Как ни странно, этот случай и впрямь был самым что ни на есть подлинным; единственная сложность состояла в том, что все случилось очень давно и Сашке стоило определенных усилий припомнить подробности этой мрачной истории.
— …когда мне было шесть лет и еще была жива моя бабушка, мы летом всей семьей ездили к ней отдыхать. Бабушка жила в небольшом, но очень уютном городке, в пятиэтажном доме на левом берегу речки. А на правом берегу было кладбище, довольно старое. Иногда бабушка ходила туда присмотреть за могилками родных и друзей и брала меня с собой. Тогда в детстве мне казалось, что это кладбище огромное. Куда ни глянь — везде ряды могил, и конца-краю им нет. Пока бабушка убиралась внутри оградок, я бродила и смотрела на обелиски и фотографии умерших людей и пыталась понять, какими они были при жизни, и что с ними случилось.
— Небось боялась-то мертвяков? — не вытерпела Полина.
— Нет, напротив. На кладбище мне почему-то было очень спокойно и уютно. Впрочем, рассказ отнюдь не обо мне и даже не о моей бабушке. В то лето, когда все произошло, стояла очень жаркая и сухая погода. Все горожане двигались как сонные мухи, а самой заветной мечтой любого жителя была бутылка ледяной газировки. Надо отметить, что городок, в котором жила бабушка, был очень спокойным, и если уж в нем происходило что-то экстраординарное, об этом событии тут же становилось известно всем от мала до велика. Почему-то мне хорошо запомнился этот день, когда бабушка, вся бледная, вернулась с базара и сообщила, что на кладбище завелся упырь. По молодости лет я не знала, что такое упырь, и, конечно же, тут же пристала к бабушке с требованием рассказать, что это за зверь. Мама тут же зашикала на меня, и я поняла, что задала бабуле
Оказывается, рано утром на кладбище обнаружили восставшую из могилы покойницу — при жизни завуча школы и вроде как жутко вредную тетку, ушедшую из жизни ровно четыре дня назад. Покойница сидела в раскрытом гробу, прислонившись спиной к разрытой могиле, и на лице ее была свежая запекшаяся кровь.
Городок, как это обычно бывает, тут же разделился на два противоборствующих лагеря. Одни требовали немедленно привести к могиле священника и изгнать дьявола из грешницы, другие указывали на то, что при жизни покойница была воинствующей атеисткой и, будь ее воля, вряд потерпела бы, чтобы ее отпевали по церковным обрядам. Ну а кое-кто не мудрствуя лукаво предлагал воспользоваться простейшим народным средством и вогнать ей в сердце осиновый кол, чтобы больше не колобродила по ночам и к живым людям не приставала.
Пока суд да дело, родственники покойницы быстро закопали ее обратно, тем более что на припекающем солнышке тело начало сильно благоухать, и уж понятно, что в воздухе пахло отнюдь не розами. Разумеется, фокус с осиновым колом не прошел. Сын покойницы решительно встал на защиту матери и заявил, что не даст узколобым фанатикам надругаться над телом самого близкого ему человека.
Но жители не успокоились. Поскольку никаких обрядов — ни церковных, ни народных — над телом проведено не было, поползли слухи, что вредная покойница непременно восстанет снова. Высказывались подозрения, что раз на ее лице была кровь, значит, она все-таки успела кого-то укусить, а раз так — жди проблем. И проблемы и впрямь последовали. Где-то дня через три на кладбище обнаружили еще одного восставшего — на этот раз им оказался почтенный старичок, генерал в отставке. На сей раз труп лежал так, словно дедок пытался выбраться из могилы наверх, да сил не хватило, вот он и упал ничком на глинистую осыпь. Но самое странное было в том, что на старичке, кроме исподнего, не было надето ничего. И это при том, что его, согласно последней воле, хоронили в форме и при всех регалиях!
Тут уж по городку поползли слухи один другого фантастичнее. Кто-то всерьез уверял, что и завуч, и генерал на самом деле не умерли, а заснули летаргическим сном, а очнувшись в гробу, предприняли отчаянную попытку вернуться обратно — и, надорвавшись от непосильной работы, умерли уже окончательно. Впрочем, это не объясняло, каким образом они выбрались из заколоченных гробов, да еще под гнетом полутораметрового слоя земли, зачем старичку приспичило раздеться и куда он дел форму. Детишки во дворе, помню, взахлеб рассказывали о том, что бабка-упырь по ночам бродит по кладбищу и пьет кровь у свежих покойников. Даже играли во что-то этакое: один бегал и кричал «укушу!», а другие с визгом разбегались от него в разные стороны.
Ну а закончилось все весьма прозаично. Кто-то в райцентре увидел, что на рынке из-под полы торгуют орденами и медалями, сообщил об этом в милицию. Торговца взяли с поличным, хорошенько тряханули, и он указал, кто принес ему награды. Схватили его поставщика, стали выяснять, откуда у него оказались регалии покойного генерала. Так вышли на одного кладбищенского рабочего, из новых. Оказывается, он примечал, когда хоронят богатых покойников, а ночью, пока никто не видит, разрывал могилу и мародерствовал. В общей сложности он так успел обчистить семь могил. А с завучем у него прокол случился — только он крышку-то снял, как услышал чьи-то шаги. Он от неожиданности об гвоздь-то рукой и поранился. Прикинув, что сейчас его засекут, усадил тетку в гробу, а сам дал деру. А пока ее пристраивал, случайно по лицу раненой рукой задел, отсюда и кровь.
— Что-то я не понимаю. А не проще ли ему было оставить все как есть и бежать? Зачем было так извращаться и сажать покойницу? — округлила глаза Полина.
— Ему тоже задавали этот вопрос. Он ответил, что разрытая могила, когда покойник на месте лежит, быстро на подозрения наводит, что кто-то на этом самом покойнике поживиться хотел. А вот если покойник вроде как погулять собрался, это можно на чертовщину списать, никто и не подкопается, пардон за каламбур. Кстати, единственное, о чем он жалел по поводу той тетки, так это о том, что не успел у нее толстенное обручальное кольцо с пальца снять. Собственно, именно на него он и нацелился. А пальцы-то распухли, кольцо не слезает! Пока он думал, отрубить его лопатой вместе с пальцем или не стоит, раздались шаги, и ему пришлось удирать не солоно хлебавши.
— Ладно, а с генералом с чего вдруг такой прокол вышел?
— А это уже всецело его собственная дурость! Дурость и жадность несусветная! Решил не таиться, а еще больше ажиотаж поднять. Тем более что обойти своим вниманием генерала он просто не мог: не каждый день в гроб такой иконостас из орденов кладут. Поэтому вместо того чтобы втихую разрыть могилу и унести все, до чего его загребущие ручки дотянутся, он специально тело генерала так положил, чтобы со стороны казалось, что покойник сам наверх полез. Еще гордился, какой он хитрый да умный. Мол, в городе только и слухов, что про моего упыря. Недалекий человечишко. Да и мерзкий притом. Что о нем говорить? Вот, собственно, и вся история. Ну, кто дальше Шахерезаду изображает?..
— Ну вот, а плакалась, что не сможешь! — шаловливо погрозила Сашке пальчиком Полина. — Знаю я тебя, все цену себе набиваешь! Ладно, теперь моя очередь…
— Барышни, а вы не возражаете, если следующим буду я? — вдруг спросил Станислав.
Сашка с удивлением посмотрела на него. Лицо Стаса было мрачным и взволнованным, как у человека, только что принявшего для себя крайне важное решение.
— Ну разумеется! — воскликнула Полина. — Просто замечательно! И какую историю вы нам расскажете? Надеюсь, пострашнее Санькиной? А то я, признаться, даже испугаться-то как следует не успела, как все закончилось!
Станислав вздохнул:
— Могу вас заверить, история будет просто
— Мы все внимание! — промурлыкала Полина и потянулась за следующей бутылкой пива.
— Что ж, слушайте…
