вы найдёте ответы на вопросы, тем…
— Тем что? — спросил Егор Егорович. И направил на карту перстень-дислокатор, считывая координаты городов.
— Тем раньше всё закончится. Да, кстати, что там с тем парнем, заменой? Журналист, кажется?
— Ищет ответы на вопросы, — недружелюбно ответил Егор Егорович. — На свои вопросы.
— Может быть, его можно использовать для поисков ответа на наши вопросы? — предложила Мур. — Тот, кто это всё провернул: с линзами, с Павлом Дуровым, и всем остальным… Может быть, он действовал не один? Может быть, ему кто-то помогал?
— Я проверил всех соседей в провинции, — сказал Егор Егорович. — Там несколько мелких мародёров и фермеры, ни у кого нет таких возможностей.
— Может быть, стоит поискать помощника не за чертой города, а внутри? — сказала Мур. — Но это просто предложение, как один из вариантов. Вам, как начальнику разведки, конечно же, виднее.
Сарказм в её голосе уже не был ничем прикрыт.
Повернувшись, Егор Егорович направился к выходу. Голос Мур настиг его у самых дверей.
— Канцлер просил передать, что когда всё закончится, вас ждёт магарыч.
Егор Егорович вздрогнул. Остановился, и повернулся, глядя на Мур.
— Ой, — с ехидцей сказала та, и поправила причёску. — Кажется, теперь я тоже знаю ваш секрет. Егор. Егорович.
Она помахала ему и засмеялась.
Не говоря ни слова, Егор Егорович вышел из зала Совета, а смех серого кардинала ещё долго стоял у него в ушах.
Глава седьмая
Плюсы и минусы
Каждый человек имеет право на сказку, даже если какая-то её часть — страшная и жестокая. Город Анатолия Толяна разграблен, сам он избит и унижен, но в любой, даже самой страшной сказке, должно быть хоть что-то хорошее.
Когда Гумилёв сказал, что нам угрожает новая опасность в виде спецназовцев-мародёров, я не представлял, насколько всё серьёзно.
В моём представлении среднестатистический мародёр выглядел как гопник-малолетка, в кепке, с серебряной фиксой, в кедах, и с банкой Яги в руках. Они, как падальщики, слетаются в районы, терпящие бедствие, ищут слабых, чтобы отнять последнее. По законам любого военного времени мародёры подлежат расстрелу. Вот, наверное, и всё, что я знал об этих отбросах общества.
Но мои представления оказались далекими от действительности, происходящей вокруг меня.
Всё началось, едва мы с Гумилёвым выбежали из штаба. Даже с крыльца спуститься не успели.
Сирена прекратила выть. В следующую секунду ворота разлетелись в щепки от мощного удара. Я завороженно смотрел, как в город, только что ставший моим, въезжает неведомая бронированная хрень. Размером с двадцатитонную фуру, обшитую железом со всех сторон, только на гусеницах, а не на колёсах.
Эта огромная тяжёлая дура довольно бодро проехала по дороге, нещадно выламывая куски асфальта, и остановилась перед штабом.
Один из бортов тяжёлого транспортного средства с грохотом откинулся на землю, образовав пологий спуск. Из чрева бронированного чудовища стали выбегать люди, внешним видом мало чем отличающиеся от безумцев. Разве что движения были осмысленными, а в руках они держали автоматы. Направленные на меня и на Гумилёва.
Они стали полукругом перед входом в штаб, а по мостику спустился ещё один персонаж.
Одетый заметно лучше, чем его спутники, он не был вооружён. Он держал бутыль с чем-то коньячного цвета, от него сильно разило спиртным, а ещё он постоянно тёр нос, и глаза у него были красные, словно у бешеного зверя.
— Так, так, — сказал он, спустившись по помосту. — У нас тут новый фермер. А где этот, как его… хотя, похер на самом деле.
Он сделал глоток своего пойла, рыгнул, шмыгнул носом, потом плюнул на крыльцо. Я в это время посмотрел на Гумилёва, но тот изображал статую, с устремлённым куда-то вдаль взором, и охеренно тупой улыбкой на губах.
— Анатолий Толян, — тем временем пробормотал красноглазый и поинтересовался. — Что тут имя, а что фамилия?
— Тут нет фамилии, — сказал я. — Это имя, только в двух…
— Да похер, на самом деле, — перебил красноглазый, подходя ближе. — Имя не меняй, а то я уже в отчётах запутался. А вот городу название поменяешь. Москва… что это за название такое странное для города? Под галлюциногенами придумал или с бодуна?
Балагуря, он поднялся по ступенькам и, нарочито сильно толкнув меня плечом, направился в штаб.
Дверь открыл ногой. Вернее, не открыл, а выбил, она повисла на одной петле, а красноглазый переступил порог и заорал:
— Аттика! Аттика!
— Прошу прощения, сэр, — внезапно вмешался Гумилёв. — У нас только один этаж и место для одного командира.
— Чо? — развернулся к нему красноглазый. — Чо ты сказал?
— Аттики здесь нет, сэр. — Гумилёв с сожалением развёл руками. — Прошу прощения. Я здесь единственный командир.
Красноглазый спустился с крыльца, снова задев меня. Посмотрел на штаб со стороны.
— Вот же дерьмо! — выругался он.
— Кто такая Аттика? — шёпотом спросил я у Гумилёва.
— Городской командир, — ответил тот.
Его ответ мне вообще ничего не сказал, и я хотел было задать ещё вопрос, но красноглазый прервал меня.
— Эй! Заткнитесь и слушайте меня! Особенно ты, Анатолий Толян. Сначала выстроишь второй этаж для штаба. Чтобы здесь была Аттика, понял? Потом разгоняй все ресурсные точки до максимума. Вопросы?
— Ав… — в горле предательски запершило, когда я справился с хрипотой, то спросил. — А вы вообще кто?
Красноглазый улыбнулся. Очень так нехорошо улыбнулся. И сказал, растягивая улыбку:
— А я всё ждал, когда ты задашь этот вопрос. Уже подумал было, что ты настолько идеальный фермер, что даже вопросы задавать не станешь. Эй, ты, сюда иди!
Последняя фраза относилась к Гумилёву. Тот покорно шагнул к красноглазому, но, видимо, недостаточно быстро. Красноглазый сам подошёл к нему, секунду рассматривал его китель, поправил зачем-то, а потом стал лить на него содержимое своей бутылки. На голову, на плечи, за шиворот.
Гумилёв покорно молчал, только губы едва заметно шевелились. Он уже не улыбался.
— Первый раз я объясню тебе, кто я, на примере твоего командира, — сказал красноглазый, вылив на Гумилёва остатки пойла и отбросив бутылку в сторону. — Постарайся запомнить, чтобы не допустить второго раза.
Он достал сигару и зажигалку. Сигару, повертев, спрятал в карман, а зажигалку поднёс к Гумилёву.
Меня пробрал холодный пот. Стало так страшно, словно это я стоял на месте своего командира.
