Я не спрашивал, я констатировал факт. Этот парень использовал меня втемную для достижения своей цели, но я не сердился на него. Тот, кто рискует жизнью ради спасения близких, достоин уважения и помощи. Даже если он не привык доверять никому, в том числе и своему напарнику, с которым бежал из плена и плечом к плечу отстреливался от врагов. Шухарт просто шел вперед, к своей цели, лежащей далеко за океаном. К своей семье. К мечте, без которой любой человек – ничто. Так, оболочка из кожи, набитая костями, мясом, дерьмом и примитивными желаниями, не особо расходящимися с потребностями свиней или простейших микроорганизмов.
– Не прими в ущерб, что я использовал тебя, – глухо сказал Шухарт. – Просто я сразу понял – ты такой же, как я. Товарища не оставишь и сдохнуть ему как собаке не дашь. Может, в душе материть его будешь по-всякому и даже подумывать о том, чтобы бросить его нафиг или пристрелить, чтоб сам не мучился и тебя не мучил. Но не бросишь и не пристрелишь.
– Ну, спасибо на добром слове, – буркнул я. Не люблю я, когда мне говорят такое. Правду в глаза никто не любит.
– Если нужно, я могу дать тебе «панацею», – сказал Рэд. – На время. Твое лицо нужно лечить, иначе загнить может, ожоговая болезнь разовьется. В лучшем случае оно уже не твоим будет, себя не узнаешь.
– Не стоит, – покачал я головой. – Твоей семье оно нужнее, неизвестно еще, как «панацея» себя поведет в твоей Зоне. На мне же все заживает, как на собаке. А если рожа будет в ожоговых шрамах, так мне красоваться особо не перед кем.
Шухарт покачал головой.
– Врешь. По голосу слышу: не мне, сам себе врешь. Других обмануть можно, себя – никогда. Я много лет сам себя обманывал, хотел счастье в Зоне найти для себя, жены, дочери, отца… А нет его там, понимаешь? И нигде нет. Его только своими руками создать можно, руками и сердцем. И для этого ничего не жалко, даже жизни. Ты же свое счастье где-то оставил, теперь ищешь его, а найти не можешь. И не найдешь, если только к брошенному не вернешься или новое сам создавать не начнешь.
Я чувствовал – прорвало парня. И не особо нужен я ему сейчас как собеседник. Ему сейчас эдакий безответный пулеуловитель был необходим, в который можно, не опасаясь рикошетов, разрядить душу. Но молчал я не только поэтому. Просто правильно он все говорил, но мне его правда оказалась как-то без надобности. В отличие от меня, он был счастливым человеком. Он возвращался к семье, которой у меня не было, и этим все сказано. Так что пусть он выговорится, а потом мы просто разбежимся, потому что ему я больше не нужен. Как, впрочем, и он мне. Я свой долг выполнил, спас человека, с которым вместе бежал из плена, а о дальнейшей своей судьбе он вполне может позаботиться сам. Вот только через поле аномалий его проведу по знакомой тропинке, и разойдемся краями, как в море корабли. Потому что сталкеры- одиночки ходят с напарниками, только когда имеется в том необходимость и присутствует взаимный интерес.
Возможно, Шухарт что-то понял, потому что ближе к полю аномалий плотность его словесного обстрела сошла на нет, и остаток пути мы прошли молча. Летом украинские ночи короткие, и за нашими спинами уже занимался рассвет, когда мы подошли к длинной, величественной и пугающей преграде, состоящей из смертоносных порождений Зоны.
Я уже собирался разразиться тирадой о том, что американцу необходимо идти за мной след в след, если он реально хочет вернуться домой, но не успел. Шухарт выключил фонарь, надобность в котором отпала с первыми признаками рассвета, и достал из кармашка тощего вещмешка интересную конструкцию. На ладони сталкера лежал черный кусочек металла, вложенный между дисками небольшой «пустышки». Причем нет, не лежал он, а висел в пустоте, так как от него до каждого из дисков было миллиметров по десять. Почему-то мне показалось, что этот угловатый слиток в какой-то момент попытался вырваться из невидимого плена, дернулся в сторону едва заметно, но у него ничего не получилось.
– Вот он, «шевелящийся магнит», – пояснил Шухарт. – «Пустышка» сдерживает его силу – иначе, думаю, и я, и ты уже бы начали изменяться, превращаясь не пойми во что. Но и того, что осталось, вполне достаточно.
Я не успел спросить, для чего именно достаточно, как Рэд шагнул вперед и запросто пошел через поле аномалий, словно по своему личному ранчо.
Смертоносные порождения Зоны сначала потянулись было к беспечной добыче, но потом внезапно все как один отпрянули в стороны, наползая друг на друга, словно люди в большой толпе, увидевшие вдруг что-то ужасное.
Буквально за считанные секунды в поясе аномалий образовался довольно широкий проход, через который мы прошли без каких-либо проблем под жалобное потрескивание «электродов» и недоуменное гудение «мясорубок». Лишь оказавшись на той стороне, я обернулся.
Аномалии неуверенно колыхались, явно испытывая неудобство в непривычной тесноте, но в то же время опасаясь незамедлительно вернуться на старые места. Что же на самом деле такое этот таинственный кусочек металла, который заказал мне Кузнец в обмен на свое суперснаряжение?
– Никто не ведает, что такое «шевелящийся магнит», «синяя панацея» или другой хабар, добытый в Зоне – редкий или не очень, – ответил Рэд на мой немой вопрос. – Некоторые сталкеры лишь знают о каждом из них немногим больше других, порой заплатив за это знание собственной жизнью. Например, мой русский друг Кирилл Панов перед смертью доказал, что «пустышка» – это магнитная ловушка. Правда, так и не смог объяснить, почему она магнитная и что именно способна ловить.
– Это Орф догадался засунуть «магнит» в «пустышку»? – спросил я.
Шухарт покачал головой.
– Орф держал его в особом контейнере с трехслойными освинцованными стенками и, как он сам признался, в течение многих лет не особо-то рвался открывать крышку. Я же, когда сунулся в его шкаф, увидел несколько «пустышек», вспомнил слова Кирилла и просто сопоставил факты.
– Впечатляет, – кивнул я.
Этот парень из далекой Америки был и вправду реальным сталкером, одним из лучших среди тех, что мне довелось встретить на своем пути. И это еще одна из причин, по которой я был бы не прочь, чтобы наши пути поскорее разошлись. Как говорил мой друг по прозвищу Японец, когда на одном узком мосту встречаются два самурая, одинаковые по силе и мастерству, им лучше сразу разойтись в разные стороны и поискать другие мосты – потому что вряд ли кто-то из них согласится уступить другому свой Путь.
– Держи, – сказал Шухарт, протягивая мне «пустышку» с «шевелящимся магнитом» внутри. – Кстати, думаю, будет справедливо, если мы разделим пополам хабар, который я прихватил из шкафа Орфа помимо «магнита» и «синей панацеи».
Рэд снова полез в свой вещмешок, из которого достал довольно объемистый контейнер. Отвинтив крышку, что-то прикинул в уме и извлек оттуда «рачий глаз» – хабар чрезвычайно редкий в Зоне, стоящий по местным меркам целое состояние.
– Твоя доля, – сказал американец, протягивая мне слабо мерцающий предмет. – Я там в шкафу у двухголового покопался, при этом лишнего не взял, только компенсацию за моральный ущерб.
– Да уж, не хотел бы я причинить тебе этот самый моральный ущерб, – сказал я, забирая предложенное. Не в моих правилах отказываться от того, что дают.
– Это точно, век не рассчитался бы, – невесело хмыкнул Рэд, явно думая о чем-то своем.
– Брось, – сказал я. – Хорош себя мучить. Просто езжай домой, вылечи их и будь счастлив.
– Ну да, – горько усмехнулся американец. – Как говорится, счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный.
– Для всех точно не получится, тем более – даром, – сказал я. – А вот своих сделать счастливыми – это твой долг.
– Наш долг, – поправил меня Шухарт. – Наш. Который каждый должен отдать сполна.
Я ничего не ответил, потому что у меня не было больше слов – как и тех, кому следовало отдавать долги. Я просто сказал «Удачи тебе, сталкер», повернулся и пошел к стене леса, все еще черной и зловещей, несмотря на рассвет, разгорающийся за моей спиной.
Пройдя примерно с четверть километра, я увидел кирпичный прямоугольник, торчащий справа от дороги прямо на границе с лесом. Вчера, когда на бензовозе вылетел на открытое пространство, не заметил его, а сейчас разглядел. Уникальный, кстати, памятник прошлому, въездной знак
