Неловко беспокоить других. Неловко признаться, что ты — слаб…
И за этим поведением, конечно же, стоит наше воспитание. Те убеждения и представления о нас самих, о людях, которые в нас вложили.
Нас воспитывали в представлении о значимости других людей. Важности других людей. Поэтому мы и боимся их «побеспокоить». Боимся им помешать своей просьбой, боимся быть не к месту. Они-то важные, а мы-то что? Так себе…
Нас воспитали в представлениях важности их оценки для нас. Поэтому до сих пор мы и стараемся произвести «лучшее» впечатление, чтобы «люди не сказали», что мы — не успешны или не состоятельны в чем-то, что мы сейчас слабы, нуждаемся в помощи.
Именно это представление о важности оценки людей и мешает нам открыто обращаться за поддержкой. Потому что открытое обращение за поддержкой означает признание, что у нас что-то не получается, что мы с чем-то не справляемся.
И мы не обращаемся за поддержкой. И в ситуации, когда действительно что-то не получается, на что-то не хватает сил — лишаем себя необходимой поддержки. Лишаем себя мощной поддержки, потому что люди в сообществе своем, действительно могут оказывать мощную по силе и эффективности поддержку.
Но нет, не скажу никому, не признаюсь, что мне нужна помощь. И в одиночку, обессиленный, буду мучительно решать сложную ситуацию, которая при поддержке разрешилась бы легко и просто.
В нас сформировано еще одно представление о людях — об их враждебности, их равнодушии. Мы не очень-то доверяем другим людям, чтобы впускать их в свою жизнь. Мы, скорее, ожидаем от них подвоха, нападения, чем помощи и сочувствия.
Мы считаем их закрытыми, жадными, нелюдимыми, корыстными, неискренними. Поэтому не видим в них своей потенциальной поддержки, поэтому и не обращаемся к ним за поддержкой, — не верим, что можем ее получить.
Все эти представления о людях и их взаимодействии друг с другом, как вообще все наши убеждения и жизненные установки, — результат нашего воспитания, «вложения» в наши головы родительских представлений, представлений социума, в котором мы жили. И они не помогают нам жить. Не помогают строить с людьми открытые и доброжелательные отношения, которые просто необходимы, чтобы быть поддержанными людьми, которые нас окружают.
Но мы не должны, не обязаны жить по представлениям, которые не поддерживают нас в жизни, а создают недоверие и разобщенность.
И эта парадоксальная ситуация будет продолжаться, пока ты принимаешь участие в таком общем сценарии:
Но кто сказал, что они такие? Почему нужно верить во враждебность или равнодушие людей? Люди такие, какими ты их видишь. Такими ты их и создаешь — по отношению к себе.
Можно видеть людей добрыми и отзывчивыми, щедрыми на отдачу, желающими помочь и поддержать тебя.
Обратись к хорошему в людях, и они реально станут по отношению к тебе — добрыми, открытыми, отзывчивыми. Измени свое отношение к людям, и тогда ты сможешь увидеть в них свою потенциальную поддержку, свою реальную поддержку.
Лучший способ получить что-либо — это открыто заявить о том, что тебе нужно. Конечно, ты можешь ждать, пока они сами догадаются. Поймут, чту тебе необходимо. Но проще способа не бывает: хочешь что- нибудь получить — попроси, чтобы тебе это дали.
Очень часто мы сами не можем дать себе поддержку. Нам не хватает сил, чтобы разобраться, что с нами происходит. И мы остаемся в одиночестве со своими проблемами. Но пока другие не узнают, что нам нужна помощь, — ее не окажут.
Однажды мой трехлетний внук преподал мне хороший урок и подсказал ценные мысли. Мы с дочерью и зятем пили чай на кухне. Пришел Никита, притащил игрушечную машину и сказал:
— Я вас буду катать! Залезайте!
Я решила ему подыграть и сказала:
— Все, я уже залезла! Я в машине!
— Мама, залезай! — сказал Никита.
— Я уже залезла! — сказала дочь.
— Я тоже залез! — провозгласил зять.
Довольный Никита стал нас «катать». Мы пили чай и смотрели со стороны, как он катает воображаемых нас, которые сидели в его машине.
— Вылезайте! — скомандовал он нам, и мы тут же с готовностью подтвердили, что все вылезли.
Игра ему понравилась, и он командовал нам «залезайте», «вылезайте» до того момента, пока машина не перевернулась.
Я увидела это и сказала:
— Никита, посмотри, что произошло! Мы же все выпали! Мы все рассыпались!
Он застыл, пораженный таким оборотом дела. Было видно, что он старается придумать: что же теперь делать?
Но вдруг с озарением на лице он произнес:
— Я вас сейчас соберу! («Собею» — так у него это звучало).
И он начал нас «собирать». Это было такое смешное зрелище, что мы хохотали до слез.
Он водил руками по полу, собирая что-то невидимое в кучку, как если бы собирал какой-нибудь рассыпавшийся порошок. Он собирал нечто, никому не видимое, и, собрав это в кучку, брал двумя ручками в щепотку и говорил:
— Все, маму собьял! — и клал «маму» обратно в машину.
Потом, так же собрав с пола невидимую щепотку, он заявил, что собрал меня, потом собрал папу!..
Я приехала домой и рассказала мужу, как Никита нас «собирал». Мы посмеялись…
Утром я встала очень несобранная. Я никак сама не могла понять — что же мне сегодня делать, за что хвататься.
Я вышла пить чай и сказала мужу:
— Знаешь, чего-то я себя такой несобранной сегодня чувствую, какая-то я сегодня рассогласованная…
— Это ничего, — сказал мне муж. — Я тебя сейчас соберу!
И он стал собирать меня, как это делал Никита. Он «собирал» меня из воздуха, сгребал с холодильника, со стен — со всего, до чего дотягивались его руки. Это было очень смешно — он так старался меня «собрать»! Наконец он протянул мне щепотку «меня» и сказал:
— Все, я тебя собрал!
Я рассмеялась, сказав ему спасибо. Но, странное дело, я вдруг почувствовала себя действительно собранной. Я вдруг ясно поняла, чту мне сегодня нужно делать, от чего отказаться…
Почему я рассказываю тебе об этом?
Мы бываем
Мы бываем
Мы бываем
И все эти слова говорят лишь о том, что мы бываем не собраны в одно целое. И тебе самому необычайно трудно собрать себя целиком, потому что ты находишься в одной плоскости со своими растерянными частями. Нужен кто-то, кто со стороны видит ситуацию. Кто поможет тебе собрать тебя. Но этот кто-то никогда не сможет этого сделать, если ты не обратишься к нему за поддержкой. Если ты не