— Спасибо, князь. Премного благодарен.
— Но это еще не все, — продолжал Владимирко, и конь под ним заходил на месте. — Ответь мне на один вопрос: ты клятву верности давал польскому королю или он тебя так принял?
— Я целовал крест польскому королю.
— И ты нарушил свою клятву?
— Нарушил, князь, чтобы тебе помочь.
— Так значит, ты — клятвопреступник и должен получить наказание за это! — громовым голосом выкрикнул Владимирко. Венгр от страха съежился, а на площади стало так тихо, что слышно чириканье воробьев. — Позвать сюда палачей!
Вышли трое здоровенных мужчин. Двое из них схватили Стефана за руки, а третий ловким движением ножом вынул у Стефана оба глаза. Венгр закричал диким голосом от боли, по лицу его обильно текла кровь, падала на расшитый разноцветным рисунком камзол, капала на землю.
— А теперь вырвать ему язык, чтобы он не мог сболтнуть то, что ему доверят будущие хозяева!
Палач в точности исполнил приказание князя.
После этого венгр обвис на руках палачей и стих, как видно, потерял сознание. Но его тотчас привели в чувство, вылив на голову ведро воды. Захлебываясь кровью, он молча, бессмысленно стоял, как видно, перестав что-либо соображать.
— Напоследок приказываю оскопить клятвопреступника, чтобы у вероломного чудовища не родилось чудовище еще более пагубное!
Сняли штаны и отрезали то, что было велено, а потом обмякшее тело унесли за угол костела и бросили на землю.
После этого произошел дележ богатства, были принесены еда и питье, и начался пир победителей. Все хвалили своего князя, пили за его здоровье, а у Ивана отчего-то сжималось сердце от воспоминаний о том, какой резне подверглась Вислица и как бессердечно и коварно расправился князь с венгром Стефаном… Конечно, он впервые участвовал в походе, ничего не знал о правилах и порядках, поэтому такое сильное впечатление произвели на него действия и приказы Владимирко; вот пройдет время, привыкнет он к жестокостям, творящимся на войне, и не станет обращать особого внимания на них… И тут он вспомнил про княжну Анну и невольно подумал, с каким безжалостным человеком она живет. Она что, привыкла к его лютости, кровожадности или при ней он бывает совсем другим, кротким и послушным?..
По возвращении в Галич Владимирко устроил богатый пир. Приглашены были на него знатные люди княжества — князья и бояре, старшие дружинники и купцы. Столы ломились от всевозможной закуски, слуги не успевали подавать вина, пиво и квас.
— Пьем за нашу победу! — провозглашал Владимирко, высоко поднимая свою чару. — Пусть мой отец спит спокойно. Он за свои обиды отомщен в полной мере. Пусть окружают его на том свете ангелы и херувимы!
Гости шумно поддержали князя, выпив до дна свои чары.
— Пусть здравствует наш князь Владимирко! — зычно произнес боярин Удача Прокшинич, седовласый старик, известный в прошлом рубака и знатный полководец. — Нет сильнее в Червонной Руси владыки, чем он. Он основы Польского государства сотрясает! Пусть у него в жизни будет путь прямой и ровный, и ведет он его не куда-нибудь, а в сам Киев, на великокняжеский престол!
Снова все одобрительно зашумели, но Владимирко, явно польщенный похвалой, стал для вида отнекиваться, хотя чувствовалось, что слова боярина ему пришлись по душе:
— Нет, братья, до Киева мне далеко. По старшинству не вышел. Или забыли про лествицу?
На Руси власть не передавалась от отца к сыну, как это было принято в большинстве стран, а наследовалась родом Рюриковичей по старшинству. Самый старший в роду владел страной и находился в Киеве. Это великий князь киевский. Рядом с ним находились князья с сильными и богатыми княжествами. Средние по возрасту князья владели средними по значению княжествами, а младшим доставались окраинные, захудалые владения. Но, подрастая, младшие переходили в средние княжества, а из средних — в более значимые земли, поближе к Киеву, а повезет — и становились великими князьями. Правда, в последние годы этот порядок начинал нарушаться, власть великокняжескую брали силой и хитростью, а Киев стал разменной монетой в руках могучих и изворотливых правителей.
— Что там лествица, — тотчас возразил боярин Избигнев Ивачевич, сорокалетний красавец, пройдоха и гуляка, но храбрый воин. — Вон князь суздальский Юрий Долгорукий уже Переяславль захватил, так и метит на киевский престол. А какие у него права? Перед ним еще двое братьев в очереди, а он с этим не думает считаться. Потому как у него — сила! А разве у тебя, князь, не такая сила, как у Долгорукого?
— Может, и такая, да спесивость не та, — скромно ответил Владимирко. — Пусть они там воюют, а я здесь буду хозяином, мне и здесь хорошо. Может, когда попросят, так я подумаю…
— Вот золотые слова молвил князь! — вскочил со своего места Избигнев Ивачевич. — Пусть они там друг другу глотки перервут, в битвах и сражениях обессилят, а мы тут как тут, нате вам, прибыли! И все будет наше!
Владимирко засмеялся, сокрушенно качая головой, за ним дружно заржали и гости, прекрасно поняв, что боярин угодил в точку, высказав затаенные мысли князя.
— А пока я здесь хозяин, — продолжал Владимирко, когда в трапезной стихло, — хочу судить-рядить по-своему, как моей душе угодно. А угодно мне щедро наградить моего племянника Ивана Ростиславича.
Владимирко кинул многозначительный взгляд на Ивана, и тот понял, что, дескать, прощаю тебе твой промах — неисполнение приказа о расправе над жителями Вислицы, и ты должен в полной мере оценить широту моей души.
— Впервые он возглавил перемышльскую дружину и показал себя храбрым и умелым военачальником, за что передаю ему во владение один из моих уделов. Так вот, с этого времени Иван Ростиславич становится князем Звенигородским!
Зал взревел от проявления такой щедрости князя, рядом сидевшие гости стали поздравлять Ивана. От неожиданности он несколько растерялся, бормотал что-то в ответ. И тут заметил взгляд Анны, обращенный на него. Она ласково улыбалась, а глаза светились непритворной радостью. И вдруг тепло и светло у него стало на душе, словно вошел он в весенний сад с зеленой травкой и цветущими деревьями, и с голубым небом над ним…
Из Галича Иван сначала вернулся в свой родной Перемышль. Отец, узнав о новом назначении сына, истово перекрестился и сказал:
— Наконец-то кончатся твои безалаберные увеселения, и ты займешься настоящим делом. Век буду благодарен своему брату, что он не поскупился и выделил в твое владение большой удел. Правь княжеством, сын, со старанием и большим прилежанием, чтобы я гордился тобой. Хочется мне верить, что там ты найдешь свою судьбу, женишься, пойдут дети, которые наследуют власть в Звенигородском княжестве, и не искоренится наш род, а будет укрепляться из века в век!
А потом, уже за застольем, которое было организовано в честь такого события, старый князь прослезился и сказал:
— Какое звучное название у твоего города, как оно ласкает мой слух — Звенигород! Полюбился он народу. Недаром на земле Русской стоят несколько городов с таким именем. Есть еще один Звенигород на нашей Галичской земле, известен Звенигород под Киевом, а недавно вернулись купцы из Суздальского княжества и поведали, что и там выстроен Звенигород на Москва-реке…
Через неделю отправился Иван в свой удел. До дальней околицы проводила его Таисия. Шагая рядом с его конем, она говорила сквозь слезы:
— Взял бы ты меня с собой, Иван. Что мне без тебя делать?
— За ум надо браться, Таисия, — наставлял ее Иван теми же словами, как когда-то поучал его отец. — Про баловство надо забыть, мы уже выросли из этого возраста, взрослыми совсем становимся.
— Так я про то и говорю, что повзрослели мы. Поэтому и не должны расставаться. Как я буду жить без тебя?
— Выходит, мне тебя и всех своих дружков забрать с собой?
— При чем тут дружки? Ты меня одну возьми.
