у нее по штучке, я договорился с тем и с другим, чтоб оставили.
— Так что, Олежек, за разочарование? — интересуется Наташа.
— Ох, понял сегодня, что любви-то нет.
— Хи-хи! А что же вместо нее?
— Вместо нее?.. Ну, вот есть, извини, есть половое влечение. Более или менее сильное, продолжительное или короткое… Была здесь вчера одна девушка, достаточно симпатичная, неглупая очень. Сутки мы с ней плотно общались. То разговаривали, то… ну, это самое… И когда разговаривали, а говорили о возвышенном в основном — о живописи, литературе, — я не мог по-настоящему вникнуть, что она говорит, что сам говорю — мне мешало желание ее гладить, целовать. Я не слушал, а любовался, мечтал. И я уверен: так у всех. И через какое-то время это проходит, люди снова чужие.
— У некоторых малонормальных мужчин, может, и так, а женщинам важно другое! — пыхнула Наташа горячей репликой.
А мне понравились слова Шолина, я ведь испытываю те же желания, находясь рядом с привлекательной девушкой. Как вот сейчас. И потому спрашиваю достаточно нервно:
— И что тогда важно женщине?
В дверь позвонили. Что-то недовольно бурча, Анархист пошел открывать.
Пикулин привстал на диване, зашептал простенькую молитву:
— Хоть бы с водкой кто, хоть бы с водкой…
Анархист заглянул в комнату. Лицо озабоченное.
За его спиной маячит сухопарый и высокий, совсем молодой паренек с аккуратной прической, в куртке «пилот». Улыбнулся Шолину, и тот покорно к нему направился:
— Лучше в соседнюю комнату.
Ушли. Анархист остался между комнатой и прихожей.
— Кто это? — подозрительно щурясь, спросил Пикулин. — Слышь, Серый?
— Один из них… я рассказывал. Насчет квартиры опять.
— Скоты, — Наташа вздохнула. — В милицию заявить надо. Доводят парня…
— Можно попробовать и самим навести здесь порядок. — Пикулин поднялся с дивана, выглянул в прихожую и громко позвал: — Хэй, гость, подойди-ка сюда! — Оглянулся на Анархиста: — Как его?..
— Юр, не заводись!..
— Как его звать, спрашиваю?!
— Андрей.
— Андрюша, хэ-эй, на пару слов будь любезен! — Пикулин сел на стул в центре комнаты, бросил ногу на ногу. — Наталия, сигаретку можно у вас попросить?
— У меня две штуки осталось.
— Для понта! Чтоб вид иметь!
Девушка с неохотой подала сигарету. Он развязно стал курить, наверно, подражая киношным героям. Подождав минуту, другую, снова прокричал:
— Андрюша, дружок, не задерживай, очень прошу!
— Может, не стоит, — говорю. — Это ведь их дело…
— Идет, — прошипел Анархист.
В комнате появился Андрей, за ним — унылый, усталый Шолин.
— Здравствуй, Андрюша! — нагло разглядывая посредника, воскликнул Пикулин. — Как жизнь, как бизнес?
— Добрый вечер…
— Нормал? Ну и ладушки. Я хотел, Андрюша, с тобой потолковать мала-мала. Присаживайся, не робей.
Парень брезгливо посмотрел на маленького, невзрачного человечка на стуле, повернулся к Шолину:
— Не понимаю…
— Да ты не крутись, красотунчик. Ты все понимаешь, гад! — прорвало Пикулина, он вскочил и мгновенно оказался перед Андреем. — С-слушай, пешка, ты сейчас будешь запоминать мои слова. Понял, нет? Передай хозяевам, что хата уже занята. Вашей шулупони здесь больше нечего делать. Здесь — я! Понятно, мужчинка, нет? А зовут меня, для справки, Цедекович. Станислав Цедекович. Не слыхал такое сочетание слов? Зря, зря, красотунчик. Но ты запомни, твои хозяева знают. И если возникнут еще какие-то заморочки, то придется общаться плотнее. Понял меня? Если понял — свободен.
Андрей, спокойно выслушав эту эмоциональную речь, пожал плечами, сказал сладковатым голосом, но с затаенной угрозой:
— Хорошо, я передам. Все понятно. Спокойной ночи. — И, слегка поклонившись, вышел из комнаты.
Хлопнула дверь.
— Ну как, правдоподобно же получилось? — Пикулин решил узнать наше мнение. — Он все понял, больше не сунутся.
— Зря, — бесцветным голосом отозвался хозяин квартиры, сел на диван, положил голову в ладони. — А, все равно… я устал.
Тут и Анархист пришел в себя.
— Да, Юр, нельзя было так. Ты вот сегодня или в крайнем случае завтра уйдешь, а нам что делать? Об этом подумал? — Он подошел к окну, уставился в черно-огнистую муть. — Ночью могут всей оравой нагрянуть, отмундошат без разбора для профилактики…
— Да все четко, — не унывал Пикулин, — брось мандражиться!
Зачем-то и я подбросил дровишек в костер:
— Действительно, теперь может начаться. Давайте свалим на ночь куда-нибудь.
— Ребя, хорош! — вскричал художник-буян. — Все я правильно сделал. Надо давать отпор сволочам. Наталия, скажите! Они поняли, они знают, кто такой Цедекович.
— Эх, сейчас бы выпить. — Шолин убрал ладони с лица, посмотрел на девушку. — Наташ, у меня пенсия через неделю… одолжи… А?
— У меня нету денег.
— М-да…
А Серега Анархист вслух анализировал создавшееся положение:
— Отступать некуда. Будем готовиться к обороне. Они это так просто не спустят, вернутся. — Оглядел комнату, поправил берет. — Время терять нельзя! Так, они подкатят на тачке сюда, как раз под окно. Станут подниматься. Это займет у них не больше минуты… Во-первых, выставим на балкон часового. Кто добровольцем?
Пикулин сморщился, махнул рукой:
— А, началась Ирландия.
Я наблюдал за притихшей, растерянной, но тем более симпатичной Наташей. И мне захотелось геройства, я начал призывать мафию, представил, как мы бьемся с огромными, шкафообразными детинами, как я спасаю девушку, спуская ее на улицу по простыням. Нет, лучше выбиваю наведенный на нее пистолет, принимаю на себя предназначенный ей удар цепью…
— Пусть лезут, мы отобьем любые атаки! — вырвался у меня воинственный вопль.
— Молодец, Ромыч! Так, сколько нас?.. — Анархист заметался по комнате. — Раз, два… пять человек! Наташа, ты назначаешься медсестрой. В ванной наволочка на полу, из нее нужно сделать бинты. Сэн, Юра, Шолинберг…
— Мне все равно. Я — устал…
— Кончай ныть! Дело идет о жизни и смерти. Отвоей независимости, по крайней мере!
— Будем швырять бутылки, — показал я под большой обеденный стол. — Их здесь штук тридцать.
— А я умею кидать ножи! — в конце концов загорелся и Пикулин азартом предстоящего боя. — С любой позиции — девяносто процентов попадания.
— Отлично, Юр, гениально! Мы отобьемся! Сколько можно терпеть, в самом деле?! Свобода или
