безликая, за зеркало над газовым камином засунуто несколько приглашений, отпечатанных литографским способом, — одни на имя Джилли Масколл, другие на имя Миранды Крили.
— Идемте, покажу остальное, — сказала Джилли. Он прошел за ней в маленькую кухню. В раковине были свалены немытые чашки и блюдца, на буфете стояла открытая банка растворимого кофе.
Джон заглянул в зеленую ванную, затем ему показали спальню Миранды с неубранной двуспальной кроватью, на которой лежали горы мятой одежды.
— А это вот моя комната, — сказала Джилли.
У нее стояла односпальная кровать, аккуратно застеленная стеганым лоскутным одеялом. На подушке лежала сложенная голубая ночная сорочка. Фотография родителей стояла в рамке на комоде, а на туалетном столике рядом с пластиковой бутылочкой дезодоранта и коробочкой туши для ресниц — стадо стеклянных зверушек: слоник с зеленым хоботом, лошадь с розовыми ногами, обезьянка с желтым хвостом. Джон взял книгу с тумбочки у кровати, это оказалось пособие по поневодству.
— У вас есть пони? — поинтересовался он. Джилли залилась краской.
— Да нет, собственно, низкорослая кобылка. Я подумала, что ей, наверное, хочется иметь жеребенка.
Она подошла к двери, как бы показывая, что больше ему делать у нее в спальне нечего. Они вернулись в гостиную.
— Ну, и как вы находите? — спросила его Джилли.
— Что?
— Квартиру.
— Мне она нравится, очень. Считайте, что с квартирой вам повезло.
Она, видимо, уловила неискренность в его тоне и поспешила сказать:
— Мы пока еще почти ничего тут не сделали. Мы ведь всего месяц как поселились. Но со временем у нас будет славно.
— У вас уже и сейчас славно, — сказал Джон, думая о том, насколько безликость квартиры соответствует не сформировавшейся еще личности этой семнадцатилетней девушки.
Они остановились у камина.
— Хотите кофе? — спросила она. Он посмотрел на нее и улыбнулся:
— Да нет, пожалуй. Нет.
— Тогда…
Он положил руку ей на плечо, и она прильнула к нему, робко обняла. Они поцеловались, но губы Джилли, вопреки его предположениям, оказались многоопытными.
Все смешалось в его впечатлениях — то ли она невинное существо, то ли вполне уже искушенная особа, и Джон отступил бы, если б его не захватило потоком страсти. Послушные рабы натуры — что там царские рабы, — его руки сжали ее в объятиях, он почувствовал под кофточкой из кашемира маленькую, неразвитую грудь. Ее волосы щекотали ему лицо, она тяжело дышала, а пальцы с обкусанными ногтями крепко вцепились в его пиджак. Сделав шаг к тахте, они вдруг услышали, как повернулся ключ во входной двери.
Они отпрянули друг от друга.
— Должно быть, Миранда, — сказала Джилли. Она чуть раскраснелась, но выражение лица было невозмутимое.
— Ты ожидала ее? — не без раздражения спросил Джон.
Джилли пожала плечами, и в ту же минуту в комнату вошла полная блондинка, с любопытством глядя на них.
— Миранда, — произнесла Джилли, и на лице ее появилось победоносное выражение. — Это Джон Стрик-ленд.
Они обменялись рукопожатием.
— Вы ведь знаете моих родителей? — спросила та.
— Да, — сказал Джон.
Они сели на тахту и принялись беседовать об общих знакомых, а Джилли пошла на кухню варить кофе. Когда она вернулась с чашками на подносе, Джон перехватил ее взгляд, который она бросила на свою подругу, — в нем было что-то ему непонятное. Без двадцати четыре он поднялся. Джилли проводила его до двери.
— Спасибо за кофе, — сказал он, — и за то, что вы показали мне квартиру. На мой взгляд, вам очень повезло, что вы ее нашли.
— Мы скоро собираемся устроить торжественный ужин, — сказала Джилли. — Вы должны прийти. И Клэр, конечно, тоже.
Они поцеловались в губы, и снова это был не просто дружеский поцелуй.
— До скорой встречи, — прошептал Джон.
— Да, — шепнула она. — И спасибо за обед.
Чуть позже в тот день Джон заглянул к себе в контору пробежать материалы, приготовленные ему на завтра. На столе лежала записка: звонил Гордон Пратт по партийным делам. Рассеянно побеседовав с поверенным — мысли то и дело ускользали к Джилли Масколл, — Джон позвонил Гордону, и они условились после работы зайти куда-нибудь выпить.
В бар на Ноттинг-Хилл-Гейт, когда они снимали там квартиру, они частенько заглядывали, но бар, как и все с тех пор, изменился до неузнаваемости. Вместо простой удобной мебели конца пятидесятых здесь был сплошной плюш, как на колесных пароходах, ходивших когда-то по Миссисипи, а вместо кружки пива, которую брали в добрые старые времена, они заказали по двойной порции шотландского виски: Гордон — чистого, Джон — с содовой.
— Я тебя не задержу, — сказал Гордон. — Обоих жены ждут. Я только хотел узнать, не передумал ли ты баллотироваться в парламент?
— Нет, не передумал, — сказал Джон. — И даже кое-что уже предпринял.
— Знаю, — сказал Гордон. — Я справлялся. Прямо в Главном комитете у вас. Весьма впечатляет.
— Это не сложно, было бы время.
— Как у вас отнесутся к твоей кандидатуре, если ты заявишься не на будущие выборы, а сейчас?
— У нас есть кандидат.
— Знаю. Я имею в виду не ваш округ. Мы надумали, чтобы Транспорт-хаус[22] провел тебя по списку «В».
Джон поскреб щеку:
— Пожалуй, это неплохо.
— Джека Вона, знаешь такого?
— Маленький, темноволосый, из Главного административного комитета? Да.
— Он говорит, что выдвинет тебя и обеспечит поддержку.
— А что дальше?
— Если Главный комитет и Транспорт-хаус одобрят твою кандидатуру, а они одобрят, то ты пройдешь по списку «В». И тогда можешь баллотироваться в другом округе.
— Катать по предвыборным собраниям и предлагать себя?
— Обычно так и делают, но для тебя мы кое-что наметили.
Джон слушал не без волнения.
— Округ Хакни-и-Харингей, там есть место главного казначея.
— Ну и что?
— Прелестное, спокойное местечко, принадлежит лейбористам. По крайней мере так до сих пор
