то, галантно поклонясь, обязательно ногою вот так шаркните… а ежели к незамужней — то вот эдак.
Учитель хороших манер и изысканного политеса месье Жан-Жак Обри, показав, как именно нужно шаркать в обоих случаях, утомленно присел в кресло. Вообще-то, этот здоровенный мужичага с крутыми плечами и синей щетиной на вытянутом, с горбатым разбойничьим носом лице, меньше всего напоминал эстета, скорее — висельника или пирата. Правда, одежду предпочитал, надо сказать, самую что ни на есть изысканную — брабантские кружева, черный бархат, по краю обшлагов — шелковая тесьма ценою два луидора за погонный метр.
— Шаркнете, а затем учтиво отойдите в сторонку да внимательно смотрите, каким именно образом дама станет вытаскивать носовой платок. Ежели быстро и взмахнет вот этак томно — значит, вам бы надо за ней еще поухаживать, а ежели медленно — то вы почти у цели, мой друг.
— А ежели дама вообще не вытащит платок?
— А ежели не вытащит — значит, вы не в ее вкусе, или у нее чрезвычайно злобный и ревнивый муж! — Обри мрачно усмехнулся и вздохнул, краем глаза посматривая в распахнутое окно, выходящее на гору Тибидабо, туда же, куда и окна съемной квартиры Громова — дома-то стояли на одной улице.
— Ну, — поднявшись с кресла, преподаватель хороших манер взглянул на большие, в виде луковицы, часы. — Пожалуй, сегодня нам с вами пора уже и заканчивать. Ничего-ничего, месье Громахо, ученик вы понятливый, старательный — так что очень скоро вы уже сможете совмещать теорию с практикой — на первом же званом балу!
Носовые платочки, поклоны, жеманничанье — и вот за такую чепуху стервец-француз не стеснялся брать по дублону за занятие, а с уроками уговорились на два раза в неделю! Так никаких подаренных лордом Питерборо гиней не напасешься! Растают, словно мартовский снег, тем более что месье Обри не один такой, был еще один месье — учитель танцев и фехтования Рене де Кавузак, юркий, чем-то похожий на завитого пуделя, молодой человек, по виду — типичный забияка-бретер, явно покинувший родные пенаты, дабы избежать виселицы за последствия многочисленных дуэлей. Этот тоже просил за свои услуги дублон, правда, хоть учил делу, с легкостью совмещая фехтование и танцы, к искреннему удивлению Громова, оказавшиеся вещами весьма близкими, если не сказать — идентичными. Исповедавший «геометрический принцип» обучения, месье де Кавузак расчертил весь свой сад кругами и линиями, напоминавшими те, что некогда использовались для обучения строевому шагу на уроках НВП в советских школах. И махать шпагой следовало не просто так, наобум, а в строгом соответствии с этими линиями — точно так же нужно было и танцевать.
— Легче, легче, месье, не топчитесь, как ганнибалов слон! Ногу в сторону… не эту — левую. Так. Теперь — фуэте! Выпад! Ага! Теперь надевайте нагрудник, попробуем в паре.
Звякнули шпаги… один раз, другой… а на третий клинок Андрея вылетел из рук, упав в траву за кустами.
— Ничего, ничего, месье, — утешил господин Кавузак. — Понимаю, вы, русские дворяне, больше привыкли к саблям. А шпага — не сабля, с ней тоньше надо, изящнее. Вот, опять вы не на ту линию встали. Ну сами подумайте, неудобно же так, раскорякой! В следующий раз попробуем танцы — приведу вам в пару одну женщину, вряд ли она вам понравится — в возрасте уже, но как танцует — одно удовольствие посмотреть. Танцы мы с вами, месье Громахо, постараемся как можно быстрее освоить — чтоб вы не чувствовали себя на здешних балах этаким русским медведем! Прошу прощения, если обидел — искренне не хотел.
Так вот, в учении и на службе, и пролетали все дни, и некогда было ни о чем думать… разве что с
