— Да какой это банкет! Фу! — Актриса сморщила симпатичное личико. — Мне много не надо, — остановила текущую в ее пластиковый стаканчик струйку «Изабеллы», — завтра сказка тяжелая. Кувыркаться, бегать… Сказки больше энергии забирают, чем серьезные.
Вадим явно клеится к ней. В меру своих способностей, конечно, говорит неуклюжие комплименты. Андрюня конкурирует с бригадиром. Меня это почему-то начинает злить, тянет ляпнуть какую-нибудь неожиданную, хамскую фразочку… Смотрю на подвижное, привлекательное и молодое, но уже подпорченное гримом лицо Ларисы, слушаю ее мелодичный и в то же время искусственный, раздражающий голосок. Этим голоском она делится своими творческими планами:
— Собираюсь летом поступать в ГИТИС. Дубравин согласен, он уверен, что у меня есть талант.
— Не талант, талантище! — поправляет Вадим.
— Давай, Лора, это дело серьезное! — тут же подключается и Андрюня.
— Если зацеплюсь в Москве, буду стараться там место найти. Зачем возвращаться? Но, — Лариса встряхнулась, — не будем загадывать…
— Вот именно, — говорю, наливая парням водку в посудинки. — Давайте просто — за грандиозность желаний!
— Мне не… не могу, — подает голос незаметно спекшийся Игорек, встает и, чуть не потеряв равновесие, хватается за спинку стула.
— Погоди, Игореня, последнюю. Давай, за желания! Это святое!
— Нет, не могу… Спать… — Шатаясь, икая, Игорек покидает номер.
Вскоре и актрисочка засобиралась:
— Пора отдохнуть. Завтра тяжелая сказка…
— Ну что это! Сколько еще вина, сколько закуски! — Вадим протягивает ей блюдце с нарезанным желтокожим яблоком. — Ларисик, еще чуть-чуть! Пообщаемся.
Но она уходит. Мы в молчании допиваем водку, затем «Изабеллу», гасим свет и ложимся в кровати. Бригадир начинает задорным от злости голосом фантазировать, как бы, в каких позах он оттрахал Ларису Волкову. Постепенно подключаемся и мы с Андрюней. И получается жутко возбуждающе, почти как наяву. Кажется, что девушка сейчас на соседней постели, занимается с Андрюней или Вадимом и вот-вот окажется подо мной или — лучше — сверху. Обнаженная амазонка на молодом скакуне… Стараясь не шубуршать, я потираю зажатый в кулаке, налитый кровью и силой член и быстро кончаю в край простыни. Засыпаю, чувствуя рядом с собой горячее, гладкое, упругое тело прекрасной девушки.
Поздно вечером в воскресенье вернулись в Минусинск. Разгрузку «ЗИЛа» с декорациями отложили до вторника.
Из последних сил я притащился в общагу, а там, естественно, Лёха. Бланш с его рожи почти что сошел, зато у него новая неприятность.
— И чего теперь? Как я им помогу? — сразу, не спросив даже, как гастроли прошли, заныл. — Горшки таскать? Ох, твою-то… бля-а!..
— Что опять?
Он читает мне телеграмму:
— «Приезжай попрощаться, очень плохи, деньги дорогу выслали адрес театра. Мама». Ну и как?..
Я помалкиваю. Я ошарашен и в то же время рад, что Лёха может уехать, пусть ненадолго, на неделю-другую. Пожить без него… Чтоб как-то отреагировать, говорю:
— Да, приятного мало.
И сосед тут же засыпает меня словами:
— Может, забить, слышишь, Ромка? Получу деньги и отправлю обратно. А? Дам телеграмму, что, мол, работаю, не могу никак. А? Ведь я там сгину, Ромка, я чувствую!.. Что мне там делать, сам посуди. Совсем никаких вариантов. Что, в шахту лезть, что ли? Ну, есть у меня права, могу на грузовике ездить, но… но разве смогу? Спецом где-нибудь перевернусь с тоски… Не хочу я отсюда… Ну и что, что родители? Они свою жизненку просрали, а теперь меня зовут, чтоб я им доживать помогал. Блин, да я сам жить хочу!.. С бухгалтершей если выгорит, хоть разок по-настоящему куражнуть. Не ехать, а? К чертям этот сыновий долг! Они-то, когда меня зачинали, думали? Я не просился сюда, но если родился уж… Почему я-то тоже мучиться должен?
— Погоди, — пытаюсь перевести разговор. — Про Ксюху слышал что-нибудь?
— Да на хрена мне все эти Ксюхи?! У меня своих геморроев хватает!
Но, как часто это бывает с ним, наоравшись, Лёха стал увлеченно рассказывать про заморочки других. Сегодня вот про Ксюху и Павлика:
— Короче, дочитался этот дебил. Теперь лет пяток точно читать не сможет. Ха-ха, кроме своего дела!.. Что случилось-то? Да грабанули они одного коммерка. Мне в театре и в общаге тут порассказали, но не верится — слишком смешно. По натуре, как в фильме дешевом… У Павлика, в общем, какой-то дружок с машиной был. Они втроем приехали вечером к коммеру на дом — Павлик, Ксюха и этот дружок, — натянули чулки на бошки, вытащили детские пистолеты. Ну, эти, китайские, они ж с виду один в один настоящие… Короче говоря, к коммеру ворвались, положили его с женой на пол, связали, обшарили хату, денег тысяч пятнадцать, что ли, нашли, вещи какие-то… Ну и свалили. И получилось бы, может, если бы гаишники их не тормознули. Ну, случайно чисто, документы проверить, а они — по газам. Менты за ними. Повязали, короче. Мне билетерша рассказала, у нее сын в прокуратуре, оказывается. Имей в виду, подонок!.. Ксюхе-то, наверно, условняк влепят, а Павлик по полной загремел. Тем более траву нашли у него в комнате… Нравится?
— Н-да, — вздыхаю, — редкостные идиоты.
— Нет, не все так просто. Так тоже нельзя… Я вот три дня здесь валяюсь, думаю. По-умному надо все делать. По-умному! И с бухгалтершей тоже. Чтоб знали только мы четверо, и чтоб никаких нервозов, осечек… Видишь, если б у них получилось — и при бабках, но в последний момент все сами испортили…
Радуясь, что Лёха отвлекся от мыслей о грядущей поездке к больным родителям, я раздеваюсь и заваливаюсь на кровать. Сосед же мечтает:
— На дело настроиться необходимо. Риск убрать до нуля… Если пятнадцать тыщ они отхватили, то это каждому, значит, по пять. Нравится, а? Вдобавок золото там, еще что-нибудь ценное… С бухгалтершей если получится, то нормально получим… Да вообще — хоть сколько! Где их взять, даже сто рублей, например? Десятки просто так никто не подарит, а жить-то надо.
12
Без четверти полночь. Ледянистый ветер дует разом со всех сторон. Зачем-то я пошел с работы пешком — хе-хе, решил прогуляться — и теперь зло ругаю себя, втягивая голову в воротник куртки, сжимая и разжимая окоченевшие пальцы.
А улицы пусты и темны. Окна в избах плотно закрыты ставнями, ставни закреплены стальными крючьями, а те, в свою очередь, намертво привинчены болтами к стенам внутри жилищ; в оградах ворчат готовые к драке цепные псы; поверх высоких глухих заборов натянута проволока с колючками. Надежные крепости, в них не проникнешь…
В общагу идти не могу. Надоела она до предела, до тошноты. И ноющий Лёха, и потрескавшийся потолок, и запах в уборной, и мигание перегорающих ламп, пустой подоконник на кухне… Но куда еще? Зачем поперся пешком?.. Нет, зачем-то поперся. Куда-то мне надо совсем не в общагу, в другое какое-то место. Бросить привычное, надоевшее, старое. Стать новым, никому не знакомым. Даже себе. Себе в первую очередь.
Останавливаюсь на углу Трудовой и Мичурина. Впереди светится Торговый комплекс всеми своими фонарями, маняще подмигивает разноцветными елочными гирляндами в витринах ларьков. Но мне не туда. Что там? Там все не для меня. И девочки той, с золотисто-каштановыми волосами, там нет. Или я ее не встречаю, потому что она тоже не для меня. Она для каких-то других… Ну и черт с ней…
